«Морская волшебница», или Бороздящий Океаны
Шрифт:
В ствол каждой пушки было загнано по второму ядру, и храбрые моряки недрогнувшей рукой поднесли к затравке горящие головни. Выстрелы прогремели одновременно, густые клубы дыма окутали палубу, и зарево на миг словно погасло. Послышался треск дерева, потом оглушительный грохот, и фок-мачта со всеми своими реями упала в море. Судно тотчас потеряло скорость, и, так как тяжелая мачта была прикреплена к бушприту штагом, свободный конец ее развернулся по ветру, а оставшиеся на крейсере марселя заполоскали, захлопали и обстенились.
Теперь крейсер, впервые с тех пор как начался пожар, стоял на месте. Матросы воспользовались этим и, пробежав мимо бушующих языков пламени, взобрались на бак, хотя и горячий, но
Младшие офицеры были уже на плавучей мачте, они освобождали ее от мертвого груза снастей, обрубали реи, располагали их параллельно друг другу и связывали наново. То и дело их подгонял треск пистолетных выстрелов в офицерских каютах, свидетельствовавший о неуклонном приближении огня к пока еще дремлющему вулкану. Вот уже целый час прошел с тех пор, как отвалили шлюпки, но оставшимся он показался не длиннее минуты. В последние десять минут пожар бушевал с особенной яростью; пламя, так долго запертое в глубине судна, теперь взметнулось высоко вверх.
— Жар становится невыносимым, — сказал Ладлоу. — Надо скорей переходить на плот, а то здесь нечем дышать.
— На плот! — бодро крикнул контрабандист. — Упритесь ногами покрепче в мачту, друзья, и приготовьтесь принять драгоценный груз.
Моряки повиновались. Алиду и ее спутников благополучно спустили вниз, где все уже было готово. Фок-мачта упала за борт вместе со всем своим такелажем, потому что еще до пожара на крейсере начали ставить паруса, чтобы уйти от врага. Ловкие и проворные моряки под руководством Ладлоу и контрабандиста простым, но очень искусным образом расположили куски рангоута, от которых теперь зависело их спасение. К счастью, когда мачта упала в воду, реи оказались сверху. Лисель-спирты и весь легкий рангоут плавал у ее конца, и теперь его уложили поперек мачты от фока до марса-реи. Прочий рангоут, сброшенный за борт, был разрублен и тоже уложен поперек мачты, причем все это было сделано по-морскому быстро и ловко. В самом начале пожара кое-кто из команды, схватив легкие плавучие вещи, побежал на нос, подальше от крюйт-камеры, в слепой надежде спастись вплавь. Когда же офицеры призвали матросов тушить огонь, люди побросали все, что было у них в руках. Здесь оказались два пустых зарядных ящика и посудный ларь, на который сели женщины, поставив на ящики ноги. Теперь сама мачта погрузилась в воду, но ее конец, на котором были подвешены беседки note 190 для мелкого ремонта снастей, остался на поверхности.
Note190
Беседка — сиденье, подвешенное на тросах.
Плоту предстояло вынести целую тонну груза, но мачта была сделана из легкого дерева, а потому, освобожденная от всего лишнего, могла хоть на время послужить плавучим убежищем для людей, спасшихся с горящего крейсера.
— Обрубить штаг! — крикнул Ладлоу, невольно вздрогнув, когда внутри крейсера один за другим грянуло несколько выстрелов, а затем раздался такой сильный взрыв, что пылающие головни взлетели высоко к небу. — Живей, оттолкнитесь от крейсера! Ради всего, что вам дорого, подальше от борта!
— Стойте! — воскликнул Бурун в отчаянии. — Мой храбрый, верный…
— Он здесь, — спокойно отозвался Бороздящий Океаны, появляясь на выбленках note 191 грот-ванты,
Покончив с этим делом, отважный контрабандист помедлил немного у борта, с сожалением глядя на охваченное пламенем судно.
— Прощай, прекрасный корабль! — сказал он громко, чтобы его слышали все, и прыгнул в воду. — Последний выстрел слышен был уже из кают-компании, — добавил неустрашимый моряк, взбираясь на плот, и, тряхнув мокрыми волосами, уселся на самом конце мачты. — Только бы ветер не упал, покуда крейсер не отойдет подальше!
Note191
Выбленки — ступени веревочной лестницы, которые вяжутся на вантах.
Предосторожность контрабандиста, обрасопившего реи, оказалась далеко не лишней. Плот был неподвижен, но марселя «Кокетки» наполнились ветром, и пылающий корабль, отделившись от плота, начал потихоньку удаляться, хотя качающиеся полусгоревшие мачты вот-вот грозили рухнуть.
Никогда еще секунды не тянулись так мучительно долго, как теперь. Контрабандист и Ладлоу, затаив дыхание, безмолвно следили за медленными движениями судна. Мало-помалу оно уплывало все дальше, и минут через десять моряки, которые, сделав все от них зависящее, были охвачены мучительным беспокойством, наконец вздохнули свободнее. Горящий крейсер по-прежнему был угрожающе близко от них, но гибель от взрыва уже не казалась неизбежной. Языки огня лизали мачты, и паруса стали вспыхивать один за другим, ярко пылая на ветру и озаряя небо грозным заревом.
Но корму крейсера огонь все еще щадил. Мертвый штурман сидел, опершись спиной о бизань-мачту, и его суровое лицо было ясно видно при свете пожара. Ладлоу с грустью глядел на старого моряка и, вспоминая, как они вместе плавали, как делили пополам горе и радость, даже забыл на миг о своем гибнущем крейсере. Грянул пушечный выстрел, из жерла вырвалось пламя, сверкнув у самых их лиц, и над плотом со зловещим свистом пронеслось ядро, но Ладлоу словно не замечал этого.
— Крепче держите ларь! — понизив голос, сказал контрабандист, делая морякам знак позаботиться о женщинах, и сам изо всех своих могучих сил уперся плечом в ящик. — Держите крепче и будьте наготове!
Ладлоу повиновался, но глаза его по-прежнему были устремлены на корму крейсера. Он видел, как яркое пламя охватило зарядный ящик, и ему показалось, что это погребальный костер юного Дюмона, чьей участи он в эту минуту готов был позавидовать. Потом он снова взглянул на суровое лицо Триселя. Порой ему казалось, что губы мертвого штурмана шевелятся; он так живо вообразил это, что несколько раз подавался вперед, напряженно прислушиваясь. Вот ему почудилось, что штурман встал и простер вверх руки. В воздух взметнулись искры, а море и небо слились воедино, охваченные ослепительно ярким багряным заревом. Несмотря на всю предусмотрительность контрабандиста, ящик сдвинулся с места, и те, кто его держал, чуть не упали в воду.
Глухой, тяжелый взрыв вырвался словно из самой груди моря, и, хотя он показался не таким оглушительным, как только что пушечный выстрел, его слышали на самых дальних мысах Делавэра. Тело Триселя взлетело вверх саженей на пятьдесят вместе с высоким столбом пламени, описало в воздухе короткую дугу и, полетев к плоту, упало в воду так близко, что капитан мог бы дотянуться до него рукой. Вслед за ним в море с громким плеском упала пушка, тоже подброшенная могучим взрывом, а тяжелый рей, обрушившись на плот, смел с него четверых младших офицеров, как сметает ураган сухие листья. В довершение этой страшной и величественной сцены гибели королевского крейсера одна из пушек уже в воздухе изрыгнула пламя и дым.