Московская великая битва - оборона. Часть 1
Шрифт:
Из архивных документов и материалов текущего периода
командующего войсками Московского военного округа о создании оборонительных рубежей вокруг Москвы
14 октября 1941 г. г. Москва № 5/011
В целях организации непосредственной прочной обороны г. Москвы приказываю:
1. Вокруг г. Москвы создать оборонительный рубеж по линии.
2. Все работы по оборудованию и укреплению оборонительного рубежа возлагаю на организации Московского Совета.
3. Начальником оборонительного строительства назначаю заместителя
4. Устанавливаю срок окончания оборонительных работ к 20.10.41 г.
5. В первую очередь строить противотанковые препятствия (рвы, эскарпы, контрэскарпы, завалы), артиллерийские доты, дзоты и площадки. В последующем – пулеметные доты, дзоты и соты.
6. Начальником оборонительного рубежа г. Москвы назначаю генерал-майора т. Фролова С. Ф.
7. Для осуществления управления войсками в двухдневный срок сформировать штаб оборонительного рубежа г. Москвы согласно прилагаемому штату.
8. Оборонительный рубеж разбить на пять секторов. В каждом секторе назначить начальника и комиссара сектора и ячейку управления.
9. Моссовету выделить из числа формируемых партийно-комсомольских батальонов в распоряжение начальника оборонительного рубежа г. Москвы необходимое количество этих батальонов после того, как будут сколочены.
10. Артиллерийскую противотанковую оборону на основных направлениях организовать к 17.10.41 г.
Общее руководство всей артиллерией, расположенной в пределах г. Москвы, кроме артиллерии ПВО, возлагаю на начальника артиллерии округа генерал-майора т. Устинова.
К этому же сроку на ОП сосредоточить два боевых комплекта.
11. Обеспечение питанием, санитарно-бытовым обслуживанием и автотранспортом возлагается на Московский городской Совет.
Преподаватель Московского технологического института о первых боях рассказывает так: «Для меня и для других ополченцев этот первый бой был и самым трудным, и самым горячим, и самым страшным, а для кого-то и последним. После боя комиссар сказал о подвиге ополченца Миши:
– Друзья! Все вы видели, как гордо умирает советский человек за свою Родину. Кто останется в живых, расскажите это своим детям…
Утро следующего дня мы встретили уже «бывалыми» солдатами. По крайней мере, так нам казалось. Но нас поразила тишина. В течение всей ночи непрерывно слышалась стрельба вдоль линии обороны из винтовок, автоматов и пулеметов, вспыхивали ракеты, а к утру все затихло. В чем дело? Командование дивизиона выслало группу ополченцев в разведку. Часам к десяти они вернулись и доложили: немцев впереди нет. То же подтвердили соседи справа и слева. Были слышны звуки сильного боя где-то на правом и левом флангах, но, судя по всему, это было километрах в 8-10 от нас.
Из дивизии прибыли представители политотдела, принесли газеты и письма. Мы курили, разговаривали. И вдруг в нашем тылу поднялась невообразимая пальба из пулеметов и автоматов. На полном скаку пролетел на повозке мимо наших окопов повар с дымящейся кухней: «Немцы окружают!». Сразу организовали круговую оборону. Потом поняли: надо идти вперед, туда, откуда вчера наступали немцы. Если они оставили там заслон – прорвемся. Километра полтора-два прошли, не встретив никого. Подсчитали: в нашей группе в общей сложности оказалось человек триста. Автоматная трескотня сзади прекратилась.
Но вдали где-то шел бой. Над головами то и дело ревели самолеты, идущие на бомбежку, отчетливо слышался мощный гул моторов машин.
Замаскировались мы в небольшой рощице, окруженной густым кустарником. Здесь стояла немецкая часть перед вчерашним боем. Везде виднелись следы кованых сапог, колес от машин и пушек. Комиссар Качуров принял решение до ночи остаться в роще, не обнаруживать себя ни с земли, ни с воздуха, окопаться и приготовиться к круговой обороне и если уж придется принять бой, то драться до последнего. Как старший по званию и наиболее опытный, Качуров, приняв на себя командование, распорядился строго вести расход боеприпасов, экономить еду. Затем, проведя разведку, принял решение идти на восток для соединения со своими войсками.
С наступлением темноты начали движение. Сразу поняли, что выйти из окружения будет нелегко. По дорогам шли немецкие танки, машины с пехотой, часто с включенными фарами, не маскируясь. По всему горизонту горели деревни и поселки.
К утру, измученные до предела, остановились недалеко от опушки небольшого леска. Утренний туман еще не совсем рассеялся. К комиссару подошли разведчики и доложили, что примерно в двух километрах по проселочной дороге движется в нашу сторону колонна советских военнопленных в сопровождении небольшой группы фашистов. Решили отбить наших и вместе с ними пробиваться к своим.
Лейтенант Розин принял на себя командование операцией. Все было продумано. Создали боевую группу, оставили резерв, группу прикрытия на случай неожиданного нападения с тыла. Залегли вдоль дороги с обеих сторон и полностью окружили двигающуюся колонну. Когда охранники вместе с колонной миновали последний ориентир, намеченный лейтенантом, он выстрелом из пистолета дал команду начать атаку. Неожиданность принесла свои плоды. В считанные минуты все было кончено. Ни один из фашистов не ушел живым.
Потрясенные, наши воины вначале не разобрались, что произошло, а когда поняли, что они свободны и среди своих, началось что-то невообразимое. Я никогда раньше, да и потом не видел, чтобы так много мужчин рыдали от счастья. Меньше суток они пробыли в неволе, и этого было достаточно, чтобы понять звериную суть фашизма.
Теперь возникла другая проблема. Отряд наш превратился в довольно крупную единицу. Скрытно передвигаться было трудно. Однако от намеченного плана решили не отступать, общее командование принял на себя наш комиссар.
С оружием у нас было неплохо. Имелось несколько ручных пулеметов, сохранили винтовки с патронами, гранаты.
Около двух суток двигались по сложному пути. Бои шли где-то в стороне. В деревнях жители сообщали, что немцы или не приходили, или были и куда-то ушли. Мы начали верить в то, что скоро будем у своих. Очень хотелось этому верить. Но на третьи сутки прямо после рассвета случилось самое тяжелое. Уверовав в свою безопасность, мы на какой-то миг потеряли бдительность и… попали в ловушку.
Случилось это так. Мы вышли из леса и хотели до полного рассвета миновать маленькую деревушку и на день остановиться в лесочке с глухой балкой, что была за ней метрах в восьмистах. Наша разведка прошла до конца деревни, вошла в лесок, где мы предполагали провести день. Видя, что разведка миновала село беспрепятственно, вся колонна, как раньше, единым строем пошла к деревне. И в тот момент, когда мы поравнялись с первыми домами, замаскировавшиеся немцы открыли по нас в упор шквальный огонь. Мы попали в западню, замкнутую со всех сторон. Отступать было некуда.
Некогда, да и невозможно было сосчитать, сколько бойцов уцелело. Но все, как один, стали спрашивать друг друга:
– Где комиссар и командир?
Ответы были неутешительны. Кто-то глухо прошептал, что видел, как комиссар упал с пробитой головой. Несколько человек подтвердили это. Один сказал, что подполз к комиссару, но он уже не дышал. Если в первые минуты после прорыва нас охватило чувство радости – не убиты, не в плену, – то известие о гибели комиссара ошеломило. Стояли мы в небольшом болотце и, не стыдясь, плакали, как дети. Так велика была боль утраты.