Московия. Легенды и мифы. Новый взгляд на историю государства
Шрифт:
Чем более его предупреждали остерегаться этого, тем более упорствовал он в своих безумных фантазиях, вплоть до того, что, составив, наконец, небольшой трактат на языке московитов, он принес его одному из главных сановников и настоятельно просил дать ему разрешение на печатание своего труда и представление его публике. Этот же достойный человек, выговорив ему за столь смелое намерение, сказал: «Нордерман, ты что, шальной или безумец? Ты знаешь, что я твой друг, и я советую тебе бросить твою затею; иначе не избежать тебе костра». Нордерман, далекий от того, чтобы прислушаться к такому предостережению, выйдя от него, направился в типографию и просил печатника соизволить напечатать его трактатик. Печатник возразил, что не может сделать этого без согласия патриарха, но тот так нажимал, что, в конце концов, печатник взял манускрипт и отнес
Но вернемся к религии русов. Известно, что эти народы делают весьма большое различие между их религией и религией прочих христиан, и заходит оно так далеко, что все, к их концессии не принадлежащие, слывут у них за лжехристиан. Они не разрешают никому, опричь приверженцев греческой религии, входить в их церкви, а я не посоветовал бы никому делать это тайно, ибо не преминут они познакомиться с «кнутом», что означает телесное наказание, либо будут приговорены пожизненно к охоте на соболей, что практикуют в Сибири, ежели только не захотят они обратиться в русскую веру и креститься по их обычаю.
Московиты ставят в один ряд с собаками не принадлежащих к их религии, так, если пес либо особа иной религии, кроме их, случайно войдет в одну из их церквей, эта церковь, по их понятиям, профанирована и осквернена, и в этом случае обязаны они заново полностью освятить ее, что они проделывают весьма странным образом. Тем не менее, крупные вельможи часто позволяют иноверцам входить в их часовни вместе с собой.
Дабы представить простоватость московитов, расскажу здесь довольно забавную историю. Несколько лет тому прибыл в Москву один английский посол. Он привез туда большую обезьяну, каковую одел в ливрею одного из своих выездных лакеев. Однажды эта обезьяна, сбежав, впрыгнула в одну церковь, что располагалась против дома посла и была открыта. Злокозненная, как обычно эти животные, обезьяна не преминула учинить беспорядок, она скакала повсюду, сбросила и испортила развешенные по стенам образа, и произвела другие опустошени я. Заслышав шум, пономарь бросился к церкви и, заметив обезьяну, одетую в ливрею посла Англии, принял ее за одного из выездных лакеев. Заперев церковь, он незамедлительно уведомил патриарха обо всем случившемся. Возмущенный и весьма раздраженный патриарх тотчас же отправился к царю, дабы информировать его о таком гнусном поступке, а тот незамедлительно выслал стрельцов, вооруженных алебардами, с заданием схватить злодея, что дерзнул профанировать церковь.
Эти стрельцы — лучшие солдаты во всей Московии, подобно янычарам у турок, войдя в церковь, застали обезьяну на самом красивом алтаре, изо всех сил трудящуюся. Они приказали ей спуститься, грозя хорошей взбучкой, но говорили они всего лишь со зверем, что не только им не повиновался, но, напротив, по обыкновению этих животных, показало им зубы. Это столь разгневало одного из стрельцов, что он бросился к обезьяне и нанес ей по спине несколько ударов полупикой. Сильная и мощная обезьяна, рассвирепев от полученных побоев, набросилась на стрельца и, не внимая на сыпавшиеся на нее удары с целью вызвать из ее рук стрельца, обошлась с ним столь жестоко, что его отвезли домой замертво. Между тем, прочим стрельцам с трудом удалось заставить сдаться господина Обезьяну, опрокинув ее ударами на землю и таким образом, поймав. Они ее связали и в таком виде потащили в тюрьму на виду у бесчисленной собравшейся толпы.
Тем временем посол рисковал подвергнуться такому же обращению, что и его обезьяна, не найди он спасения, укрывшись в своем квартале, ибо сброд в ярости от мысли, что именно он был автором совершенного святотатства, имел это в виду. К тому же некоторые подозревали этого вельможу в сговоре с нечистой силой, ибо он привез с собой дьявола, из коего не вытянуть ни слова, каковой в действительности, будучи не более чем обезьяной, не наделен был талантом говорить.
Достойные служилые люди и торговцы
Московиты, как и евангелисты, полагают, что Иисус Христос, наш Спаситель — единственный и верховный глава церкви, и совершенно не допускают, что церковь может иметь здесь на земле видимого главу, а также что папа — верховный достойник и наместник Бога. Они, напротив, утверждают, что здесь имеет место узурпация.
Они ни в каком виде не принимают также и превосходства или примата в христианской церкви. Это доставляет им такое огорчение, что они не желают даже слышать об этом и называют папу не иначе как «доктор», что можно видеть, в частности, из писем Василия к папе Клементу, где этот титул звучит как «Клемент, папа, Пастор и доктор Римской церкви» и т. д.
Ныне у них не наблюдается ни одного случая чудес в церкви, и они этим совсем не озабочены, напротив, они говорят и ясно пишут, что чудеса были нужны в прошлом для обращения неверующих, но прекратились, и их не видят в церкви с тех пор, как в ней утвердилась вера.
Московиты считают брак исключительно святым делом. Они установили, что он не может быть заключен между родственниками и свойственниками до четвертого колена под страхом смерти. У них также под страхом смерти запрещена полигамия, и даже царь, или великий князь, не может иметь более одной жены, если только (и тому имеется множество примеров) она не бесплодна или не может принести наследника. В этом случае ее могут заключить в монастырь и можно жениться на другой. Что же до второй женитьбы после смерти первой жены, то они это допускают и считают это возможным, но с трудом признают, этот брак за достойный и законный, вот почему ни один из их клира не позволяет себе прибегнуть ко второй женитьбе. Что до третьего брака, то они его вовсе не допускают, либо желающему вступить в него надо иметь на то особо важные и весьма оправданные причины. Четвертый же брак так строго запрещен, что каждого в него вступающего наказывают смертью.
Развод у московитов практикуется весьма часто, но он не может совершаться без согласия на то епископа.
У них священникам не только разрешено жениться, но, по их учению, это для священника необходимо, в чем ссылаются они на первое послание к Тимофею. По их понятиям, необходимость для священников иметь жену столь безусловна, что они не посвящают в этот сан никого, кто не даст обета жениться. Если священник хоронит свою жену, ему не разрешается взять другую. В этом случае он должен либо удалиться в монастырь, либо снять с себя сан священника и вернуться к светской, или мирской жизни. При вступлении в брак священнослужители должны избрать девицу, им не разрешено жениться на вдове, а сверх того на персоне, чьи нравы и поведение не одобряются.
Исходя из этого, они заключают и твердо верят, что римско-католическая церковь не только погрязла в отвратительной ереси, но и грешит против Священного Собора в Гангре, указывая, что женатые священники не достойны брать тело Господа Нашего.
Верховная власть — это второе, к чему московиты питают глубокое почтение и в этом они идут так далеко, что принимают как догмат веры, что воля их князя, или царя, есть воля Господня. Так что, когда они в чем-то сомневаются, то повторяют как поговорку: «Одному Богу да царю ведомо».