Шрифт:
====== Глава 1 ======
Эрик не мог представить, что такое возможно. Нет! Разум отказывался принимать случившееся всерьез, хотя все органы чувств говорили об обратном.
На его вытянутое, гладкое тело давила толща морской воды, наполненной множеством незнакомых запахов. Вибрация, идущая от винтов яхты Шмидта, оглушала. Он не мог остановиться, инстинктивно продолжая плыть, пропуская через свою большую клыкастую пасть и жабры потоки воды, снабжающие организм спасительным кислородом.
Он был акулой и стремительно уплывал в глубины Северного моря подальше от «Каспартины» и ее проклятой команды.
Лениво
Чем ближе к гавани, тем теплее и грязнее становилась вода, и когда Чарльз уже хотел всплывать, высунув голову и плечи над водой, из-за большого заостренного пиками камня выплыла Рейвен.
— Опять ты к людям, Чарльз? — она улыбнулась, и на фоне синей чешуйчатой кожи ее зубы выглядели жемчужно-белыми.
В отличие от брата, Рейвен не была русалкой. Вместо длинного красивого хвоста у нее были ноги, не менее красивые на взгляд Чарльза, но столь же нелюбимые ею, как и тот мир, который она давно покинула. Чарльз бы никому и никогда не рассказал о том, что знает: несмотря на агрессивные выпады Рейвен в сторону людей и сухопутного мира, девушка порой скучала по родной земле и потому держалась от нее подальше, все еще лелея детскую обиду на всех двуногих. Узрев однажды шестилетнюю синекожую мутантку со сверкающими желтыми глазами, испуганные люди предпочли избавиться от «маленького дьявола». Ее, рыдающую и вырывающуюся, попытались утопить в море, привязав камень к шее. И если бы не мутация, пришедшая на помощь и позволившая отрастить жабры, и не Чарльз, оказавшийся неподалеку и спасший беднягу от голодной акулы, Рейвен не стала бы одной из их стаи.
— Ты же знаешь, я не люблю акульи бои. Это неразумное и жестокое развлечение стоило жизни не одной русалке и акуле, а нам и в обычное время хватает проблем, чтобы понапрасну подвергать себя опасности.
Чарльз выглядел хмуро, но сбавил скорость, чтобы Рейвен могла плыть рядом. Он снова поругался со Старейшиной по поводу сомнительного развлечения, но добился лишь тяжелого неодобрительного взгляда и короткого указания убираться прочь.
— Традиции есть традиции, Чарльз. Так повелось задолго до нашего рождения. Не думаю, что кто-то отменит эти бои только потому, что ты не любишь проливать кровь из-за своей мягкотелости.
Русал недовольно булькнул, но комментировать не стал. Рейвен частенько пыталась его подколоть чем-то подобным, но Чарльз оставался непреклонен в своих взглядах на мирное существование. Не встретив сопротивления, она продолжила монолог:
— В бою закаляется дух, когда ты уже это поймешь? Или ты, или тебя. Это ведь правило жизни в море. А акульи бои, как тренировка: каждый юный русал может доказать, что способен выйти на большую охоту и защищать стаю наравне со взрослыми! Или думаешь, лучше сразу выпускать весь молодняк в открытые воды и смотреть, кто выживет? По крайней мере, в бойцовской клетке у них есть шанс.
— Мы это уже обсуждали, Рейвен. Я не в настроении опять спорить, честно говоря, — русал выглядел уставшим, да и чувствовал себя также.
Иногда он был готов применить к Старейшине свой телепатический дар, чтобы склонить его на свою сторону, раз уж множество разумных аргументов не возымели эффекта. Но это было все еще тем табу, которое он не нарушал ни разу, а потому еще не отправился на корм акулам или растерзание чужой стае. К телепатам у русалок, привычных к самым разным мутациям, все же имелось особое отношение. Никакой Старейшина не потерпел бы русала, угрожающего его статусу «подлой» мутацией, непригодной для честной схватки. И только то, что отец Чарльза был когда-то другом нынешнего Старейшины, а сам Чарльз считался одним из самых мирных русалок в их стае, его еще не выгнали. К тому же держать при себе телепата во время переговоров с чужими русалками было очень выгодно.
Но из года в год, споря со Старейшиной то из-за бессмысленных акульих боев, то из-за стычек с чужаками, которых можно было избежать, Чарльз раз за разом попадал в немилость как вожака стаи и его советников, так и других русалок. А кровь продолжала литься понапрасну. И в последнее время Чарльз просто старался избегать жестоких зрелищ, предпочитая в одиночестве уплывать к берегу.
— Вместо того, чтобы смотреть на естественную в нашем мире борьбу, ты предпочитаешь наблюдать за людьми, чья жестокость куда изобретательней и страшней пасти акулы?
Рейвен зло ухмыльнулась, но Чарльз не поддался на провокацию. Ни русалки, ни люди не были жестоки по своей природе — не более, чем касатка, убивающая морского котика, чтобы насытиться и накормить своего детеныша. Только от самой стаи, людской или русалочьей, зависело, будет поощряться излишняя агрессия или нет. К досаде Чарльза, кажется, и под водой, и на суше все было не так хорошо, как хотелось. Судьба Рейвен и те бои, на которые так любила смотреть его сестра, были ярким тому доказательством.
Он все же попытался сменить тему:
— Мне нравится слушать человеческие мысли. В них столько интересного, — глаза русала засветились в предвкушении, как всегда бывало, когда он приближался к гавани. Рейвен в таких случаях оставалось лишь недовольно булькать.
— Ничего там нет интересного. Серые дома, грязь, вонючие бомжи и собачье дерьмо.
Чарльз закатил глаза. Он-то знал, что Рейвен помнила не только плохое о людях и их мире, хотя тщательно пыталась скрыть это. Что затруднительно, когда твой брат — телепат.
— Ладно, плыви к своим людишкам. А я, пожалуй, посмотрю на бои. Может, и почувствовать удастся… — девушка развернулась и поплыла прочь, оставляя за спиной берег и дневную суету небольшого порта.
Все сладостное предвкушение от целого вечера наблюдений за двуногими как течением смыло.
— Эй! Ты не будешь в этом участвовать! Рейвен!
Чарльз резко развернулся, шлепнув хвостовым плавником по поверхности воды, и устремился за сестрой. Та загребала перепончатыми руками и ногами с такой скоростью, что русал ее еле догнал.