Московские загадки
Шрифт:
Тогда же Гоголь выражает желание прочесть труппе Малого театра «Ревизора», чтобы уточнить его трактовку. Пятого ноября в нижней гостиной талызинского дома состоялось знаменитое чтение. Среди слушателей – Щепкин с готовившимися к поступлению на сцену дочерьми, Шумский, Пров Садовский, литераторы И.С. Аксаков, Н.В. Берг, Тургенев. «Гоголь, – записывает Тургенев под непосредственным впечатлением состоявшегося чтения, – поразил меня чрезвычайной простотой и сдержанностью манеры, какой-то важной и в то же время наивной искренностью, которой словно и дела нет – есть ли тут слушатели и что они думают».
Гоголь продолжает бывать у М.П. Погодина и слушает здесь чтение А.Н. Островским его комедии «Банкрот» («Свои люди – сочтемся»). Опоздав к началу, он простоял в дверях все время чтения и с большим теплом отозвался
Ничто не предвещало конца. День за днем Гоголь хлопочет о делах, беспокоится об изданиях. 31 января 1852 года занимается гранками. Спустя три дня договаривается с Аксаковыми о вечере с малороссийскими песнями. И только 4 февраля пожалуется Шевыреву на необычную слабость. Никто не придаст значения его словам, хотя слабость начнет стремительно усиливаться, и 10 февраля он уже с большим трудом сумеет в последний раз подняться на второй этаж талызинского дома. А.П. Толстой тем более не разделит его опасений, и в ночь с 11-го на 12 февраля Гоголь сожжет все свои рукописи. Все – главы «Мертвых душ» были только частью написанного. Даже самым близким друзьям было трудно поверить в серьезность совершившегося перелома.
Через десять дней Гоголя не стало. Когда болезнь писателя стала приобретать слишком серьезный оборот, А.П. Толстой распорядился перенести Гоголя из кабинета в полутемную комнату с окнами на черный двор, рядом с которой находилось черное деревянное крыльцо. Тем самым его пребывание в доме становилось менее заметным и можно было избежать собиравшейся у уличных окон толпы, пытавшейся узнать о здоровье больного. Только после кончины тело было перенесено в приемную, где скульптор Н.А. Рамазанов снимает посмертную маску и начинается обряд прощания. Дальше – спор между хозяином дома, друзьями-славянофилами и профессурой Московского университета, почетным профессором которого состоял Гоголь. А.П. Толстой желал оплатить обряд похорон по своему усмотрению, славянофилы требовали непременного установления тела в приходской церкви Симеона Столпника, профессура – организации всенародного прощания и похорон, в которых могла бы принять участие вся Москва.
Последняя точка зрения победила. На руках профессоров и студентов гроб проделывает путь из талызинского дома в Татьянинскую церковь университета. На два дня было приостановлено движение на Большой Никитской – так велик приток москвичей, пожелавших сказать последнее прости великому писателю. Отсюда же и снова на руках москвичей тело Гоголя отправляется в свой последний путь – из Московского университета на кладбище Данилова монастыря. Это было 25 февраля 1852 года.
Пройдет около восьмидесяти лет, и прах Гоголя снова будет потревожен. Решением Советского правительства его перенесут из Данилова монастыря в Новодевичий, а ровно через сто лет разлучат с памятником, который ему поставили друзья во главе с С.Т. Аксаковым. Привезенный из южных степей валун, на котором высился мраморный крест, заменит стандартная тумбочка с портретным бюстом и надписью: «Гоголю Советское правительство». Оказавшийся никому не нужным валун найдет себе применение на могиле другого писателя – Михаила Булгакова. Камень отдали бесплатно вдове драматурга, поскольку она не имела средств на то, чтобы заказать надгробный памятник автору «Мастера и Маргариты».
«Гоголь умер! Какую русскую душу не потрясут эти два слова, – пишет Тургенев. – Человек, которым мы гордимся как одной из наших слав!.. Мысль, что прах его будет покоиться в Москве, наполняет нас каким-то горестным удовлетворением. Да, пусть он покоится там, в этом сердце России, которую он так глубоко знал и так любил».
