Морской герой
Шрифт:
Коре Холт
Морской герой
Предисловие
Советский читатель знаком с норвежским историческим романом преимущественно по произведениям знаменитой писательницы первой половины нашего века Сигрид Унсет. Между тем жанр исторического романа получил в Норвегии XX столетия большое, хотя и запоздалое по сравнению с другими странами, развитие. «Отставание» объясняется тем, что Норвегия с конца XIV до начала XX века не являлась вполне самостоятельным государством и находилась в разной степени зависимости сначала от Дании, а затем от Швеции. Норвежцы восприняли датский литературный язык и участвовали в создании общей датско-норвежской духовной культуры, где им, однако, принадлежала второстепенная роль. Только с отделением Норвегии от Дании, с получением норвежцами внутренней государственной самостоятельности (в 1814 году) началось преодоление этой датской культурной опеки и создание отдельной, самобытной норвежской национальной культуры, включая норвегизацию литературного языка.
В первую очередь норвежское национальное возрождение прошлого века ознаменовалось записью и обработкой народных сказок и преданий, созданием норвежской поэмы, драмы (получившей всемирную известность благодаря Ибсену), социального
Коре Холт родился в 1917 году, в многодетной семье железнодорожного рабочего, вырос в сельской местности на юге страны, рано познал нужду и унижение бедняка и безработного в буржуазном обществе. Ветеран норвежского рабочего движения. Начав печататься еще до войны (публицистические выступления в рабочей прессе, книги для детей — этому жанру писатель верен до сих пор), Холт в качестве беллетриста для взрослых выступил вскоре после освобождения страны от нацистской оккупации. Сперва его привлекал животрепещущий, отчасти автобиографический материал современности, включая минувшую войну (на ней пропал без вести родной брат писателя). Позже, в середине 50-х годов, Холт переключился на создание художественных эпопей из норвежской истории. Во второй половине этого десятилетия вышли его романы на сюжеты из ранней истории рабочего движения, в 60-е годы громадный успех имела трилогия «Король» — о народном вожде XII века, короле-самозванце Сверри (распродано было 30 тысяч экземпляров при населении страны менее четырех миллионов человек). В середине 70-х годов подлинную сенсацию вызвал его роман «Состязание» — о знаменитом полярнике Руале Амундсене и его соперничестве в достижении Южного полюса с Робертом Скоттом.
Норвежская леворадикальная критика предъявляет Коре Холту серьезные упреки. Указывалось на то, что он не видит настоящих сил общественного развития, что народные массы у него — зачастую только жертва, что в его романах вечное, постоянное в человеке оказывается важнее исторически данного. При всей справедливости этих замечаний они проходят мимо наиболее ценного в творчестве Холта как автора исторических романов. Холт — убежденный противник национального самолюбования, идеализации «своего» исторического прошлого, сглаживания противоречий, раздиравших во все исторические периоды норвежское, как и всякое иное, классовое общество. Холту, в частности — и ныне эта «частность» вдвойне ценна, — претит обычное для буржуазных «патриотических» авторов воспевание «своих» ратных подвигов. Антивоенный пафос Холта опирается на прочную антимилитаристско-демократическую традицию скандинавской литературы. Укажем в этой связи хотя бы на исторические очерки шведского писателя-реалиста Августа Стриндберга, а в наше время — на неоконченную «Мою шведскую историю» Вильхельма Муберга (писателя, подобно Холту, познавшего и острую нужду в детстве, и ранний труд пролетария) и, наконец, на изданную «Прогрессом» десять лет назад в русском переводе «Жизнь и смерть вольного стрелка» Артура Лундквиста.
