Московский процесс (Часть 2)
Шрифт:
«Этот курс был смягчен отчасти из-за увеличившегося в Вашингтоне понимания, что Кремль не откажется от своих намерений расправиться с теми, кому покровительствуют американцы, — писала „Вашингтон пост“ — необходимо сочетать поддержку прав человека за границей с пониманием условий, в которых они могут быть реализованы. Это требует определенной самодисциплины при разногласиях, вызывающих гнев американцев по поводу злоупотреблений, имеющих место в других странах, особенно в СССР. США не должны помогать создавать мучеников. Единственное, что можно сделать, — это расширить диапазон индивидуальных свобод, а для этого надо добиться сохранения возможности прогресса в других областях»
Как видим, восторжествовала точка зрения, не слишком отличная от идей Жореса Медведева и его «либеральных» друзей. Но дело, разумеется, было не
Даже научный бойкот, беспрецедентный по своему размаху, и то научились обходить к 1979 году: решением ЦК было даже признано «нецелесообразным вступать в полемику с организаторами новой антисоветской кампании», поскольку «многие ведущие американские ученые и научные центры проявляют интерес к советской науке и сотрудничеству с нашими научными учреждениями»
В конце 1978 — начале 1979 гг. Академия наук СССР провела переговоры с руководителями Национальной академии наук США, Американского совета познавательных обществ, Национального бюро стандартов США, фирмы «Филлипе Петролеум». Состоялась сессия советско-американской совместной комиссии по Мировому океану. На этих переговорах американская сторона проявила внимание и конструктивный подход к дальней-шему развитию научного сотрудничества. Подписаны новые долгосрочные соглашения.
А тем временем западные «правозащитные» организации, сыгравшие столь важную роль в нашей кампании, постепенно прибрала к рукам здешняя левая «номенклатура», ради пущей объективности занявшаяся правами человека — в основном в несоциалистических странах. Возникла целая «правозащитная» отрасль бюрократии, куда нам пути оказались заказаны в силу нашей «необъективности». Стало невозможно сказать что-либо критическое о Советском Союзе, не сказавши в десять раз больше о Южной Африке, Чили или Иране. И, глядишь, какая-нибудь «Хельсинки уотч» важно, на хорошей бумаге да за хорошие зарплаты, публикует отчет о нарушениях прав человека в мире: три нарушения в СССР и одиннадцать — в США. Только диву даешься: откуда они взялись, эти «правозащитники»?
Истеблишмент приспособился, нашел способ похоронить всю тему, заполонив ее своей фиктивной «деятельностью»: какие-то комиссии по правам индейцев, женщин, мексиканцев, микронезийцев и прочих «меньшинств», реальных и вымышленных (в отчете о слушаниях в Хельсинской комиссии Конгресса США за 1979 год я насчитал добрых два десятка таких организаций, лиг, фондов, ассоциаций и союзов). «Права человека» как тема оказалась похищена и надолго сделалась знаменем левых. Нас же туда и пускать перестали.
Легко себе представить, как могли бы сложиться 80-е годы, если бы не наше назойливое жужжание, заставившее советских стратегов потерять столько времени, а главное — хоть и ненадолго, но потерять инициативу в своем «мирном наступлении»:
— как, раздираемые внутренним конфликтом, да еще и вынужденные унимать «революции» на своих латиноамериканских «задворках», США оказались бы не в состоянии гарантировать безопасность Европы;
— как нефтяные источники Персидского залива и минеральные ресурсы Южной Африки оказались бы под советским контролем через посредство окруживших их просоветских режимов;
— как, наконец, беззащитная Европа, социалистическая и «нейтральная», управляемая коммунистическими Квислингами, поневоле оказалась бы индустриальной базой всемирного рая.
В общем, то, что не удалось ни Ленину с его «мировой революцией», ни Сталину с его «освободительной войной», вполне могло выйти у Брежнева с его «детантом». Но было поздно, самые страшные времена уже миновали. Последовавшая вскоре оккупация Афганистана, а затем и польские события 1980–1981 гг встряхнули мир «Детант» кончился. Наступали новые времена эпоха Рейгана и Тэтчер с их программой вооружения, активным антикоммунизмом и демонтажем социализма на Западе. Мир выходил на финишную прямую последнего этапа противостояния.
