Морская сила(Гангутское сражение)

Фирсов Иван Иванович

Одна за другой выстраивались в кильватер галеры и скампавеи. На головной галере бухнула пушка. Бле­стя на солнце, дружно поднялись из воды сотни пар весел.

— И ра-а-а-а-з! — гаркнули слитно боцмана.

Первый гребок самый трудный, — замерли на воде суда, нужно сдвинуть с места, дать им ход.

— Идва-а-а-а!

Суда медленно двинулись вперед.

Спустя полчаса отряд Лефорта обогнул передо­вые корабли эскадры Ватранга. Шведскому адмира­лу так и не удалось спокойно выкурить трубку после завтрака…

Залпы пушек нисколько не отпугнули русских мо­ряков. Собственно, и пугаться было некого и нечего. Эскадра Ватранга не успела помешать отряду Лефор­та без потерь достигнуть Гангута.

«Тот час вслед за

ними явилась вторая флотилия галер в 15 штук, которая держалась еще дальше в мо­ре, и, несмотря на то, я и другие корабли стреляли по ним. Они все-таки прошли мимо нас. Мы же задержи­вались из-за штиля и находились в том, более невы­годном положении», — с унылым настроением отме­тил в своем журнале Ватранг.

…Убедившись, что все идет как задумано, Апрак­син и Петр спешили к Твермине. На рейде их ожидала флотилия галер и скампавеи. На их борту десять тысяч войска.

— Одно сумлеваюсь, Петр Лексеич, — высказал­ся в пути Апраксин, — навряд Змаевич поспеет азардировать до ночи. Понеже люди на веслах поустали. Без силенок в опаске к неприятелю подступиться.

На рейде Твермине весь день прошел в тревожном ожидании. Пушечная стрельба, доносившаяся от Гангута, возвещала о разгорающемся сражении. Но кто кого одолел, оставалось до сих пор неизвест­ным. Напряжение разрядилось с прибытием вече­ром скампавеи под синим флагом генерал-адмирала. Не теряя времени, генерал-адмирал собрал военный совет.

— Нынче Бог в помочь, сызнова штиль на море определяется. Неча вам лапу сосать. Ватранг отошел в море, освободил шхеры. Там проход нами промеряй с прошлой осени. К тому же швед пальцы растопы­рил, нам сподручнее их лопать по одному.

В этот раз Апраксин излагал свои мысли в доводы с легкой душой. Прорыв Змаевича и Лефорта свиде­тельствовал о некотором замешательстве у шведов.

— Потому сей же час бить поход. Выступаем к Гангуту. В авангардии быть генералу Вейду, в арь­ергарде генералу Михаиле Голицыну, мой флаг в кордебаталии.

Слушая Апраксина, генералы недоумевали: «Где наш государь станет обретаться?»

Словно угадывая их мысли, Апраксин повернулся к сидевшему рядом Петру. Еще по пути к Твермине царь хотел идти вместе с галерной флотилией, но ге­нерал-адмирал наотрез отказался, думая про себя: «Видимо, Прутское дело ему не впрок».

— Неча тебе, Петр Лексеич, в пекло соваться. О державе твои заботы. Контр-адмиралу Петру Ми­хайлову быть поначалу в Твермине. Гонец от Змаевича повестил, что шведы блокированы у переволоки. Там тебе и разобраться по делу в ожидании нашего ус­пеха.

Совет закончился, а генерал-адмирал вдруг вспомнил:

— Ты, Петр Лексеич, попомни: на Аландах шаут-бенахт Таубе шастает. Надобно и его остерегаться.

— Добро, а то я, грешным делом, позабыл, — при­знался Петр. — Вышлю непременно дозоры от Змаевича.

Зря тревожился Апраксин. Еще накануне сраже­ния Таубе получил приказ Ватранга направиться к Гангуту, но исполнять его не спешил. Когда же он приблизился к Гангуту, то его обуял страх. Вслед за услышанной канонадой он впервые лицом к лицу столкнулся с русскими. «…Подойдя на расстояние полумили от Гангута, я сначала услышал стрельбу, а затем увидел, как русский флот огибает Гангут. Вследствие этого я принужден был повернуть немед­ленно назад, чтобы не быть взятым, что могло про­изойти при дальнейшем моем движении и сближении с неприятелем».

