Московские легенды. По заветной дороге российской истории
Шрифт:
Голицын владел Медведковым только два года, но за это время он успел перестроить барский дом, укрепить и расширить хозяйство.
В храм Голицын пожертвовал два колокола работы лучшего московского колокольного мастера Дмитрия Моторина и надписью на них подтвердил свое право владения Медведковым, воспроизведя царский указ о даровании ему этой вотчины. Он передал в храм напрестольное Евангелие, подаренное ему Софьей. Миниатюры в нем, по преданию, исполнены самой царевной.
< image l:href="#" />Князь В. В. Голицын. Гравюра ХVIII в.
Жилые хоромы Медведкова в своей строительной основе остались традиционно-русскими, поскольку
Вокруг княжеского жилья появились новые хозяйственные постройки и заведения: баня в три окна слюдяных, дворня людская, погреба, ледники, изба для варки пива с котлом железным и другим — литым, ворота тройные, с образом над ними, крашеные, над воротами — прапор, у входа балясины, огороженный двор, в котором содержались три оленя, конюшня большая на 18 стойл и малая на 10, между ними сарай-сенник, житницы, овины, гумна, на которых сложены скирды немолоченого хлеба, пруд на речке Черменке, «а в том пруде рыба саженая: осетры и стерляди, и лещеди, и щуки, и судаки, и окуни, платицы и лини», на той же речке мельница о двух жерновах, амбар мельничный, и еще пруды, и «скотни», и многое другое.
В 1689 году Петр I отстранил царевну Софью от управления государством и заточил в Новодевичий монастырь. Были арестованы и подвергнуты разным наказаниям, вплоть до смертной казни, сторонники Софьи — участники заговора.
Был арестован и князь Василий Голицын. Видя, что начались аресты, он убежал из Москвы в Медведково, там его арестовали и привезли в Москву.
В результате следствия Петр убедился, что Голицын в заговоре с целью возведения на трон Софьи прямого участия не принимал. Но как близкий к царевне человек он попал в число тех, кто, по мнению Петра, должен был понести наказание. Зная о неправедных путях приобретения Голицыным его богатств, царь своим указом повелел все его имение отобрать в казну, для чего следовало подробно переписать, «чем он владел». Благодаря этой переписи мы имеем исчерпывающее представление о Медведкове того времени.
В тайниках московских палат Голицына обнаружили при обыске более 100 000 червонцев, 400 пудов серебряной посуды и много других сокровищ. Обнаружилось, что при заключении мира с Польшей, переговорами о котором он руководил, Голицын присвоил 100 000 рублей, а в Крымском походе, будучи командующим русской армией, остановил успешное наступление русских полков на крымчан за две бочки золотых монет. Когда на допросе от имени царя его спросили о происхождении обнаруженных у него богатств, Голицын ответил: «Мне трудно оправдаться перед царем».
Василий Васильевич Голицын и его старший сын царским указом были лишены всех чинов, владений и отправлены в ссылку, в дальний северный городок Каргополь. Медведково перешло в казну.
Два года спустя Петр I пожаловал Медведково своему дяде по матери Федору Кирилловичу Нарышкину, и более ста лет это имение находилось во владении Нарышкиных.
Предпоследний из них владелец Медведкова Лев Александрович Нарышкин оставил по себе в придворных преданиях о царствовании Екатерины II яркую память с некоторым анекдотическим оттенком.
Современник князь М. М. Щербатов в трактате «О повреждении нравов в России» дает Л. А. Нарышкину уничижительную характеристику: «труслив, жаден к честям, и по охоте шутить более удобен быть придворным шутом, нежели вельможею».
Историк И. Е. Забелин в своей характеристике более мягок и, видимо, более справедлив. «Лев Александрович, — пишет он, — вел себя очень оригинально. Современники рассказывают, что это был чудак, балагур, постоянно шутивший и забавлявший придворное общество своими комическими рассказами и разговорами и разными шалостями. Об нем говорили, что если бы он не родился богатым, то легко мог бы жить и наживать деньги, употребляя в работу свой необыкновенный комический талант. Он был вовсе не глуп, если многому не учился, то многому наслышался и все слышанное умел очень оригинально и комично располагать в своих мыслях и в рассказах. Он мог очень пространно рассуждать обо всякой науке и обо всяком искусстве, и притом так, как вздумается; употреблял технические термины, говорил чистейший вздор непрерывно целые четверть часа и больше; все слушали и ничего не понимали, как и он сам. Кончалось обыкновенно тем, что все общество разражалось гомерическим смехом. Особенно он был неподражаем, когда принимался говорить о политике: самые серьезные люди не могли удержаться от смеху. Сама императрица, вспоминая о Нарышкине, говорила, что никто не заставлял ее так смеяться, как он».
Нарышкин славился своими роскошными празднествами, балами, маскарадами, которые он давал в своих московских и петербургских дворцах и в подмосковных Кунцеве и Медведкове. В 1772 году одно из таких празднеств в Медведкове посетила Екатерина II.
При Льве Александровиче Нарышкине был переделан барский дом в Медведкове и разбит парк.
Его сын Александр Львович, гвардейский офицер, унаследовал от отца не только имение, но и страсть к шумной расточительной жизни, которая требовала непомерных средств. В 1809 году он вынужден был продать Медведково спекулянту Карлу Шмиту, который перепродал его надворному советнику А. Р. Сунгурову и дворянину Н. М. Гусятникову. И тот и другой по своему происхождению были детьми московских купцов первой гильдии, имевших почетное звание «именитых граждан». Предки Сунгуровых были крепостными Голицыных. Гусятниковы купечествовали с конца XVII века.
А. Р. Сунгуров и Н. М. Гусятников, оставив торговлю, поступили на государственную службу и получили дворянство за выслугу чина. Надобно сказать, что и тот и другой получили хорошее образование, что и помогло им в службе.
Н. М. Гусятников был человек, известный в московском обществе, гусар, англоман, умный, любезный, он был принят в самых аристократических домах и был, как свидетельствует П. А. Вяземский, «на примете у многих дам». Он храбро воевал в 1812 году, затем вышел в отставку, увлекся сельским хозяйством и в своих имениях вводил многие агрономические усовершенствования. Гусятников владел частью Медведкова до 1840-х годов.
Переменив еще нескольких владельцев, в 1880-е годы Медведково становится собственностью купца первой гильдии Н. М. Шерупенкова, владевшего Медведковым до 1917 года. Со второй половины XIX века в Медведкове москвичи среднего достатка снимают под дачи крестьянские избы.
С Медведковым связан знаменательный эпизод биографии В. Я. Брюсова. Летом 1883 года он, девятилетний мальчик, с родителями жил там на даче.
«В Медведкове было дачников очень немного, — вспоминает он в автобиографической повести „Моя жизнь“, — особенно на селе, где жили мы — пять-шесть, не больше. У дач даже не было отгороженных садиков. Единственным общественным местом были бревна, сложенные под старой елью, и вечером все мы шли посидеть „на бревнушках“. Неудивительно поэтому, что все мы меж собой перезнакомились, а мы, дети, стали играть вместе». Впоследствии Брюсов считал, что Медведково дало ему много в смысле воспитательном и познавательном: «Эта жизнь, среди полудиких лесов и крытых соломою изб, в постоянном общении с мальчишками „с деревни“ дала мне, конечно, больше, чем дали бы ребенку впечатления какого-нибудь Мариенбада или Спа».