А еще через десяток лет и поверить было трудно, что мы когда-то буквально висели над пропастью и не оборвались лишь благодаря горстке людей, не поступившихся своей совестью.
Глава пятая
ГОДЫ ПЕРЕЛОМА
1. Афганистан и конец «детанта»
Советское вторжение в Афганистан в декабре 1979 года вызвало настоящий шок в мире, что, помню, удивило меня до крайности: как будто и не было до того советской экспансии буквально во всех уголках земного шара. В этом изумлении, негодовании, недоумении было что-то подло-притворное, нечто сродни возмущению человека, женившегося на проститутке и обнаружившего, что — ах! — она не девственница. Политики и советологи наперебой предлагали свои «теории», призванные «объяснить» советское поведение удобным им способом. Левые, как водится, увидели в этом «гиперреакцию на недружественное поведение Запада» — на решение НАТО разместить новые ракеты в Европе. Правые бубнили что-то о «русском империализме», о «традиционном стремлении России к теплым морям». Прозябли, бедняги, на сибирском морозе, пошли погреться. Между тем, отлично было известно, что эта оккупация — всего лишь последний (но вовсе не обязательный!) этап в обычном советском сценарии «освобождения»; она лишь свидетельствовала о том, что советские стратеги плохо этот сценарий осуществили и им пришлось посылать свои войска, чтобы исправить просчет. К моменту оккупации Афганистан был уже фактически проглочен Советским Союзом, чего Запад упорно не желал замечать. И «не заметил» бы, если б не просчет Кремля, а точнее говоря — не отчаянное сопротивление афганского народа.
История отношений между СССР и Афганистаном служит, пожалуй, лучшей иллюстрацией того факта, что советская система просто не могла мирно сосуществовать с остальным миром, и дает достаточно яркую картину того, что произошло бы в Европе, если бы «детант» восторжествовал. В самом деле, из всех несоциалистических стран на земле Афганистан был, наверное, самым дружественным СССР государством: он чуть ли не первым установил дипломатические отношения с Советской Россией и на протяжении шести десятилетий был своего рода азиатской Финляндией. В Кремле и не торопились экспортировать туда революцию, понимая, что Афганистан от них никуда не уйдет, а лишь «способствовали прогрессу»: строили дороги, создавали промышленность, обучали специалистов. С марксистской точки зрения, нельзя было требовать от отсталого, феодального государства немедленного перехода к социализму — нужно сперва создать соответствующие «социальные предпосылки»: индустриализацию, рост пролетариата и, соответственно, его «авангарда». Так радивый хозяин не торопится прирезать поросенка, а старается сперва откормить его, дать нарастить окорока да норовит подгадать к празднику.
А праздник приближался: советское «мирное наступление» 70-х годов, нейтрализовав сопротивление «сил империализма», привело в лоно социалистического содружества целый ряд стран Третьего мира. Пришла пора и Афганистану вставать на путь прогресса, избавившись от оков монархии. Эта историческая «смена общественных формаций» произошла летом 1973 года путем практически бескровного дворцового переворота, устроенного с одобрения Москвы родственником короля Мухаммедом Даудом. Провозгласивший республику и ставший ее президентом, Дауд не был коммунистом, скорее умеренным социал-демократом, не радикальнее европейских социалистов. Москве он виделся чем-то вроде Керенского: его историческая роль заключалась в подготовке политических условий для дальнейшего прогресса. Опять же стратеги в Кремле не хотели торопить события — Дауд их вполне устраивал как переходный этап, тем более, что коммунистические группировки беспрестанно ссорились и никак не могли объединиться.
Руководители прогрессивных политических организаций Афганистана Кар-маль Бабрак («Парчам») и Нур Тарани («Хальк»), поддерживающие неофициальные контакты с ЦК КПСС через резидента Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР в Кабуле, вскоре после установления в стране в июле 1973 г. республиканского режима, используя прогрессивно настроенные элементы в ЦК республики, правительстве и армии, повели беспринципную междоусобную борьбу за укрепление позиций и влияния своих группировок, за право «представлять коммунистическую партию» в стране, — сообщал Международный отдел ЦК в июне 1974 года. — Вместе с тем они, равно как и прокн ганские и националистические группировки, развернули активную политическую работу в армии и в государственном аппарате, что вызвало серьезное бсснокойство) главы государства и премьер-министра Республики Афганистан Мухаммеда Дауда.