Московские были
Шрифт:
– Да вот, смотрю, что в саду изменилось. Ведь прошло больше двадцати лет.
Мы расцеловались, и тетя Дуся сразу же поставила чайник – напоить меня с дороги чаем. Одновременно тетя Дуся рассказывала о семье:
– Валюше не сладко досталось. Муж пил, с работой не ладилось. Разошлись десять лет назад. Теперь вот одна воспитывает Варюху. И фамилию ей собирается в паспорте оставить свою, девичью. Сама-то она сразу после школы пошла работать в продовольственный магазин продавцом, это очень удобно нам. Варе уже четырнадцать, закончила восьмой класс. Теперь ведь двенадцать лет учатся, не так, как в наше время. Умница, учится хорошо, почти как ты когда-то.
– А в Москву не хочет податься?
– О Москве не думает. Мы там не сможем ее поддерживать. Тут что, Казань, вот она, рядом. На субботу и воскресенье можно домой поехать, отъесться на домашних харчах. Да можно и из дому ездить учиться. Ведь рядом. А в Москве – то ли дадут общежитие, то ли нет. А снимать там жилье, сама знаешь, что стоит.
– Да, одной в Москве не продержаться. Я вон сколько лет пробивалась.
– Но ты у нас сильная, настойчивая. Только что ты матери-то не пишешь ничего? Она не жалуется, но я-то вижу.
– Пока этот там живет, я туда ни ногой. И писать не хочется.
– Очень уж ты обидчивая.
– Какая есть. Да и вспоминать не хочется. Давай о другом лучше. Я хотела у тебя недельку пожить. На Волгу сходить.
– Вот Валюша обрадуется.
– А что, у нее сейчас кто-то есть?
– Есть один, встречаются. Но он почти моего возраста, так что это, на мой взгляд, не серьезно.
– Ну, лишь бы человек был хороший.
– Да вроде ничего. Тихий, непьющий, слава богу, на железной дороге работает, но со здоровьем не все в порядке. Да бог с ними. Им виднее, я в Валюшины дела уже не встреваю.
После чая разместилась в предоставленной комнате и умылась с дороги. Евдокия Семеновна все предлагала меня накормить, но я отказывалась, ждала Валю и Варю. С Валей я встречалась, когда приезжала в сад к тете Дусе, но тогда ей было чуть больше десяти лет. Как давно это было. Когда они пришли наконец, я, даже прежде чем поздороваться с Валей, взглянула на Варю. Собственно, именно это было целью моего приезда «почти на родину». Хотела понять, стоит ли пытаться перетащить Варю в Москву. Ничем не примечательная, в четырнадцать лет могла бы уже быть более привлекательной. Мне даже стало стыдно, что рассматриваю ее почти как товар. Сама-то какая была в четырнадцать лет?
С Валей мы расцеловались. Автоматически отмечала детали ее внешнего вида: немного полновата для тридцати пяти лет, кожа на лице огрубевшая, видно, что не пользуется кремами, руки сильные, пожатие ощущается. И, вообще, уверенная в себе провинциальная продавщица, по местным понятиям – часть элиты. А Варя в это время рассматривала меня, затаившись в уголке.
– Ну, что ж ты не подойдешь, не расцелуешь тетю?
Подошла ко мне, но не осмелилась поцеловать, только протянула руку. Я сама обняла ее, шепнула на ушко:
– Совсем большая. И красивая. Нужно тебя одеть немного по-другому.
Чуть отстранилась, зарделась, но посмотрела на меня с надеждой и благодарностью.
– Прямо невеста она у вас.
И запнулась. Вспомнила, что почти так же говорил отчим. И мне тогда было тоже четырнадцать лет. Совсем неуместное воспоминание. Зачем ворошить все? После ужина пошли в сад, вспоминала то, что здесь было двадцать пять лет назад, и ничего не могла узнать. На следующий день пошли с Варей на Волгу, это рядом, метров семьдесят – сто. Это не Волга, а заливчик Куйбышевского водохранилища. Когда-то дома были и ниже, ближе к Волге, но потом, перед заполнением водохранилища, все снесли, построили дома повыше.
