Морские люди. В двух частях
Шрифт:
Петька аккуратно обгрыз грушу, допил компот и похлопал себя по животу. Он был доволен. Вот и обед оказался вкусным, и товарищу между делом помог.
А у Шухрата совсем пропал аппетит. Вслед за ложкой он отодвинул чашку с наваристым борщом.
Иванов заметил это и добавил:
– Не дрейфь, Шухрат. Пусть Конев говорит, что он ударился случайно, а не от испуга. В крайнем разе возьмем тебя на поруки. Будем доказывать, что ты сделал это не нарочно. Слушай, а может, ты сунешь ему кулак под нюх? Тогда он точно не пикнет, побоится, гад такой.
– Ты чо, Петька? Почему так
Уразниязов попытался улыбнуться, свести весь этот разговор в шутку. Не удалось. Улыбка получилась натянутая.
– Не шуми. Ешь давай. Потом делай все, как я сказал. Да, вот еще что. Старшине надо бы рассказать.
Шухрат вздохнул. Неужели Петька прав и теперь начнется нудное разбирательство? Так все с утра было хорошо. Вечером чай пить с Рустамом собирался... Теперь будут вызывать, допытываться, искать в случившемся его вину, потом начнут вспоминать на собраниях от комсомольского до строевого о том, какой нехороший человек этот Уразниязов, обидел молодого матроса. Почему так плохо получается?
Иванов понял вздох товарища по-своему, поднял указательный палец:
– Ты прав, я понимаю, наш Карнаухов не встрянет в эту историю. Он у нас любит отсидеться в кустах, когда жарко. Но мимо него никак нельзя проходить. Он командир, должен быть в курсе. Старшина команды в отпуске, лезть сразу к командиру дивизиона через голову младших командиров нельзя. Лейтенант может подумать, что ты где-то как-то хитришь. Да и потом, сам посуди, начнется вся эта волынка с разбирательством, а командир отделения ни сном, ни духом. Усекаешь? Сразу скажут, что ты специально утаил от него. Нет, поэтому надо сказать старшине. Вот после обеда с него и начнем.
Карнаухов сначала не придал значения словам Уразниязова и Иванова. Ладно, стукнулся парень малость, так ведь кругом железо. Он сам по молодости-неопытности набивал шишки о разные корабельные выступы и углы. В доказательство старшина второй статьи приподнял обе штанины. Ниже колен белели следы давних ушибов о комингсы. Были такие отметины и у Шухрата, и у Петьки. Карнаухов даже сказал, что эти шрамы лучше всего доказывают, служил ли человек на кораблях или обретался на берегу.
Иванов добавил:
– А уж если голова ушиблена, то точно наш, корабельный.
– Он свел зрачки к переносице и подрыгал ногой.
Уразниязов чуть не взвыл. Что за человек этот Петька! Сам наговорил черт знает что и сам же теперь скалит зубы. Он всегда такой, как тут не обидеться.
Старшине тоже не понравилось легкомысленное поведение матроса. Подначки подначками, без них на флоте не обходятся, это всем известно, но надо и меру знать. Он, командир отделения, тоже иногда любит пошутить, однако чувствует, как это делать, и, главное, когда. Надо умерить пыл подчиненного, решил Карнаухов и небрежно махнул рукой:
– Вы правы. Ушибленные, товарищ матрос, точно из вашего стана.
Петька притих. Старшина удовлетворенно хмыкнул и продолжил про себя размышлять.
Принять вариант Иванова и идти подбивать новичка на ложь может только идиот. Ничего криминального в случившемся с Уразниязовым и молодым матросом нет. Понятно, что Шухрат крикнул без всякого умысла.
С другой стороны, доктор обязан доложить о случившемся и, скорее всего, уже сделал это. Предположим, что замполит и командир в курсе. Значит, обязательно будет назначено расследование, так положено. А вот как сложится разговор, неизвестно. Это смотря кого назначат дознавателем. Вполне возможно, Уразниязова накажут. Тогда и команде запишут грубый проступок.
Ничего себе подарочек старшине команды. Нет, надо хорошенько подумать. Приедет мичман Борисов из отпуска и спросит, куда смотрел командир отделения. А командир отделения, между прочим, старался, следил за соблюдением уставных требований, проводил занятия и тренировки по специальности, работал за себя и старшину команды. Пахал, как чмурной.
– Ну а вы сами твердо уверены, что тот парень ударился из-за собственной бестолковости? Или все-таки он испугался окрика?
Шухрат пожал плечами. После занятий он был в прекрасном настроении и крикнул парнишке так, без всякой задней мысли. Крикнул и крикнул, что в этом такого?
Сначала он так и хотел ответить Карнаухову, но потом передумал. Его покоробило это официальное выканье старшины. И вообще, не поймешь его. Сам всего минуту назад говорил, что дело выеденного яйца не стоит. А тут вдруг переменился, перешел на "вы". На занятиях или в строю такое обращение было понятным, а зачем сейчас официальный тон? До расследования дело еще не дошло. Или Карнаухов просто напросто испугался?
Иванов тоже заметил колебание старшины и теперь решил действовать более напористо. Он предложил:
– Ты наш командир отделения, вот и сходи к замполиту, объясни ему обстановку. Так, мол, и так, Уразниязов не из таких, кто может за здорово живешь обидеть кого-нибудь. Да, чешись поскорей, одно дело, когда придешь к офицерам сам, другое - когда вызовут. Что мне, учить тебя? Ты прекрасно знаешь Шухрата, ничего сочинять и не надо.
Карнаухов отрицательно покачал головой. У него созрел свой план.
– Вряд ли поможет. Меня никто слушать не станет. Я с Уразниязовым не был.
Шухрат постоял, посмотрел на старшину, потом махнул рукой и отошел от него. Ясно было без слов. Карнаухов не защитит. Шухрат ускорил шаги. Сзади послышался торопливый топот. Радостно екнуло сердце - ошибся, плохо подумал о человеке, а он бросился вдогонку, сейчас остановит, предложит вместе идти к замполиту.
Он оглянулся. Это был не Карнаухов, а Петька.
– Джура, друг, постой, погоди! Мы можем сделать так, что старшина пойдет и объяснит...
– Мне плевать. Ничего не хочу. Если остальные дураки, пускай считают виноватым меня. Как Карнаухов. Как и ты тоже.
Иванов остолбенел. Потом его прорвало, он стал взахлеб доказывать Шухрату, что тот ничего не понимает. Я тебе верю, кричал он, но я лучше тебя знаю эту жизнь, вот из таких случайностей она и состоит. Главное не доводить до того, продолжал он, чтобы выводы делали именно из них. Петька схватил Уразниязова за плечо и, ввиду своего малого роста задрав вверх голову, пояснял: