Москва-bad. Записки столичного дауншифтера
Шрифт:
Никаких! И я отчаянно помчался…
Через двадцать минут вернулся… Доброй бабушке пришлось, охая и причитая, собственнолично провожать меня!
Воодушевившись многообещающей фразой директрисы «Познакомитесь с нашими девушками…», я помчался через площадь… На сей раз расстояние не показалось мне особенно близким, ковылять по обледенелым каменьям, вбитым в землю, как расшатанные корневые зубы, запинаясь об иноземцев, просящих их сфоткать – особенно удобным, пейзаж – особенно красивым… Пентаграммы на башнях, глыба Мавзолея – в православной стране… хотя рядом соборы, золотые купола, двуглавые орлы, недавно размурованные иконы над воротами… Посредине площади разворачивают какой-то ярмарочный балаган (десятки фур на брусчатке Васильевского спуска!), по бокам коего
Я вошёл внутрь и сразу налево – в каморку (тоже со стрельчатыми сводами!), отделённую дверью с надписью «Служебное помещение».
Девушки пили чай и смотрели телевизор. Я представился и начал было с прибаутками повествовать о своих приключениях в треклятой бухгалтерии… На меня уставилось несколько пар глаз с таким выражением, как бывает у коровы, если ей пытаться показывать фокусы. Наконец, самая набыченная и самая старшая по чину и по возрасту обладательница глаз и морковной куртки полностью выглянула из-за шкафа на меня и странным тоном произнесла: «Вы к нам работать, Андрей… или просто так?!» – словно корова лягнула! Сомненья нет: она пьяна! «Я же сказал: работать», – спокойно сказал я. «Так знаете, Анд-рей…» – она даже икает! Алексей, спокойно подсказал я. «Знаете, Андрей… у нас тут вам не…»
Тут влетела Наташа. По двум словам она поняла, что происходит и сразу сориентировалась. «Мы уже знакомы с Алексеем, меня просили ввести его в курс дела!» – и потащила меня за рукав. По двум словам я всё понял, кто она. Единственный вменяемый человек. Хиповато-небрежная герла, в очках и растянутом вязаном свитере, интеллигентско-компанейская, тоже, наверное, любящая пригубить портвешу, а может, и столь же тривиальные тр… и тр… Тра-та-та, везём кота и т. д. Чем-то она даже весьма напомнила… двадцатилетнюю Наталью Ключарёву! Но Ключарёвы, конечно, не клонируются в хипушках и экскурсоводшах, их на всей Евразийской равнине поди раз-два и обчёлся.
Мы поднялись опять наверх (было её дежурство), тут она кое-что рассказала, но больше о храме, чем о коллективе. «Старшая просто подшофе, не парься!» – ага, как рукой сняло! От неё тоже вблизи разило прогорклым вином – как тем самым дешёвым портвейном. За пятнадцать минут я так задубел и вспомнил запах молодости, что не знал, как и смыться. Надо было ещё забежать – с этого момента я начал исключительно бегать по главной российской площади – в бюро пропусков.
Настроение было ещё хуже, чем вчера – хотя вчера казалось, что хуже быть уже не может, что самое отвратное позади… Если они ещё за воротник закладывают… Страшно и представить картину будней в деталях.
Поймал себя на том, что постоянно достаю телефон и смотрю на часы, думая, не отстают ли они, когда главное время страны и столицы – вот оно!
Глава 3. Первое дежурство – о пропавшей луне по-испански
«Первое, – со значением усмехнулись мне, – для всех в тепле…»
Меня препроводили по «коридору» прямо, а потом направо, в так называемый подклет (по другому и, наверное, правильнее, подклеть), не так давно отреставрированный и открытый, составляющий добрую половину первого этажа. Тут я уселся на обычный стул в углу, а ноги поставил на специальную подставку – простую решётку, сбитую из необструганных брусков, точь-в-точь как в общественной бане. Впрочем, здесь функция подставки была не выражена: температура оказалась довольно приемлемая, хотя и не жарко.
Мне объяснили, что пока не придёт сменщик (через час), покидать пост нельзя, нельзя также читать, слушать плеер, говорить по сотовому и т. д.
Вот они – древние своды, кирпичи, иконы… Я даже забыл спросить, в чём состоят мои обязанности…
Суть и тонкости потом разъяснила мне (как и на других постах) словоохотливая Наташа. По коридору, – цветисто поясняла она, – мало что понимающие люди забредают в кирпичный рукав, знаменующий поворот в подклет. Но тут, как раз на повороте, на исторической кладке красуется огромный зелёный указатель «EXIT» (он поставлен неправильно: просто гастарбайтеры делали), а под ним – маленькая табличка с едва различимым «Continuation»… Во-первых, мало кому понятно (даже иностранцам!), а во-вторых, уперевшись в крупный «EXIT», посетители сразу разворачиваются и бегут прочь, не увидев половины экспозиции. Поэтому как только услышал шум и говор в предбаннике, надо сразу же пригласить туристов дальше. В дальнем конце подклета мы видим дверь, а на ней – правильно – тоже соответствующая табличка. Запирается она на железный засов, но при желании открыть можно. Поэтому как только услышал, что за неё дёргают, нужно сразу же объяснить, что выход не здесь и что есть ещё второй этаж. Ну, и для особо дотошных: рядом с тобой стоит тумба – электронный путеводитель (нечто вроде терминала деньги на телефон класть), нужно объяснить, что конкретно здесь он не работает.
При входе, чуть впереди укоренившегося меня и тоже как бы в углу, в вырубленной в стене подсвеченной витрине – три шлема (один даже посеребрённый и с чеканкой), несколько наконечников и пик и маленький глиняный кувшинчик, с как бы высыпанными из него серебряными монетами – мелкими в нынешние десять копеечек, тоненькими почти как фольга. Побывав в Историческом музее, я осознал, что в собор-филиал отдали очень незначительную часть своих закромов, тут и смотреть-то особо нечего. Однако на только что вошедших и жаждущих на что-нибудь насмотреться и это производит впечатление. Ежеминутно только и слышишь: «Смотри, шлемы!», «Oh, helmets!», «Клад монет…» (тоже мне, как говорил Матроскин, склад!), «Кубышка… Смотри, вот что значит «запрятать в кубышку»! (тот самый узкогорлый кувшинчик) и проч.
В другой витрине, почти что за спиной – всякая утварь, названия коей я впоследствии выучил на всех языках. А сначала меня чуть не подкосило буйное любопытство: «Скажите, а что такое потир?» – «Потир… – я покосился на витрину, – это кубок» – «А что такое кубок?» – «Кубок… это… как рюмашка такая, только большая» – «А рюмашка?..»
Для горожан это невесть что, а для меня почти всё привычное: на сундуке, почти таком же, но гораздо больше, я сидел у бабушки, после школы обедал и уже писал про котов… замок с ключом, только поменьше, у неё на двери висел, гвозди и петли кованые на огороде сто раз находил… – разве что блюд чеканных не водилось…
А вообще благодать – древность, кирпич, иконы, тишина… Прямо предо мной на стене – большая икона Василия Блаженного – тонкого, голого, слегка согбенного человечка, стоящего, как любят говорить, в молитвенной позе (для нас-то ещё, по-моему, в увещательной) на фоне старого ещё кремля… Рядом отдельно – позолоченный оклад этой иконы, более поздней работы, многие детали (как потом я всё досконально рассмотрел) пейзажа-фона на окладе и иконе различаются… Под ним на стенде – especial for you, дорогие европейские гости! – книга голландского путешественника 17 века, раскрытая на гравюре, запечатлевшей «шествие на осляти» – крестный ход в Вербное воскресенье по Красной площади из Успенского собора в Покровский с участием царя и патриарха. (Вообще на старых изображениях, даже, кажется, на картине 18 века, пропорции собора (да и площади) кажутся иными: он предстаёт более вытянутым. В начале же 19 столетья – наоборот более толстым – из-за пристроек и т. д. На площади, совершенно обычной, чуть даже не земляной, с наваленными клочками сена, среди хозпостроек и возов с лошадями идёт бойкая торговля – прямо как сейчас… Правда, на одной из знаменитых гравюр Олеария, в небольшой панораме от Василия Блаженного до сегодняшнего мавзолея, можно насчитать штук сорок куполов и крестов над ними.)