Морская соль
Шрифт:
— У Тропиночкина плот унесло, — сказал Дуся.
Из будки между тем доносились голоса — должно быть, там были ещё нахимовцы.
— Какой плот? Мы тут базу убираем, уже заканчиваем. Тебя что, к нам прислали?
— Я сам пришёл.
— Не понимаю! Кто ж этот Тропиночкин?
— Мой товарищ.
— Ах, вот что! Тот самый?
— Тот самый, — сказал Дуся. — Он там один сейчас. Он, может, думает, что я просто ушёл, и всё.
— Да где он? — всё ещё недоумевал Раутский.
— Я же говорю —
— На острове? — Раутский ещё более удивился. — Кто же его туда послал теперь?
— Никто, — еле слышно признался Дуся. — Мы сами. Только у него плот унесло, а я на этом берегу сидел.
Старший нахимовец, раздумывая, покачал головой и присвистнул.
— Ну, заварили кашу! — сказал он. — Теперь, пожалуй, не порадуетесь. — И, помолчав, спросил: — Кто-нибудь видел вас?
— Нет, никто ещё не видел. Если бы плот не унесло…
— Подожди! — вдруг остановил Дусю Раутский и, приоткрыв дверь будки, крикнул: — Метелицын, на минутку!
На крыльце появился плечистый, немного нескладный нахимовец, и Дуся при свете фонаря тотчас узнал в нём нарушителя дисциплины, что ходил без погон позади строя.
— Что ты хочешь? — обратился он к Раутскому.
Он был по-прежнему без погон, и его тёмные большие глаза светились мягко на грубом, большом лице.
— Видишь ли, — сказал деловито и доверительно Раутский, — надо выручить вот этих малышей.
— Но тут только один малыш, — простодушно заметил Метелицын, — а где остальные?
— Их всего двое, но в том-то и дело, что один сидит теперь на острове. Заплыл туда на плоту, а плот унесло волнами.
— Придётся сходить на шлюпке, — просто сказал Метелицын. — Им же, наверное, отбой был?
— Кажется, был, но, может быть, обойдётся. Ты возьми четвёрку и не шуми вёслами. Лучше, если бы не заметили, — добавил он. — Я бы сам пошёл, да меня каждую минуту спросить могут.
— Понятно, — сказал Метелицын и шагнул в темноту к причалу.
— Ты бы шёл к себе, — сказал Раутский Дусе. — Там же, может быть, вас ищут.
— Нет, — сказал Дуся, — я один не могу, мы лучше вместе с Тропиночкиным.
В это время в темноте со стороны лагеря мелькнул свет и раздались голоса.
— Начальник училища идёт! — тревожно прошептал Раутский. — Давайте-ка в сторонку.
Стоя за будкой в темноте, Дуся слышал, как Раутский громко скомандовал:
— Смирно-о!
Потом по деревянному настилу отчётливо прозвучали его шаги, затем послышался рапорт:
— Товарищ капитан первого ранга, группа воспитанников третьей роты заканчивает праздничную уборку. Дежурный по пирсу, воспитанник первой роты Раутский.
— Вольно, — сказал начальник и в сопровождении нескольких офицеров (о чём Дуся мог судить по шуму шагов на крыльце) прошёл к будке.
«Только бы поскорее они ушли, только бы поскорее!» — думал Дуся. Но, как нарочно, начальник задержался на крыльце. Он спрашивал, готовы ли машины к встрече гостей и не отсырела ли площадка, на которой будет происходить перетягивание каната. Ему отвечали незнакомые Дусе голоса офицеров. Потом Стрижников сказал, что заплывы на большие дистанции врач советует отменить, так как вода в озере стала холодной.
— Посмотрим! — сказал начальник.
И все медленно пошли от будки.
Дуся вздохнул с облегчением.
Вдруг явственно послышался всплеск у самого пирса.
— Кто это там? — сердито спросил начальник.
Один из его спутников подошёл к берегу и зажужжал ручным фонариком.
«Попались!» — пронеслось в голове у Дуси.
— Никого нет, это волна! — раздалось в темноте.
И Дуся узнал голос мичмана Гаврюшина.
Офицеры двинулись дальше. А через минуту на деревянных мостках пирса появился Метелицын.
— Всё из-за цепи, — хмурясь, сообщил он, — пока я с ней возился, они и услышали.
— Ничего, всё обошлось! — успокоил Раутский. — Только давайте поживее!
Он озабоченно посмотрел на фонарь, который качнуло порывом ветра так, что проволока заскрипела.
А Дуся уже шагал вслед за Метелицыным, с уважением поглядывая на его широкую спину.
Спустившись на пирс, они отвязали четвёрку. Волны, казавшиеся чёрными, как смола, плескались о широкое днище.
— Держись! — шепнул Метелицын и сильными взмахами вёсел вывел шлюпку на озеро.
Дуся сидел на корме, вцепившись руками в борта. Озеро грозно колыхалось вокруг. Туча — та самая, что походила на ватное пальто, — медленно наплывала сбоку, всё больше закрывая небо над озером. Тёмные плотные полы пальто как бы растрепались; седые, почти белёсые лохмотья расползлись по сторонам. И вдруг тонкий огненный вьюн вильнул и исчез в туче, осветив на мгновение противоположный берег и синий, далёкий лес.
Ударил гром, и порывы ветра погнали по озеру мелкую быструю рябь.
— Даёт! — сказал Метелицын и ещё энергичнее заработал вёслами.
Дуся теперь не видел вокруг себя ничего, кроме волн, упругих и гладких, в оловянных отблесках побелевшего неба. Садясь в лодку, он думал, что легко найдёт место, куда надо причалить, а теперь, пожалуй, не мог бы даже сказать, где находится и самый остров.
Метелицын грёб, казалось, на самую середину озера. Но вот он уверенно повернул шлюпку так, что ветер стал дуть Дусе в спину. При свете новой зарницы Дуся увидел впереди согнутые ветром кусты тальника. «Где-то там Тропиночкин», — подумал он. Шлюпка стала огибать остров с подветренной стороны. Теперь ветер чувствовался меньше.