Морские повести и рассказы
Шрифт:
— Ты струсил! — воскликнул капитан Джонс.
— Да, сэр, что правда, то правда!
Капитан Джонс пристально посмотрел на него. Тишина на его корабле, продолжающем свой путь, как будто таила в себе опасность, тайну. Ему не хотелось самому идти разыскивать помощника на средней палубе, такой темной, такой безмолвной. Он только подошел к передней оконечности полуюта и окликнул вахтенных. Когда сонные матросы гурьбой прибежали на корму, он заорал:
— Пусть кто-нибудь осмотрит штормтрап! Лежит там внизу помощник?
По их испуганным возгласам он понял, что они нашли его. Кто-то даже с испугом крикнул:
— Он мертв!
Мистера Бантера уложили в его койку, и когда в каюте зажгли лампу, то увидели, что он и в самом деле похож на мертвеца, хотя было ясно, что он еще дышит. Подняли на ноги стюарда, второго помощника послали на палубу следить за курсом, а капитан Джонс больше часа молча трудился, приводя в сознание Бантера. Наконец тот открыл глаза, но говорить не мог. Он был оглушен и безучастен ко всему. Стюард забинтовывал скверную рану у него на голове, а капитан Джонс держал фонарь. Чтобы наложить хорошую повязку, им пришлось срезать у мистера Бантера много черных как смоль прядей. Покончив с этим и поглядев на пациента, они оба вышли из каюты.
— Странная это история, стюард, — сказал капитан Джонс, выйдя в коридор.
— Да, сэр.
— Человек в трезвом виде и в здравом уме не свалится со штормтрапа, как мешок с картошкой. Корабль устойчив, как скала.
— Да, сэр. Сдается мне, что это какой-то припадок.
— Ну нет. Он не похож на человека, подверженного припадкам и головокружению. Ведь он в расцвете сил. Иначе я бы его не нанял. А может быть, у него припрятан где-нибудь спирт, как ты думаешь? Несколько раз за последнее время он казался мне каким-то странным. И я заметил, что аппетита у него нет.
— Ну, сэр, если у него в каюте и была бутылка-другая грога, от них уже давно ничего не осталось. Я видел, как после недавнего шторма он выбросил за борт битое стекло, но ведь это ничего не значит. Во всяком случае, сэр, мистера Бантера не назовешь пьющим.
— Да, — задумчиво согласился капитан.
А стюард, запирая дверь буфетной, попытался ускользнуть из коридора в надежде урвать еще часок сна до начала работы.
Капитан Джонс покачал головой.
— Здесь какая-то тайна.
— Счастье его, что он не разбил себе голову, как яичную скорлупу, ударившись о швартовные тумбы на шканцах. Матросы сказали мне, что он упал на расстоянии какого-нибудь дюйма от них.
И стюард ловко улизнул.
Остаток ночи и весь следующий день капитан Джонс провел или у себя в каюте, или у штурмана. В своей каюте он сидел, поджав губы, руки его расслабленно лежали на коленях, а на лбу резко обозначились горизонтальные морщины. Поднимая иногда руку медленно и как бы осторожно, он слегка почесывал лысое темя. В каюте помощника он подолгу стоял, прижав руку ко рту и пристально глядя на Бантера, который еще не совсем пришел в себя.
В течение трех дней мистер Бантер не проронил ни слова. Он смотрел на окружающих вполне осмысленным взглядом, но, казалось, был не в силах прислушиваться к вопросам. Ему срезали еще несколько прядей и обмотали голову влажными тряпками. Пищу он принимал, и его уложили со всеми удобствами. На третий день, за обедом, второй помощник сказал капитану в связи с этим происшествием:
— Эти полукруглые медные полосы на ступеньках штормтрапов — чертовски опасная штука!
— В самом деле? — раздраженно отозвался капитан. — Тут требуется объяснение посерьезнее, чем эти медные полосы, чтобы понять, каким образом совершенно здоровый человек мог свалиться, словно оглушенный дубиной.
Такая точка зрения возымела свое действие на второго помощника. «Тут что-то кроется», — подумал он.
— К тому же погода была прекрасная, везде сухо, и корабль шел ровно, устойчивый, как скала, — сердито продолжал капитан Джонс.
Так как у капитана Джонса был по-прежнему раздраженный вид, второй помощник не открывал рта до конца обеда. Капитана Джонса рассердило и уязвило его невинное замечание, потому что упомянутые медные полосы были прибиты по его собственному предложению накануне предыдущего рейса, чтобы придать штормтрапам более нарядный вид.
На четвертый день мистер Бантер, несомненно, выглядел лучше; конечно, он был еще очень слаб, но уже слышал и понимал все, что ему говорили, и даже сам мог сказать тихим голосом несколько слов.
Войдя к нему, капитан Джонс без особого сочувствия стал внимательно присматриваться к нему.
— Ну, можете вы объяснить нам этот несчастный случай, мистер Бантер?
Бантер слегка повернул забинтованную голову и остановил взгляд своих холодных голубых глаз на лице капитана, как бы взвешивая и оценивая каждую его черту: озабоченно наморщенный лоб, глуповатые глаза, бессмысленно обвисший рот. Он смотрел так долго, что капитан Джонс начал беспокоиться и поглядывать через плечо на дверь.
— Это не случайность, — тихо промолвил Бантер каким-то странным тоном.
— Не хотите же вы этим сказать, что страдаете падучей? — спросил капитан Джонс. — Как тогда назвать ваше поведение, если вы с такой болезнью поступили на клипер старшим помощником?
Бантер ответил зловещим взглядом. Шкипер стал переминаться с ноги на ногу.
— Но почему же вы упали?
Бантер слегка приподнялся и, Глядя прямо в глаза капитану Джонсу, очень внятно прошептал:
— Вы — были — правы!
Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Капитан Джонс не мог от него добиться больше ни слова, и, когда в каюту вошел стюард, шкипер удалился.
Но в ту же ночь капитан Джонс, никем не замеченный, осторожно приоткрыл дверь и вошел в каюту своего помощника. Он не мог больше ждать. С трудом сдерживаемое любопытство и возбуждение, сквозившие во всей его противной крадущейся фигурке, не ускользнули от старшего помощника, который лежал без сна, очень осунувшийся и ко всему безучастный.