С наступлением темноты флотилия галер прибли­зилась к шхерам. Ночью отправляться к шхерам бы­ло рискованно. «И в 27-й день поутру генерал-адми­рал граф Апраксин со всем при нем бывшим флотомс полуночи пошел и того же утра приближался к не­приятелю. Указ дал пробиваться сквозь оного, не ог­ребая кругом, что с помощию Божею и учинено…В 4-м часу пополуночи пошли все скампавеи одна задругой; в авангарде шел г. генерал Вейде, за ним сле­довал г. генерал-адмирал, потом

в арьергарде генерал князь Голицын. И когда неприятель наши скампа­веи усмотрел, тот час с адмиральского — шведско­го — корабля учинен сигнал из двух пушек… Дальние их корабли,распустя свои паруса, трудились, чтобыприблизиться, но за наступающею тишиною не мог­ли скоро прибыть… Три корабля их буксировались к нашим скампавеям шлюпками и ботами зело ско­ро и, приближаясь надмеру, стреляли из пушек жес­токо… Могли счесть 250 выстрелов. Однако ж… на­ши скампавеи прошли счастливо и так безвредно, что только одна скампавея села на камень… Не­сколько людей с оной шлюпками сняли, а досталь-ных неприятель взял, понеже их один линейный ко­рабль к оной скампавее приблизился. К тому же 2 не­приятельских бота и несколько шлюпок атаковали, так что отстоять скампавею с достальными людь­ми было не мочно… Прочие все, как суда, так и люди, без вреда прошли, только у одного капитана ногу от­били. О половине 10-го часу, когда, прошед непри­ятельский флот, вошли в шхеры, получили ведо­мость, что капитан-командор Змаевич с первыми скампавеями атаковал неприятельскую эскадру и не далее мили обретается… Генерал-адмирал рас­судил за благо и трудился, чтоб со всеми скампавея­ми идти и случиться с ними… Прибыли о полудни и увидели неприятельский атакованный фрегат, стоящий на якоре, и при нем по обе стороны в линию по одному шхерботу и по три галеры».

Так запечатлели скрижали российские продолже­ние начавшегося сражения.

А что же противная сторона? Каким образом пред­ставились эти же события взору шведского флагма­на? «…27-го числа, вторник. Мертвый штиль и ту­ман. Мы опять увидели большое количество галер,числом 60, под берегом; они старались со всеми сила­ми пройти со стороны берега мимо наших кораблейк Гангуту. Некоторые из наших кораблей, которыенаходились поближе, с помощью буксировки пусти­лись им вдогонку, причем я оказал им возможное со­действие, предоставив им столько шлюпок, сколькопри всей спешности можно было достать, для како­вой цели был дан особый сигнал. Но так как опять господствовал мертвый штиль, а малый ветер, ко­торый дул, был с севера, то, к нашему величайшему огорчению, и эта масса галер прошла мимо нас, не­смотря на то, что наши корабли довольно близко по­дошли к ним и обстреливали их из пушек. Лишь одна галера была простреляна нами и попалась нам в до­бычу. На ней оказались один майор, капитан, два прапорщика, один комиссар, один казначей и один пастор, а равно мешок с деньгами и 479 нижних чи­нов. Тот час после того было созвано общее совеща­ние для обсуждения вопроса — как ныне следует по­ступать с флотом».

Итак, адмирал Ватранг добыл первый трофей в противостоянии с русскими. Но относительный ус­пех и добытый мешок с деньгами, видимо, не распола­гали шведских моряков подвергать себя риску. По­этому они «единогласно признали необходимым оста­вить Гангут и отправиться на защиту шведских шхер, ввиду чего всем офицерам держаться наготове». Не ограничившись этим, старший флагман распоря­дился командиру корабля «Верден»:

— Изготовьте корабль для следования в Сток­гольм. Вам предстоит отправиться с моими письмами его королевскому Величеству, ее королевскому высо­честву и королевскому сенату.

Следовало Ватрангу каким-то образом известить высоких лиц о неприятном событии. Эскадра флота его величества не выполнила приказ, и русские гале­ры прорвались-таки в Ботнику. Теперь их вряд ли из­гонишь из шхер и они получат свободу действий про­тив побережья королевства.

Ватранг со своими флагманами и капитанами за­ботились о своей участи и как-то на время позабыли о своем собрате по ту сторону полуострова.

В эти самые часы шаутбенахт Эреншильд давал последние наставления своим капитанам: