Морская Дама, Узор из лунного света
Шрифт:
– У меня была судорога, - сказала Морская Дама, прижимаясь щекой к щеке Фреда и косясь на миссис Бантинг.
– Я убеждена, что это была судорога. Она еще не прошла.
– Я не вижу никого, кто бы...
– начала миссис Бантинг.
– Прошу вас, отнесите меня в дом, - сказала Морская Дама, прикрыв глаза, как будто ей стало дурно, хотя щека ее оставалась по-прежнему румяной и теплой.
– Отнесите меня в дом.
– Куда?
– спросил запыхавшийся Фред.
– В дом, - прошептала она.
– В какой дом?
Миссис Бантинг придвинулась
– В ваш дом.
– Морская Дама окончательно закрыла глаза и больше ни в какие разговоры не вступала.
– Она... Но я не понимаю...
– произнесла миссис Бантинг, обращаясь ко всем присутствующим.
И тут они увидели Его. Первой увидела его Нетти, младшая мисс Бантинг. По ее словам, она показала на него пальцем прежде, чем обрела дар речи. И тогда его увидели все! Последней его увидела, насколько я понимаю, мисс Глендауэр. Во всяком случае, это было бы вполне в ее духе.
– Мама!
– сказала Нетти, выразив всеобщий ужас.
– Мама, у нее хвост!
Все трое горничных и Мэйбл Глендауэр одна за другой вскричали:
– Смотрите! Хвост!
– Ну, знаете ли...
– произнесла миссис Бантинг, после чего язык отказался ей служить.
– О!
– произнесла мисс Глендауэр, схватившись за сердце.
И тут одна из горничных нашла нужное слово.
– Это русалка!
– взвизгнула она, и все в один голос воскликнули:
– Это русалка!
Все, кроме самой русалки, которая в притворном обмороке недвижно покоилась отчасти на плече Фреда и целиком в его объятьях.
II
Так выглядела эта немая сцена, насколько мне удалось восстановить ее из разрозненных обрывков. Попробуйте представить себе маленькую кучку людей на пляже и немного в стороне - мистера Бантинга, который выходит из воды, очень мокрый, не веря своим глазам и чувствуя себя наполовину утопленником. И соседскую лестницу, которая тихо уплывает в открытое море. Это, безусловно, была одна из тех ситуаций, что не могут остаться незамеченными.
И она действительно не осталась незамеченной. Дело происходило чуть ниже границы высокой воды, ярдах в тридцати от дома. Как говорила моему троюродному брату Мелвилу миссис Бантинг, решительно никто не знал, что делать, а ведь все они в избытке отличались нашим национальным свойством боязнью быть застигнутым в замешательстве. Только русалку, видимо, вполне устраивала роль прелестной загадки - она по-прежнему прижималась к Фреду, словно создана была лишь для того, чтобы мужчины носили ее на руках.
Кажется, именно в этот момент на сцену в полном составе высыпало весьма многочисленное семейство, снимавшее один из домов, - они смотрели во все глаза и оживленно жестикулировали. Это были люди как раз того сорта, с каким Бантинги не желали иметь дела, - может быть, даже из торгового сословия. Вскоре один из мужчин - особенно вульгарный тип, излюбленным занятием которого была стрельба по чайкам, - начал спускать на пляж лестницу, словно собирался вмешаться со своими непрошеными советами. Кроме того, миссис Бантинг заметила черные зрачки
А ко всему прочему, вдруг появился некий известный писатель, занимавший соседний дом - раздражительный брюнет с круглой головой и в очках, - и принялся с высоты неприступной стены кричать какие-то глупости про свою лестницу. Заниматься его дурацкой лестницей никто, естественно, и не собирался, что вызвало у него совершенно непонятное недовольство. Судя по тону и жестам, он выкрикивал всякие грубые слова и, казалось, намеревался вот-вот спрыгнуть на пляж и подойти.
И тут, в довершение всего, из-за западной буны показались Презренные Туристы!
Сначала над букой появились их головы, потом стали слышны голоса. А потом они принялись с радостными криками карабкаться на буку.
– Бесподобно! Бесподобно!
– перекликались, взбираясь наверх, Презренные Туристы (в тот год "бесподобно" было самым модным словечком). И еще: - Ого-го, держитесь!
– И потом, уже ближе к делу: - Эй, что там такое стряслось?
– Бесподобно! Бесподобно!
– неслись снизу голоса еще невидимых Презренных Туристов: группа, очевидно, была многочисленная.
– Что-нибудь неладно?
– крикнул наугад один из Презренных Туристов.
– Боже мой!
– сказала миссис Бантинг, обращаясь к Мэйбл.
– Что нам делать?
И когда она излагала события моему троюродному брату Мелвилу, это неизменно звучало как подлинный гвоздь всего рассказа: "Боже МОЙ! Что нам ДЕЛАТЬ?"
Я думаю, что в отчаянии она даже взглянула в сторону моря. Но разумеется, если теперь бросить русалку обратно в воду, потом придется - о ужас!
– как-то все объяснять...
Очевидно, оставалось только одно. Миссис Бантинг так и сказала:
– Остается только одно - внести ее в дом.
И ее внесли в дом!..
Не так уж трудно вообразить себе эту маленькую процессию. Впереди Фред, мокрый и ошеломленный, но все еще крепко прижимающий к себе русалку, чувствующий, что она тоже прижимается к нему, и притом слишком запыхавшийся, чтобы вымолвить хоть слово. На руках у него - Морская Дама. Насколько я понимаю, у нее была прелестная фигура - до самого того места, где начинался этот ужасный хвост (с плавником на конце, который, как доверительным шепотом сообщила миссис Бантинг моему троюродному брату, был повернут вертикально и имел заостренные концы, точь-в-точь как у макрели). Наверное, хвост болтался внизу, и с него на дорожку капала вода. Одета была русалка в очень изящное и очень длинное платье из какой-то красной ткани, отделанное белым кружевом, и еще, как сказала мне Мэйбл, на ней было болеро, хотя его вряд ли можно было видеть, когда они шли через сад. А ее пышные золотистые волосы скрывала фригийская шапочка, оставляя на виду лишь белый, гладкий низкий лоб над глазами цвета морской волны. Судя по тому, что последовало в дальнейшем, я полагаю, что в тот момент русалка с большим интересом и вниманием разглядывала веранду и окна дома.