Морской узел
Шрифт:
– Здравствуй, Кирилл, – узнал он меня, несмотря на мой нос, и широкой макияжной кисточкой навел тень на нарисованных веках. – У меня мастерская сгорела. Вот только карандаш остался. Так что теперь я буду работать здесь… А ты что, в одежде купался?
Он мимоходом посмотрел на Ирину, но его взгляд остановился на ней, его внимание привлекло что-то необыкновенное в ее лице. В глазах Бари вспыхнуло профессиональное восхищение редким, интересным материалом.
– Вам нравится мой колпак? – спросила Ирина, повиснув на моем плече, чтобы не упасть.
– Не в колпаке дело, – пояснил Бари, –
И он беглыми штрихами принялся обозначать капризный изгиб губ девочки. Мы не стали ему мешать и поплелись дальше. Ирина озябла и все крепче прижималась к моей руке. «Я все сделал правильно, – думал я о Бари. – Меня разрывали противоречивые мысли, но, сам того не зная, я шел по начертанному мне пути. Все великое в простом: когда не знаешь, как поступить, поступай по совести… Еще раз убеждаюсь, что это есть истина…»
– Сейчас мы придем к тебе, – мечтательно шептала Ирина, – покрепче запрем твою железную дверь, задернем шторы и три дня не будем никуда выходить… Нет, неделю! Пиццу и фрукты будем заказывать по телефону… Так будет, правда, Кирилл? Скажи мне, что так будет!
Короткий всплеск жизнерадостных сил угасал, и Ирина быстро слабела, серела, и город, словно отражая в себе ее настроение, снова покрывался туманом.
Мы не успели перейти центральный бульвар, и пришлось пропустить колонну грузовиков. Пронзительно сигналя и сверкая фарами, они медленно спускались к набережной, напоминая огромного чешуйчатого удава. Борта у грузовиков были опущены, посредине кузовов торчали похожие на мачты шесты, и на них червиво извивались и корчились усыпанные блестками раздетые девушки. Из динамиков неслась оглушительная музыка, время от времени в нее врезался пронзительный, чуть гундосый голос: «Идите за нами, партия свободы без границ знает дорогу к богу!» На обочине росла толпа людей. Подростки свистели, махали танцовщицам, ритмичными жестами объясняли им свои желания. Девушки показывали свои наклеенные улыбки, выше головы задирали ноги и становились похожими на пластмассовых кукол, у которых конечности крутятся во все стороны, подобно часовым стрелкам. На лобовом стекле одной из машин висел портрет Сиченя. Кандидат как-то неестественно склонил голову вперед и набок, словно хотел сохранить очень хрупкую прическу, уложенную волосок к волоску, с безупречным пробором, слегка осветленным благородной сединой. «Мы знаем дорогу! Мы знаем дорогу!» – эхом разлеталось по кварталам.
Ничего они не знают, думал я. К богу ведет вовсе не дорога, а крутые каменистые тропы, и каждый человек сам, своим сердцем выбирает свою тропу и идет по ней в одиночку и в тишине, и в этом праве выбора, должно быть, и заключается великий смысл восхождения…
– Правда, красивые девушки? – спросила Ирина. Она не хотела, чтобы я чувствовал себя неловко, скрытно любуясь чужой наготой; она была готова потакать мне во всем, лишь бы я был с ней открытым и естественным, как с очень близким другом.
– Я вспомнил, – произнес я.
– Что вспомнил?
– Сегодня последний день, когда разрешена агитация.
Ирина задумалась, отыскивая логическую связь между стриптизершами и агитацией. Я огляделся, увидел недалеко кафе и направился
– Куда ты идешь? – испуганно спрашивала она, пытаясь заглянуть мне в глаза. – Я не успеваю за тобой… Пожалуйста, не торопись так…
Она почувствовала, что над сладкой идиллией с закрытой стальной дверью и опущенными шторами нависла угроза. Но сил воспротивиться мне у нее не было. Я зашел в кафе, приблизился к стойке, где за надраенными до звонкого блеска бокалами прятался бармен.
– Мне нужно позвонить!
Бармен достал откуда-то трубку, по инерции протер ее тряпочкой и положил передо мной.
Я позвонил в спортклуб. Ответила администраторша и поздоровалась со мной своим неизменным «прувэт!». Дальним фоном в трубке угадывались стоны надрывающихся атлетов и стоматологический вой миксера, в котором готовилась белковая смесь. Я потребовал Юрку Беспалова. Пока администраторша протяжно звала: «Юри-и-ик! Ва-азьми труба-ачку!», я взглянул на Ирину. Бедолага едва держалась на ногах и смотрела на меня умоляющими глазами. Я погладил ее по щеке.
– Поедем домой, пожалуйста! – едва не плача попросила она.
Тренер ответил.
– Юра, мне снова нужен твой клиент! – сказал я.
– Какой клиент? – не понял Беспалов, потому как клиентов у него была дюжина.
– Пресс-секретарь.
– А его нет. Он сегодня не приходил и вряд ли уже придет.
– Тогда дай мне номер его мобильного телефона!
– А у меня… э-э-э… у меня его нет, – соврал Юрий, но тотчас застыдился своего поступка. – В смысле, я не имею права кому бы то ни было его давать. Я могу позвонить по нему только в том случае, если вдруг не смогу провести тренировку.
– Считай, что такой случай наступил! Юра, поверь мне, это очень важно!
– Сколько тебя помню, – проворчал Беспалов, – все твои просьбы всегда очень важны.
Тем не менее он продиктовал мне заветный номер и предупредил, чтобы я не выдал его никому и никогда, даже под угрозой лютой смерти. Я тотчас позвонил пресс-секретарю. Он очень долго не отвечал на вызов. Я давал отбой и снова набирал номер. Ирина устала меня ждать и села за стол, там совсем сникла и стала засыпать. Наконец секретарь ответил.
Я сразу назвал ему свою фамилию.
– Дальше, дальше! – поторопил секретарь, и я так и не понял, вспомнил он меня или нет. – У меня нет времени! Что вы хотите?
– Я располагаю серьезным компроматом на вашего соперника, – сказал я, предусмотрительно не называя вслух фамилию Сиченя.
– Ничего не надо! – сразу отрезал секретарь. – Я уже подготовил шефу текст заключительного выступления в прямом эфире, он его утвердил, и на этом агитация будет завершена. Спасибо вам, до свидания!
– Подождите! Не кладите трубку! Тот материал, которым я располагаю, может в корне изменить ситуацию!
– Не думаю, – прозвучал сдержанный скептицизм.
– Я вам клянусь!
– Поздно махать руками. Драка закончилась, – лениво заметил секретарь.
– Я настаиваю! Доложите обо мне шефу! У меня профессионально подготовленный видеоматериал!
– Я не могу сейчас отвлекать Александра Ильича! Он готовится к выступлению, – ответил секретарь, но мне показалось, что он начал колебаться.