Морской закон, рыбья правда
Шрифт:
Итак, она просыпалась и шла на берег, разгонять кровь и разминать затекшие со сна мышцы. Потом босиком карабкалась по покрытым рыжим лишайником скалам (в первый день сразу же закружилась голова, потом пошло гораздо легче).
Камень в ухе потеплел уже к вечеру первого дня. Запястье под браслетом еще какое-то время чесалось, но тоже перестало: Зура восстанавливалась, и магия восстанавливалась тоже, приходила капля по капле…
Интересно, каково быть таким магом, как Лин, или как эти могущественные волшебники, что живут в белых башнях на берегу? Их чары не зависят от силы их собственного тела: вышел к морю, опустил в него руки — и черпай сколько хочешь…
Думая так, Зура до рези в глазах вглядывалась в неразличимо фиолетовую полосу на горизонте, казалось, мерцающую невидимым на солнце маревом. Не разобрать. А по морским меркам расстояние пустяковое.
Все-таки океан больше любого человека. Больше нее, больше мага из белой башни, больше кого угодно. Бесконечная пропасть воды, наполненная чудовищами и неведомой жизнью. Уж лучше полагаться на собственные руки, ноги и нутро: они-то ее не подводили никогда.
Об этом нутре следовало заботиться, поэтому на завтрак Зура искала и ела мидий: Лин питался в это время дня мерзким варевом из овсянки. Обедали и ужинали они вместе — жареной рыбой, салатом из водорослей, куда маг иногда разбивал яйцо чайки, пресными лепешками из муки, моллюсками, диким луком и иным здешним добром. Из материковых продуктов имелись только овсянка и мука. Были у мага и зерна кофе, из которых он варил напиток, одновременно горький и кислый на вкус. Зура его не одобряла.
Помимо совместных трапез Зура была предоставлена самой себе.
В первый же день, преодолевая головокружение, слабость и боль в побитом теле, она исследовала остров. Он оказался очень невелик: хватало нескольких часов, чтобы по берегу обойти его целиком, обогнув чаячью колонию. Кроме камней да редкого кустарника и дикого лука ничего на нем не росло. Было, правда, два родника: один совсем маленький на дальнем конце острова, и другой, побольше, рядом с маяком. Этот второй Лин-Отшельник запрудил.
Ах нет, у мага еще был огород. Но там росли странные побеги с заостренными концами и листьями неживого цвета. Зура и подумать не могла о том, чтобы употреблять такое в пищу.
За три дня два раза она видела, как на скалы выбирается гигант Антуан и в чем мать родила топает по камням к маяку, оставляя мокрые следы. На Зуру он поглядывал с любопытством, но заговорить не пытался. Правильно делал: в обществе голых мужиков, да еще таких богатырских пропорций, она сразу начинала нервничать. А нервничая, могла и топором жахнуть.
Один раз он вышел из маяка почти сразу и рыбкой нырнул с ближайшей скалы. Мускулистое тело под острым углом ушло в сине-зеленую глубину и, всего одно мгновение показавшись в ней белым, вдруг стремительно потемнело, изменив очертания.
Другой раз Антуан проболтал с магом довольно долго, и вышли они из маяка оба, причем Антуан был уже одет по-человечески — как богатый мастеровой, небогатый купец или, скажем, как доверенный слуга в доме среднего достатка. Одежду эту точно по нему шили: попробуй найди такой размер с чужого плеча или мануфактурный!
— Антуан останется на ужин, — сказал Лин-Отшельник.
Ужин так ужин. Не Зуре возражать. С кем только ей ни доводилось сиживать за столом.
Странная это была трапеза.
Антуан оказался парнем разговорчивым и совсем молодым — Зура решила, что, будь он человеком, ему бы едва сравнялось шестнадцать или семнадцать. Поедая сырую рыбу, аккуратно для него нарезанную (они с Лином опять ели морского окуня, запеченного на углях, а потому с резкой морочиться не стали, разделяли прямо руками), он подробно вещал, чего и как нужно, а чего не нужно делать в подводном царстве.
— Первым делом, не тушуйся, — говорил он Зуре. — Тебе покажется, что мы — ну, морской народ — странные: то ли тупые, то ли легкомысленные, то ли сожрать тебя хотим. Но это не так. И магия Лина вас прикроет, — он подумал и добавил как будто без всякой связи с предыдущим. — К тому же нам, морскому народу, вы, люди, кажетесь такими непонятными, костлявыми.
— Как нам насекомые, — подсказал Лин. Глаза у него смеялись, и вообще он, судя по всему, наслаждался этой маленькой лекцией. — Но ты не бойся, я не дам раздавить нас туфлей.
— Если все так зависеть будет от твоей замечательной магии, то зачем вообще я-то нужна? — резонно поинтересовалась Зура. — Под водой я никогда не дралась, ветер знает, что я там смогу вообще.
— А-а! — Антуан вновь с важным видом поднял хвост от трески. — Не в этом дело. Морской народ всегда ходит стаями. У нас такого не бывает, чтобы поодиночке. Ну там у женщины после родов может такая причуда возникнуть — и все! Или еще маги, когда молодые и учатся, отдельно живут. Поэтому, если мастер будет один, у него нормального разговора ни с кем не выйдет. Даже если все будут знать, какой он важный человек.
— А он важный? — не удержала Зура вопрос.
Антуан начал было отвечать, но Лин остановил его коротким жестом.
— Да как вам сказать, Зура, дочь Зейлар, — улыбнулся он. — Впечатление производить умею.
Зура стиснула челюсти.
То, что у степняков принято было именно так обращаться к детям боевых матерей — это еще маг мог где-то услышать. Но то, что мать Зуры звали Зейлар, знать ему было неоткуда. Зура уже больше десяти лет никому так не представлялась.
Потом она подумала, что надо было бы задать еще вопрос: а где стая самого Антуана? И не возражают ли его родичи против того, что он знается с человеком?
Но они уже убрали со стола, и Зура уже сидела под крупными надокеанскими звездами, сытая и благодушная, и колоть лишний раз шпилькой слугу мага не хотелось. Он не виноват, что его работодатель — тщеславный позер.
Лин вышел из маяка, опустился на камень рядом с ней.
— Завтра с рассветом выйдем. Поэтому советую отправиться спать, добрая Зура.
— А ты раз имя мое знаешь, значит, знаешь, как ко мне полагается обращаться, — ответила Зура, не глядя на мага.
Ей не нравился лицемерный здешний обычай ко всякому имени прибавлять «добрый» или «добрая».