Моря Африки
Шрифт:
— Теперь держи его! — Кричу я. В этот раз совместными усилиями нам удаётся упереться и противостоять откатывающемуся прибою. Приходит следующая волна и мы поднимаемся ещё на метр. Теперь мы достаточно высоко и я тороплюсь выключить мотор и отчерпать пригоршнями тендер, чтобы облегчить его и вытащить повыше. Стараюсь не думать о том, как мы будем спускать его на воду, чтобы вернуться на лодку.
Остров называется Latham, скалистый клочок суши в восьмидесяти милях на юго-восток от Занзибара. Глядя на него на карте, одинокий остров посреди океана, окружённый мелководьем на десяток миль во всех направлениях, можно предположить что вода там прозрачная и
Но, как только мы вышли из защищённой акватории и взяли курс на Latham, муссон зашёл и подул с востока, направление необычное и маловероятное в это время года. Каприз природы, который для нас, однако, означал встречный ветер и утомительное плавание в острый бейдевинд.
Мы немного призадумались. Когда долго не выходишь в море, на лодке воцаряется беспорядок. Верёвки и вещи разбросаны по палубе, паруса уложены как попало, каюта завалена книгами и всякой всячиной, готовой свалиться на пол при малейшем крене. Мы даже подумали оставить затею и повернуть на юг и более комфортным курсом, с ветром в корму, отправиться к острову Мафия, который к тому же был нашей конечной целью. Тем более, что ветер усилился и курс бейдевинд означал бы большой крен, волны накрывающие палубу, частые смены парусов и прочие подобные удовольствия.
— А если этот остров необыкновенно красив? — Эта дилемма постоянно встаёт перед нами, когда нужно принять решение куда идти. Каждый раз, когда появляется земля, хочется остановиться, и каждый раз когда проходим мимо остаётся сомнение, что возможно именно здесь мы упустили что-то прекрасное. Но островов очень много, наша жизнь коротка, а путешествие ещё короче.
Однако всё же решаем попытаться. В 18.00 Лиззи отключает автопилот и становится к штурвалу. Я начинаю наводить порядок на палубе и регулировать паруса. Один за другим обтягиваю фок, грот, стаксель и янки N1. Пол часа чтобы набить фалы, отрегулировать шкоты, хорошо закрепить тендер на палубе, собрать все верёвки, закрепить якорь на носу и т. д. наконец лодка в порядке и я чувствую себя спокойнее глядя на чистую палубу блестящую от брызг. Вода с шипением бежит вдоль бортов, нос разбивает гребни волн, идеально стоящие паруса вырисовываются на фоне темнеющего вечернего неба.
Идём курсом 150°. Курс на Latham 130°, но ветер встречный и это максимум, что мы можем сделать. Терпение… придётся идти в лавировку.
Очень скоро «Barca Pulita» уже бежит в полной темноте. Лёжа на койке прижатый парусиной, которая удерживает меня от падения, я вижу пену от больших волн, которые ударяют в иллюминаторы рубки, потом стекают на палубу и возвращаются в море с успокаивающим журчанием. Лиззи за штурманским столом читает свою книгу и периодически выглядывает наружу.
Чуть позже ветер усиливается, но слегка меняет направление и отходит к северу. Выходим на палубу проконтролировать ситуацию. Лодка управляемая флюгерным устройством последовала за ветром и теперь идёт на северо-восток, она сама легла на курс на Latham.
Однако волны идут нам точно навстречу заливая палубу и забрызгивая паруса. Потоки теплой воды бегут с носа до кормы. Скорей возвращаемся в тепло каюты, каждый на свою койку.
— Карло! Карло!
Прошёл примерно час и я внезапно просыпаюсь. Голос Лиззи встревожен. Вскакиваю с постели и, ещё не проснувшись как следует, спотыкаюсь
— Стаксель, стаксель!
В темноте безлунной ночи передний парус едва виден: неясный порхающий белый призрак отчаянно трепещет и бьется. Проходит несколько секунд, прежде чем я осознаю какая беда приключилась: парус порвался, шкотовый угол в воде тянется на верёвках а остальная парусина бьется на ветру.
— Опускай, опускай! Я соберу!
Собираем на палубе обрывки паруса и, свернув по возможности аккуратно, привязываем к леерам. Сейчас в темноте больше ничего нельзя сделать. Завтра утром всё просушим и осмотрим повреждения. Без единого слова ставим янки N2, он поменьше, попрочнее и, самое главное, стоит выше и не страдает от ударов волн. Больно даже думать о порванном парусе.
Если бы мы поменяли его хотя бы десять минут назад…
— Да нет. Просто парусина была слишком старая. — Утешаю я себя, чтобы успокоить совесть и не думать о том, сколько стоит новый парус.
Ложимся на прежний курс. На чистом прозрачном небе, чуть справа по носу, сверкает недавно взошедший Южный Крест, словно утешая нас в наших неприятностях. Млечный путь, полный блестящих звёзд, уходит в море за кормой. И утром, с первым светом, который предшествует восходу солнца, появляется Latham — плоская золотистая полоска суши покрытая миллионами чёрных точек. И после, почти сразу, с первыми лучами солнца, доносится резкий и сильный запах птичьего помёта. Вот что такое эти чёрные точки.
Убираем два паруса и медленно движемся по голубой, рябой от светлых пятен воде, сквозь которую видны песок и кораллы на пятнадцатиметровой глубине.
Вместо того, чтобы идти сразу к острову, мы спускаемся на юг, почти пройдя его, и поворачиваем на северо-запад, чтобы в самый ответственный момент, когда будем приближаться к суше, чтобы встать на якорь, солнце не слепило глаза.
Огромные стаи птиц поднялись в воздух, образуя в утреннем небе странные чёрные пятна, которые то конденсируются, то растворяются, словно облака или клубы дыма. Море, однако, неспокойно. Несмотря на то, что мы находимся под защитой острова, с его подветренной стороны, кажется суша не хочет прикрывать нас и волны катятся со всех сторон. То ли остров слишком мал и волны огибают его, то ли они приходят из океана с разных направлений.
— Что будем делать? Бросаем якорь?
— Да, думаю можно попробовать.
— Уверен?
Руководства по навигации не объясняют, как становиться на якорь на волнении. Мы всегда говорим о бухтах, заливах, о портах. Здесь же словно в открытом море, вернее так оно и есть, так как Latham, теперь, когда мы его видим, это всего лишь клочок суши затерянный в океане.
В конце концов мы бросили якорь в нескольких стах метров от берега, хотя лодку мотало с борта на борт и с носа на корму хуже чем при переходе. В компенсацию вода под нами кристально прозрачная, я даже вижу наш якорь на пятнадцатиметровой глубине и стайку голубых рыбок бросившихся клевать потревоженный им донный песок.
Мы спустили тендер на воду посреди волн не без акробатических трюков и погрузили в него якорь, вёсла, швартов, мешки с телекамерами, штатив, фотоаппараты.
— И как мы будем высаживаться на берег при такой волне?
— Не знаю. Подойдём ближе, там видно будет.
Мы приблизились к берегу. Вода была глубокой почти до самого берега где прибой разбивался взрываясь фонтанами. В момент, когда гребни поднимались, волны превращались в стеклянные пирамиды и сквозь них, как сквозь стакан, был виден пляж.