Морские байки

Чего только не случается с нашими бедовыми морячками, особенно во время стоянок родных судов в чужих, заграничных портах. Как-то на стоянке в норвежском Тромсё случилось и на нашем рыбачке-траулере неординарное происшествие:

В дверь капитанской каюты дробно постучали и появившийся вахтенный матрос с красной повязкой на рукаве взволнованно объявил:

– Товарищ капитан, там того, Эпельбаума, кажись, насмерть убили!

Весть о зверски убиенном рыжем балагуре Эпельбауме разнеслась по судну мгновенно, и весь экипаж высыпал на причал. Оттуда по всей округе разносились какие-то нечленораздельные вопли. Капитан Владлен без церемоний растолкал своих подчинённых и прошёл вперёд толпы. Перед ним стоял обычный таксомотор, рядом с которым, тяжело дыша, возвышалось довольно крупное лицо негритянской национальности, похоже водитель. Ростом и комплекцией этот афронорвежец обладал внушительными. По крайней мере, был на голову выше и шире в плечах нашего мастера, а Владлен Дураченко, надо заметить, был мужчиной крупным. Физиономию водилы искажал безудержный гнев, мясистые губы тряслись, а богатырская грудь бурно вздымалась. Левым пудовым кулачищем этот Касиус Лей [1] потрясал в воздухе. В правой же длани он сжимал ручку маленького, но увесистого автомобильного углекислотного огнетушителя. Серебристый раструб его распылителя был обильно перепачкан чем-то очень напоминающим кровь. Зловещую картину усугубляли совершенно разбойничьи черты чёрного, как зимбабвийская ночь, дикого таксиста. Красавец имел блестящий и гладкий, как гигантское эбонитовое яйцо череп, налитые кровью носорожьи глаза, плоский с широкими, раздувающимися от ярости ноздрями нос и пухлые валики шоколадно-розовых губ. Крупные, белые как царские жемчуга зубы, навевали отчего-то неполиткорректные мысли о неизжитых еще кое-где на африканских просторах случаях спонтанного каннибализма. Увидев Владлена, вольный сын освобождённой Африки внезапно проявил недюжинную смекалку. Он ткнул в солидный капитанский живот своим толстым пальцем и, продолжая раздувать гневные ноздри, почти без вопросительной интонации, заявил:

– Ю ар кэптэйн!

Получив, от растерявшегося мастера Дураченко утвердительный кивок, таксист ухватил нашего кэпа за предплечье и буквально подтащил его к распахнутой задней дверце своей машины.

– Лук, кэптэйн, лук! – приговаривал он при этом. Зри, мол! Я поспешил следом. Картина открылась ужасная. На заднем сиденье раскинулось безжизненное тело матроса Эпельбаума. Лицо и грудь убитого были обильно залиты кровью. При этом из кабины ощутимо несло гарью, а задняя спинка переднего сиденья, коврики и кроме того брюки и рубашка покойного были изуродованы копотью и чёрными подпалинами. Мы с капитаном с ужасом уставились на этот криминальный натюрморт. Толпа за нашими спинами, оклемавшись от первого шока, принялась шёпотом комментировать это дикое зрелище.

– Убил, носорог африканский! Огнетушителем Генку забил, сволочь гадская! – выдвинул кто-то смелую гипотезу.

– А поджигал то зачем? К нам-то на корабль он зачем труп припёр? – резонно возразили ему.

– Да вы гляньте на него, братва! На мумбу-юмбу этого гляньте! Он же псих! Белая горячка у этого чёрного, не иначе!

– Стопудово псих! От ностальгии по Лимпопо рехнулся! – прозвучал из толпы окончательный диагноз.

– А ну, вяжи его ребята, зулуса этого! – рявкнул по-командирски решительно Владлен.

Дело шло явным и роковым образом к русско-африканской битве при Тромсё, но тут из кабины такси раздался полный душевной боли стон:

– C-у-уки! Все бабы с-у-уки!

Толпа, готовая к линчеобразному мероприятию, резко развернулась от успевшего оторопеть чернокожего таксиста и узрела жуткое. Картина эта могла послужить мрачной иллюстрацией к гоголевской повести "Страшная месть". Из задней распахнутой дверцы машины на карачках, горестно подвывая, выползал окровавленный и подгоревший труп матроса Эпельбаума. Толпа вначале испуганно отшатнувшись от выходца с того света, через мгновение с облегчением выдохнула:

– Жив бродяга!

Гена всё ещё пребывая в позиции четвероногого друга человека, поднял на своего отца-командира страдальческие очи. Капитан наклонился к истерзанному подчинённому и указательным пальцем провёл по его окровавленной щеке. Затем он растёр красную субстанцию между пальцев, поднёс щепотку к своему капитанскому носу и потянул воздух.

– Химия какая-то. Краска что ли? – произнёс он с недоумением.

Водитель, чудом избежавший чрезмерно близкого контакта с недружелюбно настроенными русскими, оживился, услышав знакомое слово.

– Ес! Ес оф коз! Джаст кимикэл пэйнт! [2] – затараторил он по-английски, обращаясь к Владлену.

