Морская сила(Гангутское сражение)

Фирсов Иван Иванович

Все это время сопровождавшие неловко перемина­лись, переглядываясь. Только Скляев, Апраксин и Меншиков последовали примеру царя. Сбросили кафтаны, схватились за оттяжки и тали.

Довольный Петр вытер рукавом рубахи лоб, кив­нул Головину:

— Федор Алексеич, ступай с Апраксиным и Крюйсом, оглядывай кумпанейские15 корабли, а я тут задержусь.

В следующие дни поехали в Ступино, Чижовку, Коротояк, оценивали пригодность кумпанейских ко­раблей. Итоги оказались печальными. Из двадцати пяти кораблей только девять годились к службе, да и то требовали доделок.

— Остальные суда,

которые негодные вовсе, разо­брать, другие переделать под провиантские, пускай послужат, — окончательно решил царь.

Каждый день он теперь пропадал на «Предистина-ции», а Апраксину дал задание:

— Готовь к спуску «Черепаху», яхту и кумпаней­ские корабли, которые годные.

Зима выдалась малоснежная, в половодье река в некоторых местах не дошла до стапелей, корабли так и остались ждать следующей весны.

— То ли дело на море, — недовольно сопел Крюйс, — всегда ветерок нагонит воду на верфи, нет такого сраму.

В эту весну спустили только пятидесятипушечную «Черепаху», двенадцатипушечную «Святую Ната­лью» и два сорокапушечных кумпанейских корабля.

Как всегда, церемония кончилась праздником. За столом никто не вспоминал о неудаче под Нарвой, но Петр сам начал разговор:

— Нынче мы против турка готовим силу на море. Пускай видят, мы не таимся. А что Карл нас под Нар­вой поколотил, ему спасибо, мы умней стали. Пого­дим малость да с другого боку к нему зайдем.

Апраксин сидел рядом с царем. Слова Петра про­будили в нем мысли, которые он давно вынашивал:

— Петр Лексеич, позволь умишком скудным при­советовать?

— Валяй, Федор, мы, чай, свои, компанейские.

Адмирал начал издалека:

— Ты, Петр Лексеич, прежде баил, тебе Азов мо­рем воевать близко и любо потому.

— Было дело, што с того? — вскинулся Петр.

— Слыхал я в Москве, што братец Петруха на Ла­доге да на Волхове ладит струги?

— Есть такая задумка, — запыхтел трубкой Петр.

— Так я к тому, Петр Лексеич, ежели шведа тур­нуть с Онеги?

— Коим же разом туда добраться? — спросил царь, смутно догадываясь, о чем поведает Апраксин.

Апраксин хитро улыбнулся:

— В бытность на Соловках сказывали мне мона­хи, есть такая деревенька Нюхча, напротив Соловков. От нее до Онеги волокут в кою-то пору они свои лодьи да к Ладоге, потом плавают до Канцев швецких подле Невы.

Петр слушал молча, уткнувшись в тарелку, ковы­рял вилкой, потом отложил ее, глаза смотрели при­ветливо:

— А ты, я погляжу, на Двине-то не зря сидел, спа­сибо. — Налил бокал Апраксину, рядом сидевшему Головину: — Здравие адмиралтейцу нашему!

Почти месяц, с перерывами, Петр корпел над чер­тежами нового, самого крупного, восьмидесятипушечного корабля. Дневал и ночевал царь в своей рабочей избе рядом с верфью вместе со Скляевым. Частенько на ночь от­пускал Меншикова. В эти вечера Апраксин обычно зазывал Данилыча в гости, избы стояли рядом. Заси­живались за полночь, было что вспомнить, о чем пого­ворить. Как-то получилось, еще с Плещеева озера, что прониклись они взаимной симпатией, часто без утай­ки делились сокровенным, давно крепко уверились друг в друге, несмотря на разницу в возрасте и поло­жении. Меншиков не стеснялся затевать запросто и деликатные разговоры, за что знатные бояре его чу­рались, обходили стороной.

— Слыхал я, Матвеич, ты до сей поры без баб здесь находишься? Не возьму в толк, как тебе

терпится?

Апраксин потягивал вино из бокала, отшучивался:

— Наперво к сему не приворожен я, да уж и пя­тый десяток разменял. Баб лучше сторониться, меня Пелагеюшка в Москве этим зельем до отвала, почи­тай, на годик насытила. Как Соломон сказывал: «Уте­шайся женою юности своей». А ты, чаю, все по дев­кам озоруешь?

Меншиков заржал:

— Ты-то откель ведаешь? Умеючи надобно. — Залпом осушил бокал, зачавкал моченым прошлогод­ним яблоком. — А так-то ты верно сказываешь. — Меншиков оглянулся на дверь, зашептал: — Бабы, они все дрянь. Сам-то вон благоверность к Монсихе питает, а эта курва хвостом виляет.

Апраксин закашлялся:

— Знать, верный слушок мне братец нашептал в Москве, насчет саксонца-то?

Меншиков, нахмурившись, прижал палец к гу­бам, молча кивнул головой, схватил штоф и взахлеб выпил остатки…

В конце мая заложили на верфи новый корабль по царским чертежам. Петр торжественно объявил:

— Нарекаем его по имени нашего первенца, «Старым Орлом», а главным етроителем назначаем Федосея.

Рядом, на соседних стапелях, заложили два семи-десятипушечных корабля, и царь поручил строить их молодому англичанину Козенцу, которого давно звал в Воронеж.

Спустя две недели, в начале лета, Петр уезжал к вой­скам. Накануне собрал всех адмиралтейских чинов.

– Султан во сне видит, как бы ему вернуть Азов, изгнать нас из Рога Таганьего, устья Донского. Пото­му и флот Азовский крепить будем далее непрестанно новыми судами. Господин адмиралтеец, изволь своих адмиралов прихватить, — царь кивнул на Крюйса и Реза, — и на построенных кораблях отправиться к Азову. В море стражу выставить, обустраивать кре­пости, оборону держать от крымцев.

Адмиралтеец Апраксин думал не только о ко­раблях:

— На такую махину кораблей сколько людей на­ добно, матросов, офицеров!

— Добро мыслишь, Федор Матвеевич, команди­ров у нас днем с огнем не сыщешь. Токмо иноземных зазываем. Нынче дело это поправим.

Спустя месяц в Москве Петр подписал указ: «Вели­кий государь, царь, ревнуя древле во всяком устроениигосударствие самодержавия своего и иных в Европеныне содержащихся и премудро тщательно управляе­мых государей… указал именным своим указом на сла­ву и пользу… быть математических и навигацких,то есть мореходных, хитростно искусств учению…А тех наук ко учению усмотрел избирать добровольнохотящих, иных же паче и со принуждением и учи­нить неимущим во прокормление поденный корм.„» Подписав указ, вызвал Федора Головина: — Принимай под начало школу сию Навигацкую, учителя засиделись без дела, — чай, знаешь их англицких математиков знатных, Андрей Форварсон со товарищами. Разместишься в Кадашевских палатах в Замоскворечье, на первый случай.

На Воронежских верфях время для Петра летело стремительно. Там он отдыхал и душой, и телом. С ут­ра до сумерек не покидал верфи. То брался за топор и долото, подгонял по месту шпангоуты, бимсы, пил­лерсы16 , становился на помосте рядом с конопатчика­ми, хватал чекмарь — молоток, лебезу — железную пластину, загонял в пазы между досками обшивки просмоленную пеньку.

На другой день корпел в конторе над чертежами будущих судов Азовской флотилии, делился задумка­ми с Федором Апраксиным: