Шрифт:
Глава 1
Впервые за долгое время у этой молодой женщины пылали уши, как у подростка. Звали ее Серафима Игоревна Барская, и всю жизнь свою, честную и порядочную, она работала в библиотеке, что уже само по себе вызывало уважение, но не было престижно.
Воспитывала ее бабушка, одномоментно потерявшая и сына, и невестку. Других родственников у Светланы Тихоновны, кроме Симы, не осталось, поэтому всю свою любовь и все свое внимание Светлана Тихоновна сконцентрировала на внучке, единственной своей «кровиночке». Это излишнее внимание и сгубило все! Бабушка не отходила от нее ни на шаг. Сима не ходила в садик, бабушка не могла доверить свое дитятко никаким чужим, плохим теткам, да и дети могли обидеть ее «конфетку». На улицу бабушка выводила свою внученьку тоже крайне редко. Слишком яркое солнце – вредно! Напечет головку, будет солнечный удар! Кожа обгорит, болеть будет! Солнышко скрылось – тоже плохо! Становится прохладно, можно простудиться. Игрушки необходимо часто мыть в мыльной воде
– У этой девочки родители нехорошие, пьющие, – заявляла Светлана Тихоновна.
– Но она сама-то не пьет! При чем тут ее родители? – возражала Сима.
– Еще бы она пила!! Ты, как я вижу, дерзишь мне? Запомни, я для тебя – все, и ты для меня тоже, и никто чужой нам не нужен! Мы – это мы! У нас больше никого нет! В проблемной семье не может быть хорошего воспитания, и что вырастет из этой девочки! Она может научить тебя нехорошим вещам, а я уже немолодая, могу не уследить!!
– Каким вещам, бабушка? Я уже все понимаю! Меня ничему плохому не научат, да и она хорошая девочка, – внучка отчаянно пыталась отстоять свое право на общение со сверстницами.
– Она научит тебя ругаться, курить и, не дай бог, думать о мальчиках! – отвечала Светлана Тихоновна.
Уже с детства Серафима поняла, что самое страшное и коварное в жизни – это мальчики, которые, о ужас, в будущем превращаются просто в чудовищ, то есть в мужчин! А мужчина уже отождествлялся со всеми пороками. Они курили, пили и от женщин требовали только секса. Они хуже животных, и, разумеется, надо было держаться от них подальше. Эти похотливые самцы ждали Симу на каждом шагу ее жизни.
– А с Катей можно дружить? – спрашивала уже со слезами на глазах Серафима, которой просто не хватало девчачьего, подросткового общения.
– Катя? Кто у нас Катя? Это та в короткой юбке, думающая уже о мальчиках?
– Нет, она…
– А! Я вспомнила! Это та девочка, со слишком громким смехом, которую ругали на родительском собрании за то, что она красит ресницы! Это в таком-то возрасте! Она для чего это делает? Чтобы нравиться мальчикам? Она будет гулящей девкой! Они все так начинают!
– Нет, бабушка! Катя у нас новенькая. Она дочка учительницы по русскому и литературе! Она очень хорошая девочка! – уже рыдала Сима.
Светлана Тихоновна недовольно поджала губы. По всему выходило, что она просто не хотела никуда отпускать свою внучку. Дать бы волю Светлане Тихоновне, и она бы с удовольствием вообще закрыла свою внучку в четырех стенах на ключ. Но тогда бы к ней в дом пришли сотрудники соответствующих органов и поинтересовались бы: почему девочка не ходит в школу? Поэтому в эту «обитель нечестивости и разврата» Светлана Тихоновна была вынуждена отпускать свою «кровиночку». Она каждый день отводила Симу в школу и каждый день встречала ее, невзирая на уже подростковый возраст девочки. Все в классе смеялись над Серафимой, но это ничего не меняло.
– Бабушка, я тебя умоляю! Не подходи к школе, я приду сама! Да и ты отдохнешь! У нас все ходят в школу сами! – просила Серафима.
– Ты как со мной разговариваешь? Я отдала тебе все свои последние годы! Мне совершенно все равно, как к этому относятся все остальные, и отдыхать мне не хочется! Ты – единственное, что осталось от нашей семьи, и я тебя сохраню, нравится тебе это или не нравится! Я тебя сберегу, и ты должна радоваться бабушке, а не стыдиться ее! Или ты хотела пойти гулять с мальчиками после школы, чтобы я не узнала? Чтобы заразиться от них или забеременеть?
– Нет, бабушка… – снова впадала в оцепенение внучка.
– А я вот вижу, что да! Ты хочешь опозорить наш род и загнать в могилу свою старую бабушку!
– Я не хочу, бабушка, – начинала плакать Серафима, но лекции и нотация не прекращались еще часа три.
Когда же Светлана Тихоновна увидела, что ее внучка из девочки превращается в красивейшую девушку, у нее совсем стало плохо с головой. Она буквально «пасла» Симу, не давая ей расслабиться. Она следила за ее прической, одеждой, жестами и поведением. Разумеется, прическа допускалась одна – коса; длинная юбка, потупленные глаза, чтобы не видеть «похотливых взглядов мужчин», должны были уберечь девушку. Естественно, что при такой жизни, чтобы не сойти с ума, Серафима нашла себе единственных друзей – книги. Потому что, когда она их читала, вернее, поглощала от корочки до корочки, то испытывала и радость, и удовольствие – чувства, которых в реальной жизни она не испытывала. Она узнавала о дружбе, любви, о том, что в жизни ей было недоступно, незнакомо. Поэтому читала она с упоением и все свое свободное время, проживая чужие жизни и судьбы. Кроме того, это было единственное занятие, которое ей без ворчания и нотаций разрешала ее бабушка. Оно было безопасно. Тогда, в детстве, Серафима до конца не понимала, что с ней, с ее психикой и вообще жизнью делала Светлана Тихоновна. Она и потом не могла ее осуждать. То, что с бабушкой что-то случилось после потери сына, это и так было понятно. Что-то сдвинулось у нее тогда в голове, и появился страх потерять последнее. А внучка лишилась собственной воли и свободы, теперь все в ее жизни решала она – Светлана Тихоновна. Она делала зло не со зла.