В течение нескольких минут таксист на международном инглише излагал подробности происшедшего. Рыжего русского он подобрал в городе, когда тот был уже в изрядном подпитии. Моряк был чем-то весьма расстроен и, расположившись на заднем сиденье такси, принялся тихо плакать и довольно громко ругаться. Водитель вовсе не был удивлён таким поведением пассажира, поскольку давно работал в портовом городе и морячки из разных стран, как ни странно, частенько вели себя похожим образом. Недалеко от судоверфи пассажир потребовал сделать остановку у таксофона. Водитель стал нервничать, но русский сунул ему в руку несколько смятых купюр, чем и успокоил его на время. Пассажир минут несколько набирал какой-то длинный номер на таксофоне и, в конце концов, дозвонился. Разговор видимо вышел неприятный, потому что русский принялся избивать ни в чём не повинную муниципальную собственность его же собственной телефонной трубкой. Однако норвежский таксофон оказался не лыком шит и дал обидчику сдачи. Встроенное в корпус антивандальное устройство, в ответ на агрессию окатило весь фасад хулигана струёй алой несмываемой краски. Русский, увидев свою кроваво-красную физиономию в боковом зеркале автомобиля, расстроился окончательно. Он достал из нейлонового пакета початую бутылку норвежской водки Аккевит и разом, из горлышка, обильно проливая на свою пурпурную грудь её добрую часть, принял дозу. Не обращая внимания на протесты водителя, он вновь забрался в машину, посулив щедрый расчёт по приезде на место. Чернокожий таксист, скрепя сердце согласился, но лишь после того, как краска на русском подсохла и не грозила перепачкать обивку сидений. Но, как известно, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным. Лимит безобразий у рыжего моряка ещё не был исчерпан. Поганец, находясь в стадии предшествующей полной отключке, закурил в машине. Остатки водки из неплотно закрытой бутылки выплеснулись в салон, а выпавшая из расслабившейся руки сигарета, всё это дело воспламенила. Таксист вовремя почуял, что запахло жареным, и принял соответствующие меры. Чёрный герой потушил, как сам салон, так и лирически тлеющего бессознательного и кроваво-красного Эпельбаума. Вот в благодарность за этот подвиг бедного таксиста чуть было не прибили наши горячие рыбачки. Пришлось задабривать потерпевшую сторону. Капитан пригласил водителя к себе в каюту. Из камбуза был вытребован кок, которого чаще именовали шефом. Шеф накрыл стол и сделал это, по его словам, красиво.

Чернокожий таксист появился на палубе в сопровождении Владлена через пару часов. Лица обоих мужчин выражали взаимное удовлетворение, а также полную и окончательную межрасовую гармонию.

– Ну, бывай, май фрэнд! Будешь у нас в Мурманске, как говориться: "Велкам плиз ту ауа шип!" [3] – приговаривал наш мастер, дружески похлопывая провожаемого гостя по могучей спине.

Гость прижимал к груди коробку с новеньким электрическим самоваром, расписанным под хохлому. Это был роскошный русский сувенир из личных капитанских запасов. Все одариваемые таким хохломским самоварчиком иностранцы, как правило, приходили в настоящий восторг. Наш водила, тоже растрогался. Он бережно поставил подарок на палубу и, захватив в свои лапищи обе капитанские ладони, принялся трясти их. В процессе дружеской тряски рук, новый приятель Владлена страстно поведал, что очень любит СССР, весьма уважает коммунизм и в полном восторге от президента Брежнева. В этом интересном месте таксист попытался воспроизвести знаменитый брежневский поцелуй взасос, но Владлен ловко ускользнул от этого квазиэротического мероприятия. Так что гигантские шоколадно-розовые губы, расчувствовавшегося гостя ограничились целомудренным контактом с капитанским плечом. Как, посмеиваясь, рассказал позже Владлен, наш новый блэк фрэнд носил классическое норвежское имя, Один. С ударением на букву О. Как известно это имя верховного божества, коему поклонялись древние викинги. После славной смерти в бою, с мечом в руках души воинов отправлялись в Вальгаллу, где их ждали весёлые кровавые поединки с последующим воскрешением и отрастанием отрубленных конечностей, а также бесконечный пир и утехи с нордически-сексапильными блондинками. Тамадой и посажённым отцом по совместительству был сам, Один, а вот похмелья и усталости не было вовсе. Вот бы удивились варяги, встреть их славный Один в таком оригинальном обличье, как у этого нашего таксёра.

Рыжий виновник всего этого торжества оклемался к вечеру. Генка вышел или скорее выполз из матросского кубрика на главную палубу траулера со сметенным выражением физиономии. Физиономия эта имела державный цвет государственного флага СССР. Благодарная публика, состоящая почти из всего экипажа, давненько на этой самой палубе ожидала его появления, резонно рассчитывая на вторую часть бесплатного Марлезонского балета. В другое время артистичный Эпельбаум, скорее всего, обрадовался бы такому количеству зрителей, однако сегодня был явно не его день. Узрев почтеннейшую публику, Генка не нашёл ничего лучшего, как начать задавать глупые риторические вопросы собравшимся:

– Ну, чо, мля?! Поржать припёрлись?! Клоуна Гешку встречаете?! – Народ, глядя на багряную, злобную физиономию вопрошающего принялся веселиться. Генка от растерянности и какой-то детской обиды выпростал наружу длинный, почти белый на фоне алой от краски физиономии, язык. "А хохот пуще". Вот тогда, в этот несчастливый день, Эпельбаум и достиг дна пропасти своего нравственного падения. Раздосадованный любимец публики снял штаны и, повернувшись спиной к веселящимся товарищам, наклонившись, показал им свой голый и нежно белый зад. Несчастный не ведал, что проклятая антивандальная краска каким-то предательским образом просочилась и через нижнее бельё. Сиденья в том злополучном такси были, к несчастью, обиты тканью с рельефным рисунком. На двух белых половинках генкиных ягодиц алел яркий узор из цветочков и купидонов. Народ ломанулся вперёд, чтобы подробнее разглядеть этот монументальный шедевр боди-арта [4] . Эпельбаум, шестым чувством почуяв роковое приближение возбуждённой толпы к своему беззащитному, обнажённому естеству, рванулся вперёд. Однако он не был чемпионом по бегу со спущенными штанами, а потому банально и к всеобщему удовольствию растянулся на палубе.