Первый из двух романов Холта — «Тризна по женщине» — в художественных образах восстанавливает жизнь древних скандинавов той эпохи, которая издавна вызывает интерес и за пределами самой Скандинавии. Это эпоха викингов, иначе норманнов, а по древнерусскому словоупотреблению — варягов. Можно с уверенностью утверждать, что из всех художественных изображений этой эпохи на русском языке повествование Холта является наиболее близким к исторически достоверному. Роман сочетает фактическую добротность в описании материального быта, поведения и духовного мира людей IX века с увлекательным сюжетом и запоминающимися героями. В основу изложения положены итоги работ норвежских ученых по реставрации содержимого знаменитого Усебергского кургана, в окрестностях южнонорвежского портового города Тёнсберга. Курган был раскопан в 1904 году (но частично разграблен еще в средние века). Предметы древнего погребального обихода, играющие столь важную роль в романе — корабль, повозка, сани, — были собраны археологами по кускам. С тех пор их изображения неизменно украшают исторические труды о древней Норвегии.
Опираясь на мнение части ученых, Холт отождествляет погребенную в кургане знатную женщину с королевой Асой, известной из «Круга земного», сочинения исландского поэта и историка XIII века Снорри Стурлусона, — матерью короля Хальвдана Черного и бабкой первого объединителя Норвегии короля Харальда Прекрасноволосого. Харальд, правивший во второй половине IX века, — лицо уже вполне достоверное. По обычаю древних скандинавов вместе с госпожой была погребена и умерщвленная ради этого вторая женщина (нашему читателю, конечно, вспомнится картина Г. Семирадского «Сожжение русса» в Третьяковской галерее). На этой фактической основе строит свое повествование Холт. В своих произведениях Холт свободно отходит от традиционной формы исторического романа и широко пользуется художественными приемами, выработанными современной литературой, — повествование в романе ведется «гостем из неведомого» — рассказчиком, явившимся в девятый век из двадцатого и знающим уже о предстоящих раскопках.
Древненорвежское общество времен норманнских набегов лишено в романе ореола героизма, романтики. Автор выдвигает на передний план материальное убожество, общественное неравенство, жестокость рабства, власть суеверий, нравственную черствость и разнузданность. В этом обществе уже было налицо угнетение низших слоев высшими, и от развитого классового общества оно отличалось наличием, так сказать, социального ядра в виде полноправных свободных земледельцев — бондов (они в романе мало заметны либо неоправданно принижены) и, напротив, почти полным отсутствием государства и письменности. Главные герои романа уже поднимаются над своей средой и эпохой и предвещают преодоление этого поистине варварского уклада, строя норманнов (желающих лучше познакомиться с ним отсылаем к трудам известного советского историка А. Я. Гуревича). Идеологическим «рычагом» такого преодоления предстояло стать христианству. Недаром ирландка Одни — самый светлый женский образ в романе — уже исповедует новую веру, знаменующую значительно более высокую ступень в развитии человечества, чем древнегерманское язычество, в сущности осмеянное на страницах книги.
Второй роман — «Морской герой» — строится на событиях новой истории — Северной войны 1700–1721 гг., известной читателю сражениями на суше при Полтаве и на море при Гангуте. Герой романа — реальное историческое лицо, датско-норвежский флотоводец Петер Янсен Вессель Турденшолд (1690–1720), по происхождению норвежец. Имя и подвиги его так же знакомы и дороги каждому норвежскому школьнику, как нашему — имя Нахимова. Писатель изобразил Турденшолда в «звездный час» его короткой карьеры. Летом 1716 г. он самовольно, без приказа, совершил рискованное нападение на шведский флот, везший боеприпасы и снаряжение своему королю Карлу XII, после того как тот вторгся с войском в юго-восточную Норвегию. Знаменитое морское сражение при Дюнекилене составляет финал романа. Предшествующие страницы заполнены описанием военных приготовлений, быта моряков на суше и на борту корабля, щекотливого положения героя — вчерашнего простолюдина, «выдвиженца» при феодально-абсолютистском королевском дворе в Копенгагене.