Первые четыре года после смерти Гоголя чета Толстых не предпринимает в доме никаких перемен, и только достаточно неожиданное возвращение графа Александра Петровича на действительную службу рождает планы обновления усадьбы. Сын генерал-адъютанта Павла I, А.П. Толстой, или Ерёма, по прозвищу современников, в отличие от отца не обладал административными талантами, тем более широтой интересов. Как генерал-губернатор Твери и Одессы, он служил главным образом поводом для анекдотов и с 1840 года находился в полной отставке. 1856 год приносит графу назначение обер-прокурором Синода. Графиня полна планов капитально отремонтировать хозяйственный корпус и главный дом с тем, чтобы в последнем переделать все деревянные крыльца на каменные. В 1861 году она ходатайствует об очередном разрешении – на пристройку к главному дому деревянного двухэтажного флигеля, а в 1870-м – о замене деревянного второго этажа над гоголевской половиной каменным.
Но проекты остаются только проектами. Сначала переезд в Петербург, а затем жизнь за границей делают невозможной их реализацию. В 1873 году А.Е. Толстая возвращается в Москву, чтобы похоронить в Донском монастыре прах скончавшегося в Женеве мужа и расстаться с талызинским домом. Владелицей усадьбы становится вдова брата бабушки М.Ю. Лермонтова – А.А. Столыпина, бывшего предводителя дворянства Саратовской губернии. М.А. Столыпиной наследует одна из ее дочерей – двоюродная тетка М.Ю. Лермонтова, Н.А. Шереметева. Именно она и осуществляет в 1888 году часть задуманных А.Е. Толстой перестроек.
Надстраивается в камне гоголевская половина. Перегородки в бывших комнатах писателя делаются капитальными, образуя четыре помещения для швейцара и прислуги. Сводчатые перекрытия подвала сменяются асфальтированным бетоном с выводными каналами. Но главное – переделываются на обоих этажах голландские печи с трубами, причем при верхних печах устраиваются вентиляционные камины. Иными словами, сохранившиеся до наших дней печи не имеют ничего общего с гоголевскими и не позволяют решить вопроса о камине, в котором погибла Вторая часть «Мертвых душ». То же относится и к заново набранным паркетным полам. С пристройкой в 1901 году трехэтажного доходного дома по Никитскому бульвару (ныне встроен в дом Главсевморпути, № 9—11) кабинет Гоголя превращается в швейцарскую.
Никакого интереса к памяти писателя не проявляют и последние предреволюционные владельцы талызинского дома – камергер Двора, подольский уездный предводитель дворянства А.М. Катков и его жена, выполнявшая функции товарища председателя Комитета «Христианская помощь» Российского общества Красного Креста. Кстати, при Катковых в домовладении – усадьбе располагается принадлежавший им магазин «Русские вина», молочная лавка и частная лечебница внутренних и детских болезней С.И. Шварца. В 1909 году, одновременно с установлением на переименованном в Гоголевский Пречистенском бульваре памятника писателю, Катковы возводят на месте хозяйственного корпуса, помнившего Гоголя, еще один доходный дом (№ 7), спроектированный архитектором Д.М. Челищевым в псевдоклассическом стиле и соотнесенный по формам с главным усадебным домом. В самом же главном доме окончательно стираются следы гоголевской половины, и это несмотря на торжественное празднование юбилея писателя и установление на Арбатской площади нового памятника, – первоначальный монумент, один из лучших русских памятников работы скульптора Н.А. Андреева, был свезен во двор талызинского дома. После Октября вся усадьба отводится под жилье, и журнал «Огонек» восторгается тем, что в двух комнатах Гоголя нашли себе приют семь советских семей.
Только в 1966 году основной талызинский дом, восстановленный после устроенного в нем коммунального и учрежденческого жилья, был передан Городской библиотеке № 2. В 1975 году по настоянию общественности приемная и кабинет писателя, освобожденные от устроенного в них книгохранилища, открылись для показа, хотя и по сей день не имеют музейного статуса. Вопрос, нужна ли Москве старая усадьба, здесь неразрывно сплетается с куда более горьким вопросом: а нужна ли нам память о Гоголе?