Морской ястреб (др. изд.)
Шрифт:
— Клянусь Аллахом, мне ещё не доводилось видеть столь сильного воина! — воскликнул корсар. — Сам Пророк вселил в него силу, чтобы покарать неверных свиней.
Сэр Оливер свирепо усмехнулся.
— Я расплатился за удары их плетей, — сказал он.
Таковы были обстоятельства, при которых сэр Оливер встретился с грозным Асад ад-Дином, пашой Алжира, и первые слова, сказанные ими друг другу.
Вскоре галера Асад ад-Дина несла нашего джентльмена в Берберию; его вымыли и обрили, оставив на макушке пучок волос, за который Пророк поднимет его на небо, когда истечёт срок его земного существования. Он не возражал: здесь его накормили, и раз так, то пусть поступают, как им заблагорассудится. Наконец, его облекли в непривычно лёгкие, свободные одежды и, повязав голову тюрбаном, повели на корму, где под навесом сидели Асад ад-Дин и Юсуф, увидев которого сэр Оливер понял, что именно по его
Юсуф бен-Моктар оказался весьма влиятельным лицом — племянником и любимцем самого Асад ад-Дина, столпа веры, избранника Аллаха. Пленение Юсуфа испанцами повергло всех в глубокую скорбь, а недавнее избавление вызвало бурное ликование. Обретя свободу, он не забыл о соседе по веслу, к которому сам Асад ад-Дин проявил величайшее любопытство. Превыше всего в этом мире старый корсар ценил настоящих воинов; по его собственному признанию, ему ещё не приходилось видеть равных этому рослому рабу и наблюдать что-либо, подобное тому, как он сражался своей смертоносной цепью. Юсуф сообщил ему, что на этого человека низошла благодать Аллаха и в нём уже живёт дух истинного мусульманина; иными словами: плод созрел и ждёт руки Пророка.
Когда сэр Оливер, вымытый, надушённый, облачённый в белый кафтан и тюрбан, благодаря которому он казался ещё выше, предстал перед Асад ад-Дином, ему объявили, что если он готов вступить в ряды правоверных дома Пророка и посвятить силу и мужество, дарованные ему Аллахом, утверждению истинной веры и мщению врагам ислама, то его ожидают слава, богатство и почести.
Из всей пространной речи, произнесённой с восточной витиеватостью, в смятенную душу сэра Оливера запала одна лишь фраза о мщении врагам ислама. Он чувствовал, что враги ислама — его враги, и не скрывал от себя, что воздать им по заслугам было бы для него чрезвычайно соблазнительно. Не забывал он и о том, что в случае отказа принять веру Пророка его вновь ждёт весло, но уже на мусульманской галере. За шесть месяцев он сполна изведал прелести этого занятия, и теперь, когда его отмыли и дали почувствовать себя нормальным человеком, возвратиться к веслу было бы свыше его сил. Мы видели, с какой лёгкостью сэр Оливер отрёкся от религии, в лоне которой был воспитан, и перешёл в католичество — к немалому для себя разочарованию, как выяснилось впоследствии. С не меньшей лёгкостью, но с несравненно большей выгодой перешёл он в ислам. Более того, он устремился в лоно Магомета с некоей страстью, чего и в помине не было при его первом отступничестве.
Как мы уже имели возможность убедиться, ещё на борту испанской галеры сэр Оливер пришёл к выводу, что в его время христианство превратилось в зловещую карикатуру, от которой мир необходимо избавить. Однако не следует полагать, будто разочарованность нашего джентльмена в христианстве зашла так далеко, что он уверовал в неоспоримое превосходство ислама, и будто его обращение к Магомету было чем-то большим, нежели простая видимость. Оказавшись перед необходимостью выбирать между скамьёй гребца и кормовой палубой, веслом и саблей, он без колебаний сделал единственно возможный в его положении выбор, гарантирующий ему жизнь и свободу.
Вот так сэр Оливер был принят в ряды правоверных, тех, кого в райских кущах ожидают шатры, разбитые в садах с неосыпающимися плодами среди молочных, винных и медовых рек. Он стал кайей, или лейтенантом, на галере, которой командовал Юсуф, и в добром десятке сражений проявил такую храбрость и находчивость, что имя его вскоре стало известно всем пиратам Средиземного моря. Месяцев через шесть в бою у берегов Сицилии с одной из галер Религии — так назывались суда мальтийских рыцарей [22] — Юсуфа смертельно ранили в тот самый момент, когда победа уже была за корсарами. Он умер час спустя на руках сэра Оливера, назначив его своим преемником и приказав всем беспрекословно подчиняться ему до возвращения в Алжир, где паша изъявит свою волю.
