Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года
Шрифт:
В более поздние годы, когда Лев Николаевич уже не нуждался в обществе Станкевича, тот выступил критиком толстовских произведений. В 1878 г. в журнале «Вестник Европы» была напечатана статья «Каренина и Левин», в которой Станкевич пытался доказать, что Толстой написал вместо одного – два романа, что «включение» романа Левина в роман Карениной «нарушает единство произведения и цельность производимого им впечатления».
Станкевич довольно близко к сердцу принял «Анну Каренину», посчитав возможным давать советы автору, кого из персонажей какими красками выписывать. Такое поведение Станкевича было вызвано отчасти тем, что фамилия героя его собственной повести, называвшейся
«Человек сороковых годов», Станкевич явно придерживался старозаветных представлений о «правильном» романном жанре. Вот почему он иронически называл «Анну Каренину» романом «de longue haieine» («романом широкого дыхания», фр.), сравнивая его со средневековыми многотомными повествованиями, которые некогда находили «многочисленных и благодарных читателей».
Станкевич пытался доказать, что сюжетные линии толстовского романа параллельны, то есть независимы друг от друга. И на этом основании приходил к выводу, что в романе нет единства. Мысль Станкевича много раз, так или иначе, повторялась и позднее в критической литературе об «Анне Карениной» [11] .
11
Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 22 томах. Т. 9. Комментарии к роману «Анна Каренина». М., 1982.
Зато приглянулся Станкевичу Стива Облонский, «представленный с необыкновенною отчетливостью, полнотою и последовательностью». «Степан Аркадьевич сохранит в русской литературе место среди лучших представленных ею типических образов», – считал критик.
Также и образ Вронского, этого «элегантного героя», не вызвал у Станкевича каких-либо замечаний и лишь в сцене «неудачного опыта стреляния в себя» он увидел «мелодраматический эффект», «отсутствие которого нисколько не повредило бы достоинству романа».
Критик писал, что Анна Каренина похожа на «своего брата Облонского легкостью характера. Чтобы понимать увлечение, падение, раскаяние, поступки, страдания и даже самую смерть Анны, мы должны не забывать это легкомыслие, эту природу мотылька».
В ней «было полное отсутствие всякого нравственного содержания, всяких требований от себя; в жизни ее не было ни сильной привязанности, ни важной для нее цели. В этой жене и матери не заметно никаких признаков внутренней борьбы с самой собой», – писал Станкевич, этим категорическим утверждением лишний раз доказывая свою полную неспособность понять выведенные Толстым характеры и общий смысл всего произведения, считал толстовед Н. Гусев.
Общий вывод Станкевича: Толстой «не в ладу с комментатором им самим создаваемых образов», «тем не менее, роману «Анна Каренина» принадлежит видное место в ряду лучших произведений нашей беллетристики…».
Александр Владимирович находил время не только для работы за письменным столом, и ведения задушевных бесед «у камелька» с приходящими к нему гостями. В перерывах он занимался коллекционированием картин. Собрание было небольшим, но ценным, даже более ценным, чем все написанное хозяином этого дома.
Непременный гость Станкевича, уже упомянутый Чичерин рассказывал, как они с Александром Владимировичем «со страстью предавались изучению картин и ездили в подмосковные разыскивать уцелевшие сокровища».
Поскольку Станкевич считал, что «зерно и колыбель всего великого в искусстве – Флоренция. В Рафаэле и Микеланджело – только продолжение того, что народилось в Джотто», то и собирал он в основном картины итальянских да голландских мастеров. Среди лучших произведений его собрания-картины Юриана ван Стрека «Курильщик» и «Аллегория лета» Санти ди Тито (ныне находятся в ГМИИ им. Пушкина), «Дом на берегу канала» Иогана Томаса ван Кесселя и «Аллегория» Джованни Баттиста Нальдини, «Портрет ученого с мальчиком» неизвестного итальянского художника XVI в.
Библиотека этого дома также была обширной – свыше 4500 томов, среди них собранные Станкевичем редкие книги по истории, литературе, политэкономии, языкознанию, в числе которых было много зарубежных изданий XVI–XVIII веков, переданных затем в университетскую библиотеку.
Александр Станкевич был известен в Москве и как благотворитель и меценат. Долгие годы он состоял членом попечительного совета Московского училища живописи, ваяния и зодчества, входил в совет Арнольдо-Третьяковского училища глухонемых.
Интересна дальнейшая история обитателей этого дома. В семье Станкевичей воспитывалась племянница Елена Васильевна Бодиско, вышедшая замуж за Георгия Норбертовича Габричевского (1860–1907), доктора медицинских наук, приват-доцента Московского университета. Габричевский совмещал занятия практической медициной с научными исследованиями в области бактериологии и стал основателем Бактериологического института и его заведующим (1895). В 1886–1896 гг. ученый часто выезжал в Германию и Францию, где работал в ведущих бактериологических лабораториях того времени: Пастера, Мечникова, Эрлиха.
Самому Габричевскому, чьи научные открытия принесли человечеству неоценимую пользу, не суждено было прожить долго. Вскоре после смерти ученого, его вдова отправилась в Париж, чтобы заказать скульптору Родену мраморный бюст мужа. Роден создал бюст Габричевского в 1911 г. Скульптура долго стояла в одной из комнат дома Станкевича в Чернышах, пока ее не выкинули.
Нетрудно догадаться, что сделать это могли те, кто фамилий Габричевского и Родена и сроду не слыхал. То были представители победившего пролетариата. Случилось это в 1922 г., когда московские большевики решили переименовать Большой Чернышевский переулок в улицу Станкевича (была такая струя – называть улицы в честь «прогрессивных» литераторов, благодаря чему и появились на карте Москвы фамилии Грановского, Белинского и других). О том, что здесь жил и умер другой Станкевич, они узнали уже потом – но ведь не отдавать же имя переулку обратно! «Их»-то Станкевич скончался еще в 1840 г.!
В тот же день, когда состоялось переименование, семью Станкевича попросили освободить помещение (удивительно, что это не произошло раньше). В особняк въехало советское учреждение. Его сотрудники и выбросили скульптуру Родена, причем из окна. По счастью, мраморный бюст упал в сад на мягкую землю и не разбился.
Внук Станкевича, Александр Георгиевич Габричевский стал ходить по тогдашним музеям, умоляя бесплатно (!) принять работу Родена. В конце концов, хлопоты его увенчались успехом – скульптуру забрали в 1928 г. в бывший Музей изящных искусств. Теперь это один из немногих подлинных «Роденов» в России [12] .
12
М. Ардов. Легендарная Ордынка. Новый мир.
– 1994.
– № 5.