Морские люди

Григорьев Юрий Гаврилович

После церемонии чаепития капитан выразил надежду, что спасенный будет чувствовать себя желанным гостем вьетнамских моряков. От их имени он подарил Киселеву чучело круглой как шар колючей рыбы-луны и оранжевую ракушку с шестью растопыренными длинными пальцами-щупальцами. Как пояснил товарищ Бинь, на память, так он перевел вьетнамское слово «кинэм». Сан Саныч забрал Володю в свою каюту, познакомил со шведом Микаэлем Нилсеном, прекрасно владевшим помимо родного еще английским и местным. Присутствовавший переводчик Зыонг Фу Бинь пояснил, что лично он обучался русскому в Алма-атинском госуниверситете.

Было видно,

что ученый соскучился по общению с земляком. Он сетовал на то, что давно не был на родине, дома в Краснодаре его ждут жена и два сына-школьника. Расспрашивал, откуда Киселев родом.

Снова появился на столе чай, его принесли в большом китайском термосе. Каюта была полна народу. Каждому хотелось посмотреть на спасенного, пожать ему руку, сказать ободряющие слова.

С мостика сообщили, что связались с движущимся навстречу советским военным кораблем. Все, праздник закончился. БПК, не швартуясь, несколько секунд шел борт о борт с ярко освещенным судном. Вслед перепрыгнувшему матросу передали сумку с подарками и личными вещами. Вьетнамцы скандировали: «Лиен-со, Вьет-нам! Зе тот!», махали руками. В ответ кричали: «Мир, дружба! Хорошо!».

Киселева встретили, как героя. Никто даже не примерялся дать ему по шее. Рассматривали чучело рыбы-луны, обнаружили искусно наложенный шов вдоль живота до анального отверстия, догадались, что в снятую шкурку всунули воздушный шарик, наполнили воздухом, высушили, а потом проткнули и вынули его. Исследователи намотали это дело на ус и каждый решил, что обязательно обзаведется подобным трофеем. Ракушку повертели, отложили в сторону. Володька без сожаления поместил ее на полку в кают-компании.

В свою очередь, вестовые показали выскобленные, раскрытые как готовый захлопнуться капкан челюсти акулы. Сушить их решили на верхней палубе днем, а ночью, чтобы подальше от влажности — в кают-компании. Это она, наконец, попавшаяся, сдернула потерявшего на секунду бдительность неудачливого рыбака в воду. Судя по величине «капкана» и обрамленным частой пилкой треугольным зубам, была вполне взрослой особью.

— Метр восемьдесят пять, — подтвердили очевидцы. — Добивали топором.

Было решено, что совместно добытый трофей должен занять место возле ракушки.

С ним, отсутствовавшим на корабле, беседовал старший лейтенант Меньшов. Особист выслушал рассказ матроса, протянул бумагу, ручку:

— Зафиксируйте все это, потом распишитесь, поставьте число… Я пока запру тебя, чтобы не мешали. Приду через часик, времени достаточно, ничего не пропускайте.

Миль за сто до точки прибытия прозвучал сигнал учебной тревоги.

— Средствам ПВО — боевая готовность!

Командир корабля вызвал на связь пост противовоздушной обороны. Ого, удивился командир артиллерийско-ракетной боевой части Морозов, с чего бы Терешков развоевался, время позднее, ночное! Часы показывали половину второго. Поступила первая вводная «Атака воздушного противника». Спать надо супостату, какая нелегкая понесла его бороздить телом воздух невдалеке от советского боевого корабля, проворчал капитан-лейтенант и известил о нарушении воздушного пространства дежурящих ракетчиков. Зенитно-ракетные комплексы были приведены в техническую готовность с перекрытием норматива.

Подняли стволы и принюхались к ночному воздуху спаренные артустановки. Командир отделения комендоров старшина

второй статьи Андрей Федоров, его большой и маленький Боб матросы Борис Батраков и Борис Жилин приготовились лупить во все, что там собирается пролететь над кораблем. Они, как ракетчики получили «Отбой» с большим сожалением. Боезапас так и остался в погребах.

Зато ребята-комендоры МЗА отвели душеньку. Как только взлетела изображающая воздушного противника сигнальная ракета, ночную тьму разрезали очереди шестиствольных установок АК-726. Таким образом отсалютовали в честь прибытия БПК к месту назначения, где предстояло нести службу в течение нескольких месяцев.

Уже рассвело, когда подошли к полуострову Камрань. Пропустили остров с отвесными скалами. Отработали право руля. Медленно проскользили мимо нагроможденных друг на друга многотонных ноздреватых камней, развалин древнего храма и неожиданно очутились в большой чашеобразной акватории с белеющим вдали селением. Неподалеку виднелись причалы, строения, корабли, гражданские суда. Голубые воды, какой там бухты, кто так назвал настоящий залив, плавно рассекали возвращавшиеся с моря рыбачьи джонки с перепончатыми парусами. Рыбаки в русских, завязанных под подбородком шапках-ушанках, куртках из черного шинельного сукна подходили ближе, предлагали пойманную за ночь рыбу, ракушки. Поодаль прошли вьетнамские катера береговой охраны, каждый с крупнокалиберным пулеметом на корме. Бросались в глаза характерные ребристые кожухи воздушного охлаждения на стволах. Катера и оружие были явно американского производства.

Загрохотала якорь-цепь. Главный боцман проверил затянутые подчиненными стопоры, огляделся, удовлетворенно хмыкнул:

— А красиво здесь!

Позади, за узкостью без устали стучался о берег кипенно белыми валами Тихий океан. Здесь, за бортом ласкалась лазоревая волна, вдоль песчаного побережья махали пышными веерообразными ветвями кокосовые пальмы. Картину портила лишь расположенная километрах в полутора от берега гора, лысая, почти лишенная растительности. При ее виде сразу вспоминались сообщения из газет, что американцы поливали вьетнамскую землю дефолиантами, на десятки лет лишающими природу растительности.

Здравствуй, вьетнам

Ну, вот и прибыли. Выставили противодиверсионный патруль, азартно кинувшийся к бортам. Нет, не разгонять крутившуюся вокруг массу вдруг нахлынувших мелких джонок. Любопытство вызывали как сами вьетнамцы в конусообразных шляпах, надо полагать из рисовой соломки, ослепительно улыбающиеся, приветливо выкрикивающие ставшее понятным слово «Лиенсо», так и их плетеные плавсредства, в том числе совершенно круглые, все как один с нарисованными на бортах и тщательно раскрашенными глазами.

— Братцы, они бананы предлагают, маленькие какие, у нас разве такие продают?

— Балда, то африканские, другой сорт.

— Гля, Леха, вон на той лодке какая красавица.

Красавица, в остроконечной, кокетливо подвязанной под подбородком яркой шелковой лентой шляпе, сшитой в талию белой блузке, синих расклешенных брючках, как будто поняла слова матроса, зарделась, закрыла лицо ладонями. Рядом на скамейке в деревянном блюде горкой лежали яркие плоды, приготовленные то ли для торговли, то ли для подарков прибывшим.