И с этой национальной святыни писатель стирает «Хрестоматийный глянец». Человек из народа, умеющий поднять голодных матросов на каторжный труд и смертный бой, ненавидящий старую феодальную знать,
Пока датско-норвежская эскадра движется к берегам Норвегии, автор переносит повествование в осажденный шведами городок Фредриксхалд. Читатель знакомится с норвежскими солдатами, офицерами, горожанами, крестьянами, рыбаками. Их бескорыстный, самоотверженный народный патриотизм больше по душе автору, нежели честолюбивый адмиральский патриотизм Турденшолда.
Советскому читателю близка, повторяем, тема Северной войны, с детства знакома фигура пушкинского Карла XII. Гораздо меньше у нас известно о западных фронтах Северной войны, о королевстве Дания-Норвегия, союзнике России [1] . Перенестись туда мысленно читателю, однако, тем легче, что исторически достоверное и грубовато-ироничное повествование Холта кое в чем перекликается с эпопеей о Петре Первом советского романиста А. Н. Толстого.
Остается выразить надежду, что перевод двух исторических романов, увлекательно и достоверно изображающих некоторые важные моменты прошлого Норвегии, поможет нашему читателю лучше узнать эту своеобычную соседнюю страну.
1
Подробнее о королевстве Дания-Норвегия и его состоянии на рубеже XVII–XVIII вв. можно прочесть в книге: «История Норвегии».М., 1980, глава 7.
Отряд выходит в море
Командор на фрегате «Белый Орел», по прозванью Турденшолд, он же Гроза Каттегата, встает и смотрит в упор на пленника.
— Барон фон Стерсен, — говорит он, — не буду скрывать: вам отрубят голову. Полагаю и надеюсь, что его величество сочтет вас перебежчиком.
Командору двадцать пять лет, он коренастый, шея короткая, лицо задубело от ветра. У него красивые волосы. Уши окружены непокорными темными прядями. Голова чешется, он ищет пальцем под волосами. На дубовом столе в каюте, между кружками и остатками обильного завтрака, лежит большой роскошный парик командора.
У него короткие, толстоватые крепкие пальцы. Глаза синие, когда он поворачивается, пытаясь выглянуть наружу через роговые клетки иллюминатора, они отливают зеленью. В каюте сумрачно. С палубы доносятся возбужденные голоса, шлепают босые ноги.
Командор наклоняется, сбрасывает башмаки и пинком отправляет их в угол каюты.
— Малы, — говорит он. — Отнял у капитана одного из моих шведских призов. И зачем только, скажите на милость, барон фон Стерсен, мужчине обувь? По палубе куда как легче бегать босиком. Вот бы так и во дворце у короля! Представьте себе: его величество и какая-нибудь из его возлюбленных семенят босиком по танцевальному залу, у него пальцы торчат из-под шелковых шаровар, будто клыки, а ее розовые крошки выглядывают, точно белые ягнятки.
Командор откидывается назад и громогласно хохочет над собственным острословием. Хватает кружку, опорожняет ее, щедро наполняет из стоящего на столе серебряного кувшина и протягивает пленнику.
— Пейте, барон! Сегодня вас еще не обезглавят.
Пленник берет кружку и пьет. Он не разделяет веселья своего победителя и стража. Они встретились в проливе Каттегат. Встреча была бурной и краткой. Когда команда «Белого Орла» во главе с самим пресловутым Грозой Каттегата взяла корабль врага на абордаж, барон попробовал переодеться матросом. Но белизна рук навлекла на него подозрение. К тому же его выдал один из его недругов на корабле. Командор самолично сдернул с него коричневые сапоги из медвежьей кожи и вытряхнул из одного сапога изрядное количество золотых монет.
— Вы хорошо говорите по-шведски, — сказал он при этом. — Но похоже, ваш родной язык все-таки датский? Считаю своим долгом доставить вас его величеству королю Фредерику Четвертому и надеюсь, король не разделит вашу веру в то, что вы доживете до преклонных лет.
