Московский инквизитор (сборник)
Шрифт:
— Насчет первого ничего не скажу: чужая душа — потемки. А вот насчет отношений? Так они как сели в первом классе за одну парту, так до самого выпуска вместе и просидели. Хотя… Они же жили в одном дворе, так что волей-неволей отношения нужно было поддерживать. Егоров у Рожкова, конечно же, списывал, да и контрольные за него Юрий решал.
— А что получал взамен Юрий?
— Защиту — он же был слабеньким мальчиком, а уж после травмы, когда его вообще от физкультуры освободили и над ним стали смеяться, она ему была нужна, — объяснила директриса.
— То есть в этом тандеме Рожков был головой, а Егоров — грубой физической силой, — подытожил Лев. — А что по поводу Ма…
— Не произносите при мне это прозвище, — резко перебила его Зинаида Леонидовна.
— Но я не знаю
— Его фамилия Воробьев. Несчастный мальчик, — вздохнула она. — Родился в семье потомственных алкоголиков — здесь такие не редкость. Отец избивал и жену, и сына. Жили впроголодь, потому что пропивалось все, что удавалось заработать или украсть. Когда отец умер, все вздохнули с облегчением. Мать Славу, конечно, не била, но ведь пила по-прежнему, и в доме было шаром покати. Слава и воровать-то начал с голоду. Мы, конечно, ему бесплатно и школьную форму выдавали, и обеды в столовой, но он стеснялся их есть.
— То есть ему казалось, что приличнее будет украсть, — хмыкнул Лев.
— Да! А прозвище это ему дал Егоров — я же говорила, что он любил унижать тех, кто слабее. А в Славе даже метра шестидесяти сантиметров не было, худущий! Его со спины за ребенка принимали. Но ему хотелось чем-то выделиться, быть не хуже, чем другие, и некоторые этим пользовались, подначивали его на всякие пакости. Например, как-то раз он по веревке спустился с крыши, пролез через приоткрытую фрамугу в запертую учительскую и украл классный журнал. Конечно, со временем это открылось. Тогда-то мы и поняли, кто и каким образом у нас из сумок деньги воровал. Ну, разбирали мы его на педсовете, а что дальше? На учете в детской комнате милиции он и так состоял. Исключить из школы в то время было невозможно — обязательное среднее образование. Перевести его в школу для трудных подростков — совсем пропадет. Сейчас я думаю, что было бы лучше, если бы мы все-таки ходатайствовали о лишении его матери родительских прав или просто определили его в интернат или детдом. Но, с другой стороны, там такие нравы, что его просто забили бы насмерть или затравили, а здесь его взял под свое крыло Иванов.
— Это тот, который Грозный? — уточнил Лев.
— Да! Вот уж кто был нашей постоянной головной болью! Настоящая гроза школы и окрестностей. Прирожденный лидер! Вожак! Ему еще четырнадцати не было, а он уже всех под себя подмял! И ведь даже те парни, что были намного старше, беспрекословно его слушались. Тут наши постоянно с овражными воевали…
— Уже второй раз слышу про этих овражных, кто это? — спросил Гуров.
— Раньше здесь рядом овраг был. Теперь там всего несколько домов осталось, да и те наверху, а в то время он был застроен так, что напоминал пчелиные соты. Население там кротостью нрава не отличалось, и нашим там пройти без ущерба для здоровья было практически невозможно. Так вот Георгий после нескольких серьезных драк сумел наладить с овражными мирные отношения.
— Да, это надо было суметь, — согласился Лев. — Значит, по-настоящему его имя Георгий, а то Пелагея его все Жоркой называла.
— Да, его больше Грозным звали. Иван Грозный, Иванов Грозный, а потом сократили просто до Грозный. Авторитетом он пользовался здесь непререкаемым, ему ничего не стоило сорганизовать парней на что угодно: и на плохое, и на хорошее. Несмотря на все это, учился он довольно прилично, хотя при желании мог бы быть круглым отличником, а может, и медалистом. Но ему это было неинтересно. Зато сестра его, Леночка, таким солнечным ребенком была! Доброжелательная, открытая, веселая, училась хорошо! По сравнению с братом ну просто небо и земля.
— Георгий тоже состоял на учете в детской комнате милиции?
