Морская дорога

Ле Гуин Урсула Кребер

Мистер Сэнди Макдауэлл специально для меня приготовил дом Приготовил - с точки зрения мужчины, конечно В домике две комнаты, стоит он отдельно от остальных, чуть южнее, под огромными черными елями близ песчаных дюн Улицы городка с деревянными тротуарами до этого места не доходят, но песчаная проезжая дорога проходит прямо перед моими окнами Мистер Макдауэлл называет ее Морской дорогой и утверждает, что они собираются построить вдоль этой дороги деревянный тротуар, когда прорубят другую дорогу до Бретон-Хэд, которая будет проходить к северу от городка. Почту сюда доставляют из других, более южных прибрежных городков, пока по берегу может проехать почтовая карета. Однако зимой это невозможно из-за слишком высоких приливов. Мистер Макдауэлл все извинялся передо мной за дом. Это, собственно, просто жалкая маленькая хижина. И довольно

темная, надо сказать. Очаг, правда, в порядке, и сколько угодно дров (которые мне еще нужно порубить); дрова аккуратно сложены возле дома. А вот крыша явно никуда не годится. Мистер Макдауэлл выразил надежду, что я не буду чувствовать себя здесь слишком одиноко. Он сказал, что это пока что единственный свободный дом в городе, но потом они непременно постараются устроить мне квартирку на верхнем этаже своего дома, прямо над магазином, входить туда будет нужно с черного входа. Он мне раз десять повторил, что я, мол, не из робких. А он сказал, что так и подумал.

Он говорит, что здесь нет никаких индейцев, и уже лет десять никто из охотников не смог подстрелить ни одного когуара или пумы. Довольно далеко отсюда, за Рек-Поинт, живет, правда, одна старая индейская женщина. Теперь я уже дважды видела ее. А сегодня утром я встала, чтобы растопить плиту, пока дети еще спят, увидела, что дождь прекратился, и вышла на порог, да так и застыла: в лучах рассвета мимо моего дома к югу шли лоси, двигаясь гуськом по впадине меж дюн. Они шли один за другим, высокие, чем-то похожие на очень больших лошадей; у некоторых были ветвистые рога, похожие на молодые деревца! Я сосчитала их: тридцать девять. И каждый, проходя мимо, посмотрел на меня своими темными ясными глазами.

ВИРДЖИНИЯ, 1975

Всегда существовала некая официальная история; на ее материале делают доклады, она хранится в архивах - в общем, это История с большой буквы. А есть другая история, порождение легенд и преданий, дитя, родившееся вне брака, вырвавшееся из уст, запечатанных печатью, выбравшееся на свободу между напряженно стиснутыми бедрами.

Извиваясь, что было сил проталкиваясь наружу, она в итоге встает на ножки и убегает, плача и громко крича: свободу! свободу! Пока эту маленькую историю не изнасилует бог, не запрет ее в архивы и не превратит в солидную Историю. Но это произойдет не раньше, чем у маленькой истории родится ребенок, и тогда все начнется сначала.

Одна из таких историй рассказывает о том, как горюющая мать искала свою пропавшую дочь на земле и в морях, и, пока она ее искала и горевала, не проросло ни одно зерно в полях, не распустился ни один цветок. Но как только она ее нашла, сразу наступила весна. Зацвели и дали семена дикие травы, запели птицы, западный ветер принес мелкий частый дождик.

Но ее юная дочь уже больше не была девушкой, ибо утратила свою невинность и стала женой повелителя Подземного царства; каждый год на полгода она была обязана возвращаться к своему супругу под землю, в Царство мертвых, оставляя мать в мире живых, мире света. И, пока дочь мертва и мать оплакивает ее, у нас стоят осень и зима.

Эта история правдива. Это легенда - настоящая История.

Но у маленькой истории всегда рождается новое дитя, и каждое новорожденное дитя имеет свою историю и желает ее рассказать. Историю неофициальную, неподтвержденную.

Вернувшись в Подземное царство, дочь не теряла времени даром - она полвечности правила им, как истинная королева. Она навела там порядок в архивах, расставив на полках все книги законов, и разобрала все папки в канцелярии. Пожив со своим супругом назначенных полгода, она всегда заранее ощущала приближение ее очередного визита к матери. Она догадывалась об этом по поведению корней, проросших в глубь земли сквозь низкие каменные своды Подземного мира; это были стержневые корни огромных деревьев: дубов, буков, каштанов, секвой, ибо только самые мощные, самые длинные корни способны пробраться так далеко в глубины земные; и вот на этих могучих корнях появлялись крошечные юные корешочки, похожие на тонкие завивающиеся волоски, которые росли, набираясь сил, и стремились выбраться из влажной, темной, твердой земли наверх, пробиться сквозь скалистые своды, которые там заменяют свод небесный. Стоило ей это увидеть, и она понимала, что деревья испытывают нужду в ее появлении в Верхнем мире и в приходе весны, принести которую может только она.

