Москва, которую мы потеряли
Шрифт:
У Успенской церкви были и другие, более известные прихожане. Первыми в их числе следует назвать знаменитых Пашковых, живших на Покровке, – тех самых, чьи родственники имели роскошный замок на Моховой. Их предок, выходец из Польши, Григорий Пашкевич приехал в Россию на службу к Ивану Грозному, и с тех пор их фамилия значилась как Пашковы. Один из них, Истома Пашков, был участником тульского дворянского ополчения в войске бунтаря Ивана Болотникова и потом перешел на сторону царя Василия Шуйского. Другой Пашков, Егор Иванович, был денщиком Петра Великого, и его сын П.Е. Пашков построил легендарный дворец на Моховой, известный как дом Пашкова. Владельцам же усадьбы на Покровке, Александру Ильичу и Дарье Ивановне Пашковым, принадлежал другой знаменитый дом Пашковых, тоже стоявший на Моховой: в самом конце XVIII в. Василий Баженов выстроил для них усадьбу с театральным флигелем для балов и Пашковского театра, а иметь собственный домашний театр было очень престижно. Потом, когда в 1806 г. флигель сдали в аренду Московскому императорскому театру, на его сцене дебютировали Щепкин и Мочалов. Одна из самых роскошных в Москве, эта усадьба с флигелем в 1832 г. была куплена для Московского университета. В главном доме разместился Аудиторный корпус (ныне факультет журналистики), а во флигеле архитектор Евграф Тюрин устроил домовую университетскую Татьянинскую церковь. К слову сказать, с 1817 по 1823 г., будучи еще молодым архитектором, Тюрин участвовал в строительстве Архангельского – подмосковной усадьбы князя Юсупова. В 1822 г. Тюрин составил проект Большого Кремлевского дворца в Москве, проявив себя в этой работе мастером большого диапазона. В 1830-х гг. Тюрин перестраивал усадьбу Нескучного дворца, где им были сооружены гауптвахта, главные ворота при въезде в Нескучный сад, павильон в парке, а также устроены полуциркульные балконы
Но главное владение Пашковых находилось на Покровке, в Большом Успенском переулке (во дворе дома № 7). В 1811 г. здесь родилась Евдокия Петровна Ростопчина, будущая поэтесса и невестка градоначальника графа Ф.А. Ростопчина, которая вышла за его младшего сына Андрея. В этом доме у Пашковых бывал и Пушкин: на Масленицу в 1831 г., преисполненный счастья, он приехал сюда с молодой женой кататься в санях на гулянье, устроенном хозяевами дома. А всего через девять лет после этого, в 1840 г., огромное состояние Пашковых было проиграно в карты. Усадьбу в Большом Успенском казна выкупила для аптеки, под склады для хранения лекарств и под конторы. Одно время этим медицинским заведением руководил неподкупный доктор Гааз, который сумел не только обезопасить ценные медикаменты от мышей и крыс (были официально заведены штатные... кошки), но и прекратить расхищение лекарств, после чего у него появилось немало недругов, прежде списывавших ворованное на мышей. Кроме Пашковых, именитыми прихожанами Успенской церкви были князья Щербатовы, владевшие усадьбой в Сверчковом переулке, дом № 4. Князь Осип Иванович приходился прадедушкой Елизавете Петровне Яньковой. Она была известна тем, что оставила по себе самые известные воспоминания о старой аристократической Москве – «Рассказы бабушки», записанные ее внуком Д. Благово. В роду рассказчицы были знатнейшие фамилии российской империи. Ее родственниками были и Римские-Корсаковы, и Щербатовы, не говоря уже про Мещерских, Татищевых, Толстых, Волконских, Салтыковых и Милославских. За 93 года своей жизни она была знакома со многими интересными и знаменитыми людьми. Ее рассказы охватывают жизнь пяти поколений и являются бесценным вкладом в историю Москвы. Изложенные удивительно колоритным старомосковским языком, они обнаруживают в ней прирожденного художника. Живые описания таких грозных исторических событий, как приход Наполеона в Москву, изображение самых разнообразных лиц и судеб невольно увлекают всякого. Быт и нравы всех сословий Москвы от высшей аристократии до мещан даны с такой выразительностью, а их сопоставление в разных поколениях настолько поучительны, что теперь уже нельзя себе представить нашей старины без этого живого свидетельства, которое мы принимаем с благодарностью. Ее внук, Дмитрий Дмитриевич Благово, который взял на себя труд записать эти рассказы и с таким вкусом их отредактировать, безусловно, заслуживает нашей особой признательности.
