Московские Сторожевые
Шрифт:
Тут до Евдокии дошло. Отцепилась от телефона, к нам подскочила, Гуньке какую-то дрянь в рот сует, леденец от кашля, что ли. И шепчет еле слышно:
— Гуня, голос!
— Да, согласен! Согласен-согласен! — хрипит Гунька. И кашляет даже.
Это хорошо, что он молчал столько часов, — голос-то мы ему состарить забыли.
Провожать меня в новую жизнь Жека решила в «Марселе». Хорошее заведение, не очень дорогое и от дома Старого недалеко. А главное — закрывается в одиннадцать вечера. К полуночи там никого, кроме нас, не останется.
Сперва мы в этот «Марсель» сразу после ЗАГСа зарулили. Покормили Семкину девочку салатом и шашлыком, сами
К концу шашлыка Семен со своей красавицей откланялись, десерта дожидаться не стали. Нам же легче: Жека и без того в сегодняшнюю гулянку решила вложиться по полной. Не каждый день свадьбу без мирских играем. Если совсем по-честному — то вообще никогда у нас такого не было. Ну нельзя колдуну с ведьмой вместе… Впрочем, это я уже говорила.
Хозяин «Марселя» — а может, администратор, я не поняла — Жеку видел явно не первый раз. И просьбе почти не удивился: не иначе моя дорогая Евдокия часто в этом заведении гулянки устраивает. И ведь ни слова мне не сказала, не позвонила, не позвала. Вот ведь как есть крыса, крысее некуда!
— Женечка, ну вы же понимаете, что со своим спиртным… — мнется наш «марселец». Симпатичный мужик, кстати. Скуластый, глаза с крепким прищуром. Не то татарин, не то калмык… Жека на таких не сильно западала, а вот они на нее — пышнокудрую и пышнобедрую — очень даже посматривали.
— Артем, вы же меня знаете, — хохочет эта зараза и подмигивает нам. Проверяет — Гунька уже ревнует или ей еще пококетничать? И торгуется при этом. Договорились, что семь бутылок мы в «Марселе» заказываем, а остальное — на наше усмотрение. Может, нас десять человек соберется, а может, и сорок пять. С Евдокии станется всех созвать, у кого сегодня ночью дел не много. И Смотровых, и Спутников, и Отладчиков (из тех, кто посвободнее). Чувствую, влетит это все в копеечку — мы ж всем гуртом по мирскому поводу давно-давно не собирались. Последний раз так гуляли, когда Жека омолодилась. Но тогда время чуток другое было, да и я сама от силы лет на сорок выглядела. И Сеня был при мне — он свою тогдашнюю жену уже похоронил, а проблемы всей родни на нем еще висели. Хорошо было.
— Ну что, договорились? — И Жека в сумку полезла, за задатком.
— Договорились. Только вот… Там в кухне, где горячее поставим, на стене иконы висят. Хотите, сниму?
— Да зачем? — изумляется Жека, забыв расхохотаться. А я жареной луковкой давлюсь: нет, ну понятно, что кое-кто из мирских про нас догадывается, а кое-кто и откровенно знает. Но чтобы человек в открытую считал, что у нас тут шабаш будет? Ну, Евдокия, ну, безголовая… Зачем же она подставляется-то так? Новой войны захотела или новых контрибуций? Ты уж тогда, Жека, давай прямо на глазах у этого Артемчика в крысу перекинься. Он, правда, не о колдовстве будет думать, а о санинспекции… — Нет, Артем, спасибо за предложение. Нам такого не нужно, — щебечет Жека. И насчет официанток договаривается. Мы, конечно, кабак разносить не будем, но все-таки… Даже за караоке заранее заплатила и за ущерб деньги внесла. Знала, что тарелки со стаканами у нас летать будут. А вот Доркину кошку не учла. Ее бы никто не учел, но у Доры жизнь без сюрпризов не бывает.