Девочке не разрешалось приглашать детей на день рождения, потому что праздники расхолаживают и выбивают из «колеи послушания» и на них могут делать «нехорошие вещи». Когда Серафима однажды дала свой домашний номер телефона мальчику, который ей нравился, и он позвонил ей, естественно, нарвавшись на Светлану Тихоновну, девочка в первый раз была избита ремнем. С бабушкой чуть ли не гипертонический криз случился.
– Этого не может быть! Это – конец! Ужас! Вот и дождалась я позора! Ей всего пятнадцать лет, и ей уже звонят мальчики! Горе мне, горе! Моя внучка растет проституткой! Я всегда этого боялась! Все, что я вкладывала в нее светлого и чистого, пошло прахом!
Серафима забивалась в угол и плакала, она чувствовала себя очень плохой, порочной и, самое главное, униженной.
Из всех девочек Симе было разрешено общаться лишь с Катей Рыжовой, только потому, что у нее мама учительница и классный руководитель. Катя, по просьбе Серафимы, тоже надевала длинную юбку и заплетала волосы, когда у нее было опасение наткнуться на бабушку Симы. Конечно, Катя могла и не обращать на это внимания, но она очень любила Симу и хотела с ней дружить, ее чувства к подруге были искренними. Серафима очень редко приходила к Кате, потому что ее вообще не часто отпускали из дома, и наблюдала во все глаза за отношениями Кати и ее мамы – еще молодой женщины Анны Григорьевны Рыжовой. Отец у Кати погиб, когда она была еще совсем крошкой. Они обе были очень жизнерадостные, улыбчивые, рыжеволосые, кудрявые и с курносыми, веснушчатыми носами. Общались они словно две лучшие подружки, обе любили покрутиться перед зеркалом, мерить платья, и Анна Григорьевна даже собственноручно могла покрасить дочке ресницы. Она отпускала ее на дискотеки и школьные вечера, а также с девочками гулять в парк и в кафе. Серафима о такой жизни даже и не мечтала, она наблюдала за ними с широко раскрытыми глазами и трепетом в душе и, конечно, с потаенным желанием, чтобы и у нее было так же. Учительница, конечно, сразу заметила невероятную скованность в поведении Симы и пыталась хоть как-то ее вывести на откровенный разговор, но все было тщетно. Девочка просто шарахалась от любых предложений: сходить всем вместе посидеть в кафешке или распустить волосы, почувствовать себя девушкой. В то же время стоящая на страже добродетели внучки Светлана Тихоновна заметила изменение в поведении Симы, что она как-то повеселела, зарумянилась, и опять связала это с появлением тайного поклонника, то есть какого-нибудь мальчика. Она запретила Симе ходить к Екатерине, и тогда внучка взбунтовалась первый раз, она не хотела терять единственную подругу. Серафима совершила невозможный для нее поступок – она сбежала из дома к Анне Григорьевне и Кате. Светлана Тихоновна обратилась за помощью в полицию, чтобы «вернуть беглянку», и написала в школу порочащее молодого педагога товарища Рыжову письмо. Она обвинила ее в совращении малолетних, в том, что та заводит отношения с учениками не только педагогического свойства, что устроила дома вертеп, что она развращает ее внучку. Конечно, такой сигнал не оставили без внимания, но Анна Григорьевна оказалась не так проста. Она даже обрадовалась, что обстановка в семье Серафимы вышла на всеобщее обсуждение. И уж она, как здравый и грамотный человек, подготовилась ко всем проверкам с любой стороны. Мало того, Анна Григорьевна отвела Серафиму к психотерапевту на обследование и тестирование и предъявила неопровержимые доказательства того, что девочка воспитывалась деспотическими методами, что у нее подавлена воля, что она полна страхов, комплексов, что к ней применялось и физическое насилие, и очень длительное время тяжелое, подавляющее психологическое воздействие. Учителя все как один встали на защиту Анны Григорьевны, охарактеризовав ее как порядочного педагога. А вот соседи Серафимы не встали на защиту Светланы Тихоновны.
– Девочка очень хорошая, умная, здоровается, ведет себя тихо. Даже очень тихо. А вот бабушка ее все недовольна. Все ворчит и ворчит, пилит ее и пилит. Из дома девочку совсем не отпускает, в гости к ним никто не ходит. В общем, жалко девчонку. Ни отца, ни матери, заступиться-то некому! Ходит все время с потухшими глазами и опущенными плечами.
И тут сложилась очень интересная ситуация. Саму Светлану Тихоновну обвинили в плохом воспитании и пригрозили привлечь к ответственности, лишить опеки. Серафиме к тому времени исполнилось пятнадцать лет, и она имела право выбирать, с кем ей жить. Для начала ей было предложено перейти в интернат. Анна Григорьевна сказала, что девочка может жить с ними, тем более что она является подругой, лучшей подругой ее дочери. И тогда Светлана Тихоновна серьезно занервничала. Она реально испугалась, что может лишиться своей внучки, а в принципе всей своей жизни. И она пошла на попятную. Она слезно пообещала, что пересмотрит свое отношение к внучке и разрешит девочке видеться с друзьями, а также посещать кружки, на которые Серафима давно уже хотела ходить.