Московский полет
Шрифт:
Черт возьми, на кой х… я продался этим японцам! Не нужны мне ни пять тысяч долларов, ни «Токио ридерз дайджест»!..
Между тем шофер гнал машину по темному проспекту Мира к центру Москвы, а я поминутно оглядывался – нет ли погони. По дороге я трижды приказал сменить направление – с площади Маяковского на площадь Восстания, потом – на Арбат, к ресторану «Прага». Но чем дальше мы уезжали от «Космоса», тем сильнее нарастал во мне страх. Потому что вот сейчас, в эту минуту или в следующую, молодые гэбисты «Космоса» спросят администратора гостиницы: «А в каком номере
Господи, куда же я от них денусь? Барух! Ата! Адонай!..
Шофер проехал к «Праге» какими-то темными переулками, я убедился, что никто пока не гонится за нами, и одновременно увидел в этих переулках темные туловища армейских грузовиков и бронетранспортеров. Наверно, это были те самые бронетранспортеры, которые везли в Москву ночью по железной дороге.
На Арбатской площади клубилась огромная толпа, и я вышел из такси, чтобы смешаться с публикой и замести следы на случай, если завтра КГБ будет допрашивать шофера, куда он меня отвез.
Несмотря на близкую ночь, Арбат был полон людьми, но совсем не как пьяцца Навона, нет! Машины, армейские грузовики, митингующие толпы и снова машины, солдаты в погонах и – почему-то – без погон. Слушая какие-то крики вокруг, обрывки речей и в то же время ничего не воспринимая от страха, а только оглядываясь через плечо, как неопытный шпион, уходящий от слежки, я петлял в этой арбатской толпе. Слежки не было. Я вышел из толпы, нашел свободное такси, сказал:
– На Юго-Запад. Мосфильмовские улицы.
Мы помчались на Юго-Запад. Проехав дом номер 220 по Первой Мосфильмовской и еще целый квартал дальше, я отпустил такси, вошел в подъезд и изнутри проследил, как шофер развернул такси и уехал. Только после этого я вышел из подъезда и по совершенно пустой ночной улице вернулся на полквартала, обошел с тыла несколько домов и наконец вошел в дом, где живут Михаил и Лариса. Постоял, прислушался – в подъезде было тихо, в лифте тоже. Только в моей тощей груди сердце стучало, как дятел в осеннем лесу. Но, кажется, я от них ушел. Во всяком случае – пока…
– Ерунда! Ничего этому оператору не будет! – сказал Михаил, когда я, залпом выпив стакан водки, рассказал, что со мной случилось.
– А вот на Арбате ты действительно мог попасть в историю, – сказал Семен. – Нашел куда ехать!
– А что такое?
– Ты слыссал, ссто недавно рэкетиры убили солдата-«афганца»? – сказал Толстяк. – Про это дассе в «Литгазете» писали. Так вот, сегодня все «афганцы» собрались и марссем поссли по Арбату, сстобы бить рэкетиров. Армия и милиция стояли там сспалерами, по всему проспекту. Слава Богу, обосслось без крови, а то бы ты как раз влип в самое пекло…
Семен и Толстяк сидели у Михаила с девяти вечера, смотрели телевизор и ждали меня. Я выпил с ними еще стакан водки на рябине и сказал Михаилу:
– Я обещал Игорю позвонить на телевидение. Давай позвоним. Программа «Добрый вечер, Москва!». Может, там кто-то еще есть. Пусть они его выручают.
Михаил снял трубку и набрал номер.
– Алло! Это «Добрый вечер, Москва!»? Я звоню по поводу Игоря Финковского, его арестовали в «Космосе»… Что? Это ты, Игорь? Ну вот, а тут за тебя волнуются! Передаю трубку.
Я с облегчением взял трубку:
– Игорь! Извини, что я удрал.
– Правильно сделали, – ответил Игорь.
– Они отняли пленку?
– Да вы что! Вся пленка у меня. Там сидел толковый начальник, майор КГБ, я написал ему задним числом просьбу разрешить съемку в гостинице, вот и все. Смотрите себя по телевизору завтра вечером. Пойдет весь кусок, целиком! Кстати, они спросили у меня, где вы живете, но я не знал. Вы в какой гостинице живете?
– Теперь это уже не важно, Игорь. Спокойной ночи! – Я положил трубку и изумленно повернулся к друзьям. – Ничего не понимаю! Они даже пленку у него не отняли!
– Я же тебе говорил! – усмехнулся Михаил. – Сейчас другие времена! КГБ не знает, за кого держаться, чтобы сохранить свою контору. Если они будут свирепствовать, как раньше, а завтра власть возьмут либералы, то их тут же распустят. Поэтому они сейчас между двумя силами.
– И ты думаешь, что по телевизору покажут все интервью? И то, как они ему руки выкручивали?
– Конечно! У нас сейчас и не такое показывают! И как милиция закрывает объективы руками, и как арестовывают телеоператоров…
– Ну и ну! – сказал я и оглядел стол на кухне, где мы сидели. Тут были масло, хлеб, соленые огурцы, винегрет и даже куриный суп, а у плиты стояла жена Михаила Лариса и консервным ножом открывала банку шпрот. Она была удивительно похожа на знаменитую советскую кинозвезду Людмилу Гурченко.
– Лариса, я не ем шпроты, – сказал я мельком.
Ее руки замерли над открытой банкой, а потом она повернулась ко мне со слезами на глазах и в голосе.
– Сволочь ты, Вадим! – сказала она. – Это же последняя банка шпрот во всей Москве! Я за нее три кило сахара отдала!
Я встал, подошел к ней и обнял за плечи.
– Ларочка, извини, пожалуйста!
А она вдруг уткнулась мне лицом в плечо и всхлипнула:
– Прости! Мы тут озверели совсем из-за этих продуктов…
– Детка, – сказал я ей. – Ты знаешь, зачем я приехал в Москву? Угадай!
– Найти свою Аню, – ответила она, вытирая слезы.
– Нет. Узнать у тебя секрет семейного счастья.
41
Это была моя пятая бессонная ночь в Москве. Хотя я проглотил таблетку снотворного и выпил почти пол-литра водки, сна не было ни в одном глазу. Ни сна, ни опьянения. Проворочавшись с час на диване, я встал, оделся и закурил у открытого в московскую ночь окна. Через несколько часов предстояла моя встреча с Бочаровым и, возможно, с Ельциным – встреча, которую мне сосватала Марина Князева. О чем говорить с ними? В этой стране все твердят о гражданской войне, но, кажется, только армия готовится к этой войне всерьез.