Барон фон Стерсен немало постранствовал. В свое время он в недобром расположении духа покинул Копенгаген, оскорбленный недостатком королевской милости, и завербовался в славное войско короля Карла XII. Рассказывали, будто он помогал шведам разрабатывать планы завоевания Норвегии, которую хорошо знал. Затем участвовал в многочисленных битвах короля Карла, был взят под Полтавой русскими в плен, бежал, пересек половину Европы, загоняя взмыленных коней. Добрался до Нидерландов, где и сел на корабль, следующий в Гётеборг. И когда уже различал сквозь туман шведские берега, встретил свою судьбу в лице Турденшолда.
Хотя командор удостоен дворянского звания, он не изменил красочной речи своего родного Тронхейма. Ему известно, что они пожимают плечами, все эти длинношеие вельможи, и пренебрежительно щурятся, когда он проходит мимо, а иные презрительно сплевывают, когда командор твердым шагом покидает зал. Поговаривают, будто одна из самых высокопоставленных персон королевской свиты от негодования повернулась спиной и испустила мочу, услышав, что командора Турденшолда еще до конца этого года поставят прислуживать за столом королю, подносить кружку с вином либо его величеству, либо одной из его любовниц.
Но командор с «Белого Орла», коего матросы запросто называют Петером, сегодня все равно не в духе. Рано утром курьер адмиралтейства доставил приказ сняться с якоря перед полуночью и взять курс на Норвегию. Там он должен присоединиться к кораблям командующего эскадрой у Ларколлена и ждать дальнейших предписаний адмирала — камергера Габеля. Совсем не то, на что он рассчитывал: не нападение на Гётеборг или Стрёмстад. Вместо наступательной тактики, вместо прямых ударов по шведам — все то же постыдно осторожное лавирование от одного побережья к другому, да изредка лихая вылазка, в которой можно выиграть, а можно и проиграть. А где отвага, где зоркий поиск возможностей для побед, столь нужных теперь, когда шведская армия заняла Христианию и только Фредрикстен еще держится? Он зарычал от ярости, когда курьер, щелкнув каблуками, вышел из каюты.
Бумагу с приказом он сунул во внутренний карман своего красного мундира. И пленнику незачем знать, почему он не в духе. Командор продолжает пристально смотреть на барона фон Стерсена. Лицо у барона помятое от бессонницы. Он осунулся за долгие дни в бегах. Сердит, как голодный медведь, но не дурак, так просто его не проведешь. Годы походной жизни поумерили в нем спеси. Он и нравится и не нравится Турденшолду. Опасный человек — смышленый и недобрый.
— Барон фон Стерсен, — говорит командор, — вам доводилось встречаться с шведским королем Карлом. Расскажите о нем.
С мальчишеских лет Петер восхищается шведским королем — и вместе с тем ненавидит его. Он знает: проявись зловещий гений короля с такой же силой на море, с какой он проявился в командовании пешим войском и кавалерией, не исключено, что Петер пошел бы служить Карлу. Отвага, слепое дерзание, способность в короткий миг найти верное решение — и все выиграть. Или просчитаться — и все проиграть. Вот что восхищает Петера.
На бароне коричневый сюртук, шею обнимает мятый воротник. Он протягивает руку за кружкой, делает учтивый жест, спрашивая разрешения. Получает его и опорожняет кружку. Понимает, что теперь, на то короткое время, пока он сумеет увлечь командора своим рассказом о шведском короле Карле, преимущество на его стороне. И он начинает.
— Я видел короля в бою, — говорит барон. — Он скачет вперед очертя голову. Ангелы господни охраняют его. В армии мы говорили про него: он бессмертен, лишь сам всевышний может мановением руки вывести его из штурмовых порядков. Взгляд короля пронизывает человека насквозь. Худой, а пожует хлебную корку — и откуда только силы взялись. В седле никто не сравнится с ним. Прямой, как свеча, лишнего слова не скажет, приказы чеканит. К измене беспощаден. Я видел, как он отправлял на виселицу собственных друзей, когда замечал, что они на миг усомнились в праве короля распоряжаться жизнью и смертью.