Морриган. Отраженье кривых зеркал
Шрифт:
– Не та, первая, сучка, а моя сестра Рианнон, – прошипела она, слыша, как кровь пульсирует в висках.
– Морриган, – спокойно сказал Дэмьен, – не повторяй моих ошибок – не иди на поводу инстинктов и эмоций. Подумай о сестре.
Его голос странным образом ее отрезвил. Морриган отступила назад, возвращая кинжал берсерку.
– Ты прав, – хрипло сказала она. – Теперь это дело серой стражи.
– А Этан? – взмолилась Оливия.
Морриган, которая принялась распечатывать дверь, освобождая дорогу, замерла.
– Ты разве забыла? Этан Ривс мертв.
Оливия всхлипнула, поняв, что кроется
– И вот еще что. Я не знаю, насколько расторопна и сообразительна серая стража, но я лично буду наблюдать за тем, как тебя будут судить, – пообещала Морриган. – И если я сочту наказание недостаточно справедливым… я это исправлю. Пусть мне знакома ненависть и пускай кровь и не на твоих руках, но именно из-за тебя пострадала моя сестра. Ты не лич, увы, а рисковать свободой я не имею права. Но я настоятельно советую больше никогда не попадаться на моем пути.
Дэмьен передал Оливию серой страже. Достаточно взрослая для ненависти, но недостаточно сообразительная для хладнокровной убийцы, Оливия Фитцджеральд расплатится за свои ошибки сполна.
Этой же ночью, уже после того, как Рианнон отправилась спать, Дэмьен предложил Морриган отпраздновать удачное завершение «дела». Вино было чудесным, и впервые за несколько недель она позволила себе расслабиться. Наверное, всему виной вино, но их беседа перетекла с невинных тем на более личные.
– Хочешь, открою секрет? – медленно сказала Морриган, любуясь игрой света в бокале вина. – Мне близка история Эммы, Оливии и Агнес Фитцджеральд. Настолько, что в какой-то момент я видела вместо Оливии… себя. Я не говорю о том, что смогла бы убить Бадб, но иногда и меня переполняла ненависть. Она… о господи, она – зеркальное отражение Агнес. Властная, сильная, холодная… деспотичная. И глядя на Оливию, я задавалась вопросом: неужели я могла бы оказаться на ее месте? И поняла, что нет, не могла бы. Всему, даже ненависти и жестокости, есть предел. Но тот момент… те сомнения… это было по-настоящему страшно.
Они помолчали, каждый думая о своем. Берсерк и зеркалица сидели очень близко друг к другу – на одной софе, на расстоянии ладони.
– Кажется, моя пора признаваться, – с такой непривычной для него улыбкой сказал Дэмьен.
Откинув голову назад, Морриган рассмеялась.
– Это не игра. Ты не обязан отплачивать мне той же монетой.
– Быть может, я этого хочу? Знаешь, те вспышки ярости, которые я не мог контролировать… Они начались в первый же день, как я встретил в Кенгьюбери тебя. Я не хотел этого признавать… но только ты так на меня влияла.
– Почему?
– Я не знаю. Хотел бы знать, но… Я научился жить с тем, какой я есть, смирился с тем, что таким мне быть до конца жизни, и научился жить в ладу с собой и своей сумасшедшей силой. Научился ее подчинять, хотя это стоило мне огромного труда. А появилась ты… и все перевернула вверх дном.
В голосе Дэмьена звучала горечь. Так отчего тогда Морриган так будоражило то, что он говорил? Неужели оттого, что она хотела чувствовать себя рядом с ним, для него… особенной, уникальной? Знать, что действует на него так, что одним своим прикосновением срывает оковы контроля?
Морриган поставила бокал на хрустальный столик. Развернулась к Дэмьену, чувствуя приятное головокружение. Одно стремительное движение – и она оказалась у него на коленях. Пальцы, запутавшиеся в темных волосах, скользнувшие по татуировке кобры на шее; пахнущий вином долгий и страстный поцелуй…
И накатившее ледяной волной непонимание, когда берсерк, приподняв ее за талию, снял с колен, усадив рядом. Ушла расслабленность из серых глаз, и вдруг показалось, что где-то на дне пляшут алые искры.
– Это лишнее, – отрывисто сказал Дэмьен, стараясь не встречаться с ней взглядом.
– Да что с тобой не так? – взорвалась Морриган. – Я же вижу, как ты на меня смотришь! Знаю, что ты думаешь и чувствуешь.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – тихо сказал Дэмьен. – И будет лучше, если так все это и останется.
И он просто… ушел.
Морриган переполняли гнев пополам с неверием. Чертов Дэмьен! Пусть убирается прямо в ад.
Слушая, как затихают его шаги, она схватила со стола бутылку вина, сделала несколько глотков прямо из горла… чтобы через несколько мгновений со всего размаха швырнуть в стену, давая выход своей ярости. Осколки прозрачным дождем посыпались на пол, но облегчения она не ощутила. Призвала магию, которая уничтожила осколки и разлитое вино. Никто не должен догадаться, что она потерпела сокрушительное и немыслимо унизительное поражение.
Никто не смеет отказывать Морриган Блэр.
Она надела свое лучшее платье – ярко-алое, которое так сильно нравилось Рианнон. Покинула особняк, а потом – и саму Пропасть, возвращаясь в родной когда-то Кенгьюбери.
Морриган отдавала себе отчет: доказать, что она не убийца, будет не просто сложно, а практически невозможно – ведь агенты Департамента не имеют доступа в Пропасть, а серая стража не появляется в Кенгьюбери. Но в дом Николаса Куинна в эту ночь ее привело не желание рассказать историю семьи Фитцджеральд, а ярость отверженной женщины, которая знала, что в нее влюблен кто-то другой.
– Морриган? – Ник был не на шутку обеспокоен.
Но его расспросы заглушил ее поцелуй. Она скинула одежду прямо у порога, едва позаботившись о том, чтобы закрыть за собой дверь. Наслаждалась жадными поцелуями, целиком себя отдавая. Но, закрывая глаза, видела другое лицо.
После Морриган долго лежала, притворяясь спящей. Дождалась, когда уснет Ник, неспешно оделась и выскользнула за дверь. На пороге она даже не оглянулась.
Чтобы узнать, где находится вход в Пропасть, ей пришлось призвать Бадб. Та наверняка догадалась, что привело дочь ночью в Кенгьюбери, но по ее лицу невозможно было понять, что она думает об этом. А Морриган было просто все равно.
Вернувшись в особняк, она вынула из брошенной на пол сумки зеркало, в котором, как в филактерии, была заключена душа Этана Ривса. Переоделась в костюм Охотницы, понимая, что, возможно, надевает его в последний раз, повесила на пояс верную плеть. Привычный ритуал – зеркала и свечи. Переступив невидимую черту, оказалась на Изнанке – маленьком ее клочке, в специально сотворенной ею тюрьмы для убийцы Рианнон.
Глядя в расширяющиеся зрачки Этана Ривса, Морриган превратила хлыст в молнию.