22
Мальтийские рыцари — иоанниты, госпитальеры — члены духовно-рыцарского ордена, основанного в Палестине крестоносцами в начале XII в. Первоначальная резиденция — иерусалимский госпиталь (дом для паломников) св. Иоанна. В конце XIII в., ушли с Востока. В 1530—1798 гг., имели резиденцию на о. Мальта (Мальтийский орден). С 1834 г., резиденция иоаннитов в Риме.
Паша без колебаний утвердил сэра Оливера капитаном галеры, бывшей прежде под командованием Юсуфа. С этого дня его стали называть Оливером-рейсом [23] , но вскоре своей доблестью и неистовством он заслужил прозвище Сакр аль-Бар, или Морской ястреб. Его слава быстро росла и, перелетев за море, достигла берегов христианского мира. Ещё через некоторое время Асад сделал его своим лейтенантом, то есть вторым лицом в алжирском флоте. По существу, сэр Оливер выполнял функции главнокомандующего, так как Асад старел и всё реже выходил в море. Вместо него и от его имени в походы отправлялся Сакр аль-Бар, чьи мужество, ловкость и удача были столь велики, что он никогда не возвращался с пустыми руками.
23
Оливер-рейс — от «раис» (арабск.) — господин.
Все свято верили, что на нём почиет благодать Аллаха, избравшего его своим орудием для прославления ислама. Асад ценил и уважал своего лейтенанта, и со временем уважение переросло в любовь. Разве мог этот ревностный мусульманин иначе относиться к тому, кого сам Всевышний отметил своей милостью? Никто не сомневался, что, когда Аллах призовёт к себе Асада, наследовать ему должен Сакр аль-Бар. Таким образом, Оливеру-рейсу было бы суждено, став пашой Алжира, пойти по стопам Барбароссы, Окьяни [24] и других христианских отступников-корсаров, сделавшихся князьями ислама.
24
Барбаросса, Окьяни — имена двух братьев, знаменитых алжирских пиратов. Первый, Арудис, убит при Тлемсене испанцами в 1518 г.; второй, Хайр ад-Дин, адмирал флота Сулеймана I, умер в Константинополе в 1546 г.
Несмотря на некоторую враждебность, порождённую его молниеносным возвышением, — о чём будет сказано в своё время, — Сакр аль-Бар лишь однажды подвергся опасности утратить своё могущество. Через несколько месяцев после возведения в ранг капитана он как-то утром зашёл в зловонную тюрьму для рабов в Алжире и увидел довольно большую группу соотечественников. Он приказал снять с них оковы и выпустить на свободу.
Когда паша призвал его к ответу за дерзкий поступок, сэр Оливер прибег к высокомерию, как единственному средству спасти положение. Он поклялся бородой Пророка, что коль скоро должен обнажать саблю Магомета во имя ислама на море, то нести эту службу он намерен в соответствии со своими правилами, одно из которых — никогда не направлять оную саблю против соотечественников. Он заявил, что ислам ничего не потеряет, так как за каждого освобождённого им англичанина он обратит в рабство двоих испанцев, французов, греков или итальянцев.
Сакр аль-Бар добился своего, но с условием, что поскольку пленные рабы являются собственностью государства, то, желая лишить его таковой, он должен выкупить их. Тогда он сможет распоряжаться ими по своему усмотрению. Так мудрый и справедливый Асад устранил возникшее затруднение, и Оливер-рейс благоразумно склонил голову пред его решением.
С той поры Сакр аль-Бар покупал и отпускал на волю всех привезённых в Алжир рабов-англичан и находил способ отправить их домой. Правда, это ежегодно обходилось ему в солидную сумму, но богатства его быстро росли, и он вполне мог позволить себе подобную подать.
Читая «Хроники»; лорда Генри Года, можно прийти к выводу, что в водовороте новой жизни сэр Оливер совсем забыл свой корнуоллский дом и любимую женщину, которая с такой готовностью поверила, что он убил её брата. Этому веришь, пока не дойдёшь до описания того, как однажды среди пленных английских моряков, привезённых в Алжир его лейтенантом Бискайном аль-Бораком, сэр Оливер встретил корнуоллского юношу из Хестона по имени Питт, с отцом которого он был знаком.
Он привёл молодого человека в свой прекрасный дворец неподалёку от Баб аль-Аюба и принял его как почётного гостя. Всю ночь они провели в разговорах. Сэр Оливер узнал обо всём, что произошло в его родных местах с тех пор, как он их покинул. Всё это даёт представление о том, какая жестокая ностальгия, должно быть, проснулась в душе отступника и сколь велико было его желание утолить её бесконечными расспросами. Молодой корнуоллец внезапно и болезненно оживил для него прошлое. Той летней ночью в душе сэра Оливера пробудились раскаяние и безумное желание вернуться. Розамунда должна вновь открыть ему ту дверь, которую он, движимый отчаянием, захлопнул. Он ни на минуту не усомнился, что, узнав наконец правду, она именно так и поступит. У него уже не было причины выгораживать негодяя брата: теперь он так же сильно ненавидел его, как прежде любил.