Варя отвела меня чуть подальше, к группе деревьев, и мы расположились в их тени. Она разделась, осталась в купальнике, и я невольно снова стала оценивать ее. Купальник ни к черту. Старенький, маленький для нее, все вылезает. Не следит за собой, четырнадцать лет, а уже имеются кое-где излишки. Мама и бабушка перекармливают. Ничего, это пройдет, когда появится интерес к мальчикам. А так фигура приличная, ноги стройные, не то что у меня. В кого я пошла? Да, можно будет пытаться увлечь ее в Москву.
Я пробыла неделю, мы съездили с Варей в Казань, и я купила ей два платья и новый купальник. У нее глаза даже загорелись, когда она увидела себя в зеркале. Хорошо, значит, не равнодушна к себе. Воспользовалась моментом и рассказала чуть-чуть о Москве. Хотелось пробудить в ней интерес к другой жизни.
А когда вернулись домой, неожиданно увидела маму. Я даже остановилась, увидев ее, а она бросилась ко мне, расплакалась. Кто ее привез? Наверное, я совсем нечувствительная. Или такая злопамятная? У меня глаза совершенно сухие. Я ее не виню, не за что. Но все останется по-старому. Мы посидели вдвоем, рассказали о своей жизни. Впрочем, что она могла мне рассказать? О своей жизни на пенсии, о соседях. Слава богу, хоть об отчиме ни слова. Я бы не выдержала и нагрубила. Я тоже рассказала о себе, спросила, нужны ли деньги. Нет, пенсии хватает. Все. О чем еще говорить? В тот же день она уехала домой. Ее отвез приятель Вали на своем стареньком москвиче.
А на следующий день я тоже, неожиданно даже для себя, собралась и уехала.
Глава 5. Время разрывать
По возвращении в Москву сразу окунулась в дела редакции. Что-то Тихон Сергеевич все больше отдаляется от конкретных редакционных дел. Оставил за собой только взаимоотношения с начальством издательства и финансовые дела. Все остальное сбросил на меня, объемы работ увеличились, а свалить на других редакторов почти не удается. Растеряли мы кадры. Раньше авторы практически не знали о существовании нашей редакции. Но после выхода книг Жоры и Саманты авторы к нам повалили. Самые разные, но в основном – молодежь. Ладно бы выпускники гуманитарных вузов. Те хоть имеют представление о грамматике и синтаксисе. Но технарям, а иногда и совсем необразованным лицам тоже хочется видеть свое имя на обложке книги. Глядя на них на всех, и мне захотелось писать. Вытащила на свет божий свою рукопись с детективным рассказом, почитала… и отложила снова в стол. Времени совсем нет.
Мы уже можем выбирать, что печатать, а что возвращать авторам. Жора на время притих, говорит, что пишет серьезную книгу. А Саманта быстро сварганил новый текст и принес мне. Удивилась, глядя на него. Вроде одет по-мужски, разве что рубашка шелковая и цветная, но ведет себя странно. Развязный, бедрами виляет. Неужели нашел дружка? Не стала ничего говорить о его внешнем виде. Что я, мама, что ли ему?
Но, проглядев по диагонали рукопись, ужаснулась. Полное повторение первого романа. Нет, конечно, имена другие, да и город не Пенза, а Борисоглебск. Но девушка страдает точно так же, как и в «Окошке счастья». И почти теми же словами написано о том, как она мечтает о рыцаре на белом коне. Приезжает в город не бизнесмен, а дипломат, к своей старенькой бабушке. И увозит не в Париж, а в Нью-Йорк. А дальше почти все то же самое. Я ему:
Конец ознакомительного фрагмента.