Итак, она пошла к своему супругу, Судье. Она явилась в зал суда и встала перед ним как истина. Безропотные толпы мертвых, эти тени жизни, ждущие его суда, расступились перед нею, и она прошла сквозь них, как зеленый росток проходит сквозь слой опавшей и полусгнившей листвы под конец зимы, как поток паводковых вод ломает старый ноздреватый лед. Она остановилась перед золотым троном Судьи среди серебряных колонн на инкрустированном самоцветами полу и спокойно изложила свое требование: "Господин мой, согласно условиям нашего договора, мне пора возвращаться наверх".

Он не мог отрицать этого, хотя ему очень хотелось ее удержать. Одна лишь Справедливость что-то значит для него, повелителя Царства мертвых, ибо милосердия он лишен. Его прекрасное темное лицо стало печальным.

Он сурово смотрел на нее, и глаза его были похожи на серебряные монеты; но он ничего не сказал ей, лишь один раз склонил голову в знак согласия.

Она тут же повернулась и пошла прочь. Легко поднималась она по долгим переходам и лестницам, ведущим наверх. Пес залаял, и старый лодочник нахмурился, когда они увидели, что она снова стоит одна на берегу темной реки, но она лишь рассмеялась и смело ступила в лодку Перевозчика, чтобы поскорее оказаться на другом берегу, где ее уже ждало огромное множество живых существ. Легко выпрыгнула она из лодки и побежала вверх по светлеющим тропкам, и наконец, миновав последнюю лощину, вышла навстречу солнцу.

Перед ней раскинулись бурые поля, насквозь промокшие после долго лежавшего и только что растаявшего снега и обильных дождей. Ее ступни, которые в Подземном царстве всегда были такими чистыми, тут же почернели от грязи. А волосы, такие пушистые и аккуратно причесанные, разметал ветер и намочил весенний дождь. Но она только смеялась и вприпрыжку, как козочка, бежала домой, к матери.

И вот показался ее дом. Сад был неприбран, исхлестанный зимними ветрами. "Ничего, я о тебе позабочусь!" - шепнула она ему. Дверь дома оказалась распахнутой настежь. "Они меня ждали и, должно быть, вышли навстречу!" - воскликнула она. Однако очаг был холоден, тарелки со стола убраны, и в комнатах никого не было. "Наверное, я слишком опоздала, решила она.
– Но почему же они просто не подождали меня здесь?"

Она разожгла в очаге огонь. Принесла и поставила на стол хлеб, сыр и красное вино. А когда спустился темный вечер, зажгла все лампы, чтобы светящиеся окна дома были видны издалека, чтобы ее мать и бабушка, плетясь по дороге под дождем, сразу все поняли, увидев в доме яркий свет, и обрадовались: "Посмотри-ка! Она дома!"

Но они не приходили. Миновала ночь; день проходил за днем. Она прибрала дом; привела в порядок сад и старательно ухаживала за ним; посадила огород. Зазеленели поля, деревья покрылись листвой, вдоль садовых дорожек расцвели первые цветы: бледно-желтые нарциссы, примулы, колокольчики, маргаритки. Но ее мать и бабушка так и не пришли. Где же они? Что так задержало их в пути? Она пустилась по полям на поиски и довольно скоро нашла обеих...

Я не хочу рассказывать эту историю. Не хочу рассказывать о том, как девочка видит, что ее бабушку сожгли заживо, а мать изнасиловали - враги, солдаты, партизаны, воинствующие патриоты, верующие, неверующие, террористы, противники или сторонники; корпорации, исполнительные менеджеры, стройные ряды папок с документами, вожди и их последователи, те, кто приказы отдает, и те, кто приказам подчиняется, правительство, государственный аппарат... Что может быть хуже, чем быть пойманной государственным аппаратом? Попасть в действующий механизм управления и превратиться в истерзанные куски плоти, быть вывернутой наизнанку? Так превращается в лепешку тело, раздавленное танком, тяжелым грузовиком или трактором; гусеницы и огромные колеса размалывают в мерзкое месиво нежные прекрасные руки, крошат кости, кровь, лимфа и моча брызжут во все стороны, ибо плоть это не трава. Нет, я не хочу рассказывать, что девочка видит своего бога и то, что этот бог делает. Я не хочу рассказывать историю девочки, той девочки, в которой воплощена весна нашего мира, ибо девочка эта, выйдя из родного дома, увидела, что ее бабушку облили бензином и подожгли, и она вся объята языками пламени, и ее седые волосы трещат в огне... Она увидела, как ноги ее матери раздвинул некий механизм, глубоко воткнул меж ними дуло ружья, а потом ружье выстрелило...