— Знаете, нет — его же никто не выдавал. Нашкодят что-нибудь, поймают их, а они про него ни гу-гу. Участковый с ним и с его отцом Александром Константиновичем неоднократно разговаривал, а толку? Уж он и грозил Георгию всеми мыслимыми карами, и уговаривал, а потом махнул рукой и сказал, что горбатого могила исправит. Но! — Она рассмеялась. — Когда Георгий ушел в армию и вся эта компания, оставшись без вожака, пустилась во все тяжкие, тут-то наш участковый волком и взвыл. Приходил ко мне и только что не плакал, все удивлялся, как же Иванов умудрялся этих бандитов в руках держать. Тогда очень многих из этой компании посадили, — уже серьезно сказала она. — Кое-кто потом исправился, но ушел из нашего района, чтобы старые связи оборвать, но многие с этого пути сойти уже не смогли. Не знаю, какое будущее ждало бы Георгия, если бы он после армии не поступил в военное училище. Он потом, когда на каникулы или в отпуск приезжал, всегда в школу заходил, рассказывал, что у него все хорошо, служит, интересовался, кто где, кто кем стал. Очень его форма красила — совсем другой человек! Последний раз я его видела в 1993-м, когда он семью отсюда забирал. Зашел он сюда попрощаться, посидели мы с ним, поговорили, одноклассников и друзей его вспомнили. Где он теперь, не знаю, но думаю, что уже полковник, с его-то лидерским характером! — Зинаида Леонидовна подумала, а потом пожала плечами: — Ну, вот, наверное, и все, что я могу вам рассказать.
— Спасибо большое, вы даже не представляете себе, как мне помогли, — искренне поблагодарил директора Гуров. — И еще раз напоминаю: меня здесь никогда не было и вы даже имени моего никогда не слышали.
— Я помню, — кивнула женщина и вдруг улыбнулась. — А ведь я вас сразу узнала, потому что видела по телевизору передачу о вас и вашей жене, а вела себя так, потому что не люблю, когда меня считают дурой. Вы подозреваете, что за этой историей стоит Егоров? — Лев промолчал, а она сказала: — Уверяю вас: сделать подобную гадость Егоров может с удовольствием, но вот придумать ее — нет. Это за него сделал кто-то другой.
Лев не стал ей ничего на это отвечать, а еще раз поблагодарил за помощь и вышел, мысленно ворча: «Как будто я сам это уже не понял».
Чтобы не проводить много времени на вокзале, Лев доехал на троллейбусе до заранее примеченной им железнодорожной кассы и купил билет на ближайший поезд в Москву, чуть не забыв, что его-то конечной станцией будет Михайлов. Место его оказалось на верхней боковой полке возле туалета, что автоматически обеспечивало ему бессонную ночь, но зато давало время хорошенько проанализировать всю полученную информацию. Если бы Дубов с подачи неизвестных — ну, кроме Егорова, конечно, — пока Гурову «доброжелателей» не загнал его в угол, то Лев, находясь в Саратове официально, мог бы обратиться за помощью к местным коллегам, а теперь дополнительные сведения придется запрашивать из Москвы, а на это уйдет время.
Позвонив Степану и сообщив ему, в каком поезде и вагоне он едет, Гуров решил пообедать, потому что от чая с сушками уже не осталось даже воспоминаний. Найдя более-менее приличную на вид забегаловку, Гуров основательно поел и появился на вокзале как раз к окончанию посадки. Забравшись на полку, он устроился поудобнее и принялся размышлять.
И тут среди ночи в вагон села женщина с маленьким ребенком, который надрывался так, что в ушах звенело. Все, естественно, проснулись. Женщина, сама чуть не плача, объясняла, что у ее сыночка зубки режутся. Все, конечно, все понимали и сочувствовали, но спать-то хотелось. Ребенок все не успокаивался, и мужчины, сдавленно матерясь, потянулись в тамбур курить, как потом выяснилось, и некурящие тоже. Скоро к ним присоединились женщины. Места всем не хватало, так что часть пассажиров переместилась в коридорчик перед туалетом. Озверевшая не хуже пассажиров проводница пыталась хоть как-то навести порядок, но ее сначала вежливо, а потом уже, не стесняясь в выражениях, посылали. Оставшиеся в вагоне по причине преклонных лет женщины пытались давать мамаше какие-то советы, но толку от них не было.
— Какого черта ты с ребенком в дорогу поперлась? — раздался чей-то стонущий голос.
— Да вы потерпите, пожалуйста, — уговаривала всех мамаша. — Мы скоро выходим.
— Где? — с робкой надеждой простонал тот же голос.
— В Узуново, — ответила женщина и услышала в ответ зубовный скрежет.
Четверг
Когда Степан увидел выходившего из вагона Гурова, то просто испугался — на том в буквальном смысле этого слова не было лица.