Морской лорд

Кантра Вирджиния

Она все еще стояла в тени стены замка вне защитного круга военачальников. У нее было опустошенное выражение лица. Мертвенно-бледное. Синяки под глазами сменили когда-то нежную кожу.

Лицо Конна скривилось. Его нутро скрутило. Он должен ее заполучить. Там, где он мог бы поддержать ее, коснуться ее, убедиться в ее безопасности. Его гнев все еще пульсировал в висках, как головная боль, но пока он его контролировал.

Или почти контролировал.

Он проследовал через внутренний двор.

Люси опустила руки, крепко сжав локти

перед собой, как будто она была смертельно ранена. Конн заскрипел зубами. Она могла бы держаться за него. Разве это не было бы нормальной реакцией женщины-человека на нападение? Она должна была бы броситься в его объятья. Он не возражал бы.

Но сначала он должен увести ее подальше от Го. От всех них.

Он подошел к ней, достаточно близко, чтобы увидеть взмах ее длинных светлых ресниц и пробор в ее мягких волосах, достаточно близко, чтобы учуять запах ее кожи и страха. Он хотел встретиться с ней взглядом. Ее глаза были расширены от шока, но в них был виден ее дух.

Она была в безопасности. Его сердце, крепко сжатое в кулак, расслабилось достаточно, чтобы забиться снова. Она была самой собой.

За его спиной заговорил Ронэт.

— Мой принц? Лорд Го?

— Он может отправляться в Ад, — не оборачиваясь, сказал Конн. — Сопроводите его к пещерам.

Люси провела языком по губам. Все его тело сжалось в ответ.

— Наверх со мной, — скомандовал он мягко. — Сейчас.

Она вытянула шею, чтобы просмотреть ему через плечо, очевидно не обращая внимания на опасность для себя и его нужду.

— Собака… С Мэдэдхом все в порядке?

Он хотел встряхнуть ее. Она была не в состоянии понять, как маловероятно было ее недавнее спасение?

— Собака в шоке, — сказал он коротко. Картина Мэдэдха, распростертого на булыжниках, Люси, зажавшей себе рот рукой, с силой ударило его снова. — Но он будет жить. Возможно, это даже научит его слушаться.

На лицо Люси вернулись краски.

— Это не была ошибка Мэдэдха.

— Он должен был повиноваться.

Ее глаза были широко раскрыты и несчастны.

— Ты сердишься на него? Или на меня?

Конн коротко и резко вдохнул. Он был разъярен на Го и на себя за то, что не предвидел, в какой опасности она окажется, за то, что не был достаточно быстр, чтобы защитить ее. Но у него не было намерения обсуждать свои чувства перед советом. Он никогда не обсуждал свои эмоции. Смесь страха и острого желания были слишком новыми для него.

Он схватил ее за руку чуть выше локтя.

— Наверх.

Она оценивающе взглянула на его руку поверх своей, когда он вел ее по стене замка к своей башне.

— Ты знаешь, что касаешься меня, только когда куда-нибудь тащишь?

Это не звучало как обвинение. Ее тон был почти задумчивым. И это резало его словно ножом.

Он сдавил ее руку сильнее. Его челюсти тоже сжались. Он не знал, как нужно прикасаться, чтобы подбодрить или утешить. Только когда надо драться или спариваться.

— Я касался тебя. Я был

в тебе.

Они уже почти дошли до его башни.

— Секс не считается, — сказала она.

В нем нарастали раздражение и желание. Его самоконтроль пошатнулся.

— Значит, если я это сделаю, это не будет иметь значения.

Он протолкнул ее через дверной проем, зажал у стены и накрыл ее рот своим, с горячей, голодной безотлагательностью. Поцелуй был грубым, практически диким. Ярость и страх перекачивались через кровь, стучащую в голове.

Он требовал, потому что она была его.

Его, чтобы защищать ее.

Его, чтобы взять ее.

Люси испытывала потрясение от его натиска, чувствуя его голод, насыщая его, нуждаясь в этом. Го поймал ее на открытом пространстве, неподготовленную. У нее не было времени, чтобы найти убежище позади стены, которую она строила всю свою жизнь.

Когда демон напал, она нанесла ответный удар инстинктивно, выставляя барьеры, чтобы защитить себя, ее защита меньше походила на строительство стены и больше на вываливание кучи кирпичей на голову демона.

По крайней мере, она это чувствовала именно так. Она не знала, что почувствовал демон.

Но чужое присутствие в ее мозгу закончилось, погашенное полным совком земли, как походный костер, оставляя ее опустошенной, в щебне и пепле, с песком в глазах и обложенным языком. Она чувствовала пустоту в груди. Ее сознание — потрясено. Налет от дыма и гари, обнаруженный сзади на ее шее, казалось, осел и в носовых пазухах.

Она нуждалась во вкусе Конна, чтобы стереть этот. Она нуждалась в его прикосновении, чтобы снова почувствовать себя живой, в безопасности.

Она бы радостно встретила его твердый, настойчивый рот, его грубые, требовательные руки. Он прислонился к ней, его необычайно мускулистое тело — защита и убежище. Она обняла его рукой за шею, кончик ее мизинца поглаживал его гладкую, открытую для обозрения кожу, и чувствовала, как его стон вибрирует в горле, внизу ее живота.

Он мог наполнить ее. Он мог взять ее туда, где ей не надо будет думать. Он накрыл ладонями ее груди, и она задрожала от наслаждения и облегчения. Она жаждала теплого забвения в сексе, как ее отец жаждал бутылку. Она хотела почувствовать что-то кроме одиночества. Что-то помимо оцепенения.

Конн заставил ее почувствовать это. Он поймал ее в ловушку у стены своим телом, дыша часто и прерывисто. Бушевавшая в нем буря эмоций кружилась вокруг них, заряжая воздух, посылая волнующее покалывание, скользящее по ее коже. Она была раздавлена между стеной с острыми камнями, упирающимися в спину, и весом его мускулистого тела, прижимающегося к ее: к груди, животу, бедрам. Его член пульсировал напротив нее, толстый, наполненный жизнью. Он склонил голову, и она почувствовала трение его щетины на своем горле и затем теплое прикосновение губ к своей шее. Ее веки скользнули вниз, глаза закрылись.