Морриган. Отраженье кривых зеркал
Шрифт:
– З-зеркала? О боже. Кто-то погиб? С Оливией все в порядке?
От внимания Морриган эта фраза не ускользнула.
– Оливия защитила себя чарами. Она идет на поправку. Но Линн и ваша мать…
Эмма закрыла руками лицо и затряслась в беззвучных рыданиях. Морриган же, воспользовавшись ситуацией, исподволь изучала наследницу короны. Без зеркал и свеч воззвать к сильной черной магии она не могла, оставалось только полагаться на ведьминскую интуицию. И пока она подсказывала, что в реакции Эммы на известие нет ни грамма фальши.
Маска успокоилась на удивление быстро. Дэмьен –
– Линн, мама… Значит, Оливия – королева?
– Да, и вы – следующая претендентка на трон, – сощурив глаза, произнесла Морриган. Дэмьен шикнул, но она не обратила на него никакого внимания. Интуиция интуицией, но не хотелось так быстро вычеркивать Эмму Фитцджеральд из списка потенциальных убийц. Он и без того был весьма лаконичен.
Эмма нервно рассмеялась.
– Королева? Я? Боюсь, это совсем не для меня. Линн – другое дело. Веретницы живут меньше других черных ведьм. Много энергии уходит… Мама готовилась дожить лет до ста, если повезет, а потом передать трон Линн. Она – единственная, кто не разочаровывал маму. Мы с Олив не отвечали ее требованиям, а Лин… она была очень похожа на нее. И сильнее нас двоих вместе взятых.
В словах и тоне Эммы было столько горечи, что Морриган неожиданно для самой себя почувствовала к ней искру симпатии. Как же похожи были истории двух, с виду таких разных семей: Фитцджеральд и Блэр. Нелюбовь и равнодушие матери, ее зацикленность на постижении ведьминского искусства и отказ одной из дочерей идти по ее стопам, который, конечно же, одобрения не вызвал.
– То есть она вообще не видела тебя или Оливию в роли королевы?
Эмма невесело усмехнулась.
– Обычно, читая нам очередную лекцию, она говорила так: младшая бесталанна, а средняя вечно витает в облаках.
Морриган вздернула бровь. Жестоко.
– И усугубляло ситуацию то, что ты не стала веретницей, как твоя мать, Оливия и Линн.
– Я хотела стать белой ведьмой. – Эмма вздернула подбородок. – Так… глупо, что я оказалась среди себе подобных, но не могу даже с ними заговорить! Насмешка судьбы, не иначе.
Морриган разочарованно куснула губу. Белая ведьма? Это не так уж и удивительно – нередко дети черных ведьм, насмотревшись на жуткие ритуалы матерей и на их не менее жуткие последствия, навсегда зарекаются обращаться к черной магии. Что уж говорить о веретничестве, которое даже у нее самой, зеркалицы, вызывало брезгливую гримасу. Впустить в себя темную сущность, которая будет паразитировать, пить твои жизненные соки, взамен давая право творить черные чары, вызывать призраков и духов, насылать порчу на людей… Морриган всегда считала, что веретничество – самое низкое и мерзкое из всех разновидностей черной магии. Неизвестно, как повернулась бы ее судьба, если бы Бадб была веретницей. Вполне возможно, что тогда Морриган пошла бы по пути Рианнон, отринув родовой дар.
Вот только… если Эмма говорила правду, то на роль подозреваемой не годилась вовсе.
– Эмма… Ты знаешь кого-нибудь из своего окружения, кто не любил твою мать и занимался зеркальной магией?
– Нет. Не знаю. Может быть, но… об этом не принято распространятся. Если это кто-то из глав враждующих с нами Домов, то они тем более будут молчать об особенностях своего дара.
– Не могу не согласиться, – заметил Дэмьен. – Эмма… Понятно, что у вашей семьи много врагов. Но что насчет тех, кто вхож в твой дом? Ваши с сестрами союзники, друзья? Гм… любовники?
Прежде словоохотливая, маска насторожилась.
– Почему я должна рассказывать вам об этом?
– Послушай, это в твоих же интересах, – убежденно сказала Морриган. – Ты ведь наверняка хочешь поймать того, кто убил твою сестру и мать.
Эмма молчала, обхватив себя руками за плечи. Морриган обреченно поняла: с каждой секундой охватывающего ее недоверия Эмма все больше замыкается в себе. А значит, разговорить ее будет просто невозможно.
Дэмьен тронул Морриган за локоть, бросил маске:
– Прошу нас извинить.
Оказавшись на небольшом расстоянии от Эммы Фитцджеральд, шепнул:
– Морриган, твои замашки крутой черной ведьмы здесь не помогут. Поверь мне. Я могу не знать многого, но людей я знаю. Научился их узнавать. Ты можешь получить расположение Эммы, но только если будешь искренней.
– А ты?
– Мне, мужчине, она не доверится. И она, как белая ведьма, чувствует во мне силу зверя. Чувствует во мне берсерка и подсознательно боится.
Запрокинув голову, Морриган резко выдохнула. Разговор по душам – что может быть проще для такой, как она?
Высвободившись из хватки Дэмьена, она решительным шагом направилась к Эмме. Та вдруг съежилась, словно испугавшись, что ее сейчас ударят. Нет, в семье Фитцджеральд определенно была только одна королева. Возможно, Линн смогла бы стать ее достойной заменой – но этого им никогда уже не узнать.
– Эмма, я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Но Оливия, Линн и твоя мама стали не единственными жертвами убийцы. Пострадала моя сестра. Точнее… он убил ее. Но благодаря тому, что она была зеркалицей и благодаря моей магии она сумела сохранить душу. Ты носишь маску, но однажды ты ее снимешь и заживешь счастливой – надеюсь – жизнью рядом с сестрой. Рианнон же слепа на всю оставшуюся жизнь, слепа и вынуждена остаться здесь, в Пропасти, навсегда, хотя ее дом – Кенгьюбери. Я должна сделать для нее хоть что-то. Я уже не гонюсь за тем, чтобы обелить свое имя, хотя припомню это убийце всенепременно. Но я должна отомстить за сестру. Должна его остановить.
Эмма долго молчала – так долго, что Морриган уже потеряла надежду на ответ.
– Но как вам поможет информация о тех, кто вхож в Тольдебраль?
– Все дело в зеркале. С него все началось и им – пока – закончилось. Я должна понять, откуда в нем эти чары. Кто и зачем зачаровал его, и кто – или что – прячется внутри. Кто или что убивает людей. Мою сестру. Твою сестру и маму. Невинных, случайных жертв, которые пострадали лишь для того, чтобы убийца проник в Пропасть.
Морриган рассказала все, что знала на текущий момент: о зеркале и способе убийства, о жертвах и о долгом пути духа зеркала обратно в Пропасть.