Дора нас прямо у подъезда дожидалась. Не виделись мы с ней порядочно, а не общались нормально — еще со времен Доркиной прошлой молодости. Пока она в начале девяностых со своим очередным тогдашним Йосиком не эмигрировала в Израиль, мы дружили, по мудрому Жекиному определению, «до смерти и взасос». Я те Доркины проводы до сих пор с дрожью вспоминаю —
— Ну вот, здрасьте-пожалуйста. Я стою тут, как идиотка, их жду, а они…
— Дорка, а позвонить не судьба была? — отбивается Жека, уже продегустировавшая в «Марселе» покупаемый коньяк. — Набрала бы номер, посидела бы с нами, и вся любовь. Ну, До-о-ора?
— Как позвонить? Куда позвонить? Ты мне свой номер оставила? Я тебе сто тридцать лет Дора, не нукай, не запрягла еще…
Ну не сто тридцать, а сто пятьдесят, а остальное правда: Дора себе при обновлении имя не меняла никогда. Вроде как оно у нее счастливое. Я, правда, подозреваю, что дело в другом: Дорка всегда и все путает, кроме кошачьих кличек. С нее станется новое имя забыть.
— И вот мы тут стоим, Цирля мерзнет, а ей нельзя, ты же понимаешь, что у нее скоро котята…
— Все я понимаю, подожди! Гунька, неси вещи! — командует Жека нашему все еще состаренному помощнику.
— Так это у тебя Гунечка такой? А я думала, он помоложе, — изумляется Дорка, снимая со своих чемоданов кошачью переноску. И только теперь начинает обниматься со мной. Я Дорку, конечно, рада видеть, но кошка… Это не кошка, это мечта и научная фантастика! Переливчатая, дымчатая, с огненными глазами, шерсть густая, не темнозеленая, как крылаткам полагается, а черная в прозелень, словно сухая акварельная краска. И кисточки на ушах даже сквозь сетчатую боковину сумки разглядеть можно.
— Дора, а она летает у тебя? Я на размах крыла поглядеть хочу…
— «Летает»? Ха! Вы поглядите на нее. Цирленьке рожать со дня на день, она выше люстры не поднимается! — грохочет Дора, входя в подъезд с переноской. — Дуня! Ты купила красное вино? Кардамон я взяла с собой, у вас тут все равно такого нет… Бутылку сухого красного, я же тебя просила!
В ближайшие полчаса с Дорой разговаривать бесполезно: она пока свою Цирлю не накормит, не успокоится. Крылатки простую кошачью еду не сильно уважают, все больше птичек и прочих бабочек едят. Но это, конечно, дикие крылатки, из тех, кто заводится в омеле по весне. Домашние кошавки чаще всего красным вином питаются. Доре про это лучше знать, у нее свой питомник… Она несколько жизней подряд крылаток разводит. Еще в Киеве начинала, в восемнадцатом году. Особую разновидность вывела, переливчатую трехцветку… Сейчас на земле три приличных питомника и есть: первый — знаменитый киевский, откуда все крылатки и пошли, второй где-то в Калифорнии, туда одна из наших девчонок в свое время кошку вывезла, ну и, естественно, Доркин в Хайфе…
— Дора, а как ты вообще выбралась? У тебя виза?
— Какая виза, их давно отменили, Леночка. Я просто купила себе место в самолете и прилетела. Так они хотели отправить Цирлю в багажный отсек, ты представляешь? А она же в положении, ей это вредно. И ты понимаешь, омела себе цветет, я не уследила, потому что Йосик… Я с ним все время хожу замороченная… И Цирленька связалась с каким-то, ты понимаешь, обычным парковым доходягой, у которого даже нет своего гнезда… — талдычит Дора на входе в лифт, перекрикивая кошачье чириканье… Гунька кивает с осатанелым видом, а морщины у него на лице постепенно облезают. Мы же с Жекой не звери, даже до вечера его старить не стали, у него и без того дел сегодня будет уйма.