Моря и годы (Рассказы о былом)
Шрифт:
— Зайдете в кабинет, когда позвоню.
Обстановка непривычная. Нахожусь в каком-то напряжении. Как-то все пойдет? И вдруг из-под подоконника, у которого стоит стол-бюро, раздается оглушительный звонок. Вздрогнул. Не без трепета взялся за ручку двери кабинета Викторова. Вошел. Кабинет большой, с темно-синими стенами, светлыми огромными окнами, очень красивым лепным потолком, с которого спускалась тяжелая бронзовая многосвечевая люстра. Направо, вдоль стены, — длинный красного дерева стол и четырнадцать кресел. Налево — деревянная вешалка, небольшой, поставленный на тумбу сейф, ближе к окну — массивный с бронзовыми украшениями письменный
— По вашему приказанию прибыл.
— Об этом впредь, когда я вас вызываю, можете не докладывать. Ваша обязанность помогать мне. Выполнять мои поручения, передавать приказания, вызывать нужных мне людей, докладывать о прибывших на прием, вести переписку. При всех моих посещениях кораблей, частей, во всех служебных командировках, в походах вы обязаны быть рядом со мной, фиксировать мои замечания, распоряжения, доклады подчиненных лиц. Обзаведитесь для этих целей необходимой принадлежностью в виде блокнотов, записных книжек и прочего. Работать начинаем в восемь двадцать, а когда кончаем, сами увидите. Ясно?
— Ясно.
Хотя, честно говоря, ничего ясного для меня не было. Кроме одного: обзавестись секретарской «боевой» принадлежностью — ручками, карандашами, резинками, иголками с суровой ниткой для подшивки бумаг. За какие прегрешения все это? Досада и тревога обуревали бедного «флажка», как сокращенно на флоте называли флаг-секретаря.
Чтобы стать на партийный учет, пошел к комиссару штаба, старому большевику, подводнику-электрику по специальности, А. Доброзракову. Его небольшой кабинет украшал очень хороший портрет В. И. Ленина. Вся обстановка была исключительно простой. Комиссар, человек мощного телосложения, с крупными чертами лица, внимательными, строгими, умными глазами как-то сразу располагал к себе. Весь его облик был именно таким, какой был у матросов Революции, верных помощников Ленина в борьбе за власть Советов. Доброзраков был очень внимателен к людям и всегда, во всем справедлив. Как и всем, он пришелся мне по душе с первой встречи. Войдя в кабинет, я доложился, как положено.
— Ну как поживает вновь испеченный «флажок»? Поди, все бунтуешь, все не так кажется горячей комсомольской голове? — с доброжелательной иронией расспрашивал меня комиссар.
Я выложил все, что меня беспокоило, волновало.
— Что откровенно говоришь, это хорошо, стало быть, о деле, о работе думаешь. Ты спрашиваешь меня, как быть? Есть устав, его и держись. Советую быть самим собой. Не петушиться, должностью своей не кичиться. К людям относиться с уважением и внимательностью, быть ровным в обращении с ними. Слова выпаливать подумавши, а не так, как у Поленова. Деньков через десять заходи, поговорим о партийном поручении. Ну, бывай здоров! Если будет заносить, считай до ста, не поможет — до тысячи. — Улыбнувшись, комиссар распрощался со мной.
Удивительное дело… Разговор с комиссаром, которого видел первый раз в жизни, был таким душевным, товарищеским, несмотря на большую разницу в летах, в жизненном опыте и в опыте морской службы, что сразу как-то полегчало на сердце. В самом деле, не боги же горшки обжигают. Справимся и мы с порученным делом… С этими мыслями я заснул под мерный ритм где-то ниже каюты работающей донки.
Пошла служба на новом месте. В освоении секретарских навыков охотно и во многом мне помогал Столяров, у которого все дела были в образцовом порядке. Оставалось одно — следовать его примеру.
За первые две недели не без помощи Столярова я уже сносно знал, что, где и как расположено в Кронштадте, всех начальников флотских органов и командиров соединений.
Вскоре мне пришлось сопровождать Викторова на Пароходный завод, где командиры ремонтирующихся кораблей докладывали начальнику Морских сил Балтийского моря о ходе ремонта, претензиях к заводу. Доставалось и тем и другим. «Флажок» еле успевал записывать.
На другой день Викторов, как только появился в своем кабинете, потребовал от меня записи, сделанные на заводе. Как хорошо, что я сумел, работая чуть ли не до полуночи, привести их в порядок. Передаю начальнику Морских сил свое «творение». Конечно, волнуюсь. Читает, молчит. Я как на горячих угольях, даже ногам жарко стало. Наконец чтение Викторов закончил. Поднял глаза и неожиданно для меня произнес:
— Сегодня перебирайтесь с «Комсомольца» на «Марат». После ужина на линкоре быть обязательно.
Ничего понять не могу. Зачем меня переселяют на линкор?
Вышел от начальника Морских сил и прямо к Столярову. Он мне, конечно, сразу все разъяснил:
— Начальник Морских сил хочет, чтобы ты всегда был под рукой. Сие означает: испытательный срок пройден. Теперь уж годика два, не меньше, быть тебе секретарем, виноват — флаг-секретарем!
С момента переселения на линкор все пошло как-то по-иному. Вскоре Доброзраков позвонил по телефону:
— Как дела идут у «флажка»? Хорошо ли на линкоре?
— Все нормально.
— Коли нормально, то через часок зайди ко мне. Договорились? Ну и хорошо.
Как условились, пришел к комиссару.
— Позвал я тебя, товарищ Андреев, вот зачем, — сразу начал Доброзраков, — поговорить насчет твоего партийного поручения. Мы хотим тебя прикрепить к комсомольской ячейке и, кроме того, поручить в зимний период руководить кружком текущей политики. Как смотришь на это?
— Как решите, так и будет.
— Добре, что согласился. Только хочу тебя сразу предупредить — кружок этот женский. В него входят работающие в штабе и политуправлении сотрудницы и жены командного состава.
— Женский?! Нет уж, увольте. С женщинами мне не справиться.
— Как это не справиться? Если не сумеешь совладать с тремя десятками из женского сословия, так как же ты будешь воспитывать краснофлотцев, командовать ими?! На партийном бюро мы долго думали и решили поручить женский кружок именно тебе. На следующей неделе первое занятие. Договорились? Ежели в чем будет заминка, то заходи в любое время. Всем, чем могу, помогу. Описок кружка возьмешь в политуправлении у Бобылева.
На первое занятие собралось немногим более половины кружка. Возраст от девятнадцати до сорока пяти.
Представился собравшимся и начал свой рассказ по теме. Преодолев смущение, увлекся и не заметил, как время, отведенное для занятия, истекло.
Одна из слушательниц, обладательница миллиарда веснушек, украшавших миловидное личико с задорным носиком и озорными голубовато-серыми глазами, спросила:
— Следующее занятие вы будете проводить?
— Несомненно. До тех пор, пока вы от меня не откажетесь.