А окрестности Покровки все продолжали прирастать знаменитостями. В начале XIX в. часть владения купила Варвара Алексеевна Казакова, невестка Матвея Казакова, вышедшая замуж за его среднего сына Матвея Матвеевича, тоже архитектора. Не отставала и торговля. В 1890-х гг. прихожанами Успенской церкви стали братья Елисеевы, будущие создатели московского гастронома на Тверской, поселившиеся в доме № 10 в Сверчковом переулке. Главными же из местных православных купцов были шоколадные короли Абрикосовы, создавшие в Москве ее старейшую и крупнейшую отечественную кондитерскую фирму (ныне концерн «Бабаевский») – их фамильное дело у самых его истоков благословил иконой игумен Новоспасского монастыря. Глава фирмы Алексей Иванович Абрикосов, приходившийся внуком ее основателю, был не только усердным прихожанином, но и заботливым старостой Успенской церкви на протяжении долгих лет. С 1865 г. он жил с очень многочисленной семьей в тех самых бывших Сверчковых палатах, проданных Абрикосовым их прежними владельцами. А позднее купил и соседний дом № 5, записав его за женой Агриппиной Александровной, которая, кстати, будучи матерью 22 детей, основала на Миуссах родильный дом, ныне вновь носящий ее имя. Абрикосовых называли и королями русской рекламы, у них есть чему поучиться нашим современникам. Например, в свою фирменную упаковку – коробочки и шкатулочки – они вкладывали миниатюрные книжечки русских писателей – Пушкина, Крылова и др. И сладости у них были чрезвычайно высокого качества. Кондитер Абрикосов, постигший истину, что Москва – это чайная столица, обеспечил чайный стол москвичей самой разнообразной снедью. Продукция его заведения разнилась от фирменной пастилы, варенья и карамели (те самые «Гусиные лапки» и «Раковые шейки») до особо изысканного десерта – свежих ягод, глазированных шоколадом. В 1900 г. еще при жизни главы семейства фирма удостоилась высшего в России коммерческого звания «Поставщик Двора Его Императорского Величества». Это значило, что его продукция действительно подавалась к столу государя и на дипломатические приемы при дворе. Поставщики имели право размещать на своих фирменных этикетках, вывесках и рекламных плакатах государственный герб и подпись о звании – это было не только высшим «знаком качества» в дореволюционной России, но и высшей формой рекламы.
Другими не менее знаменитыми прихожанами Успенской церкви были чаеторговцы Боткины, тоже успешно постигшие «чайную истину» Москвы – их фамильный дом находился в Петроверигском переулке, № 4. Фирма, основанная купцом Петром Кононовичем Боткиным еще в екатерининские времена, была самым известным поставщиком китайского чая, особенно любимого в старой Москве. В середине XIX в. Боткины одними из первых стали завозить диковинный индийский и цейлонский чай, который тогда только осваивали на своих плантациях англичане. Чаеторговля была главным фамильным делом Боткиных, но из их рода происходили и меценаты, и художники, и врачи. Одним из сыновей основателя фирмы был знаменитый Сергей Петрович Боткин, чье имя носит теперь известная московская больница. Долгие годы он успешно лечил в Петербурге больного М.Е. Салтыкова-Щедрина и в конце концов продлил ему жизнь. А его сын, Евгений Сергеевич Боткин, последний русский лейб-медик, до конца остался верным государю Николаю II и вместе с ним принял мученическую смерть в Ипатьевском доме. Другой известный сын чаеторговца, Петр Петрович Боткин, принявший после смерти отца фамильное дело, также был старостой Успенской церкви на Покровке и одновременно старостой кремлевского Архангельского собора, а потом и храма Христа Спасителя. Он был необычайно набожным, хотя и прирожденным купцом, целыми днями просиживавшим в Гостином дворе, где вел очень серьезные торговые операции. При этом богомольный купец не носил усы и бороду, что было большой редкостью в среде православного купечества.
Одна из дочерей П.П. Боткина – Надежда – вышла замуж за известного художника Илью Остроухова (в чьем доме в Трубниковском переулке был устроен смотр проектов памятника Гоголю и чья художественная коллекция составила основу нынешнего иконописного отдела Государственной Третьяковской галереи). Сам Илья Семенович родился в Москве 20 июля (1 августа) 1858 г. в семье крупного предпринимателя. В 1871 г. он был отдан в Академию коммерческих наук (предполагалось, что к нему со временем перейдет управление делами отца). Однако, познакомившись с С.И. Мамонтовым и войдя в его «абрамцевский кружок», молодой Остроухов увлекся изобразительным искусством. Систематического художественного образования он не получил, но в 1882–1884 гг. посещал петербургскую студию П.П. Чистякова, пользовался советами И.Е. Репина, В.Д. Поленова, В.А. Серова. Остроухов был членом «Товарищества передвижников» и «Союза русских художников»; не раз выезжая в Западную Европу, жил преимущественно в Москве. Он вошел в число видных русских пейзажистов своего времени, соединяя мягкую импрессионистическую манеру письма с поэтикой «пейзажа настроения», близкого по духу живописи И.И. Левитана. Сохраняя в картине пленэрную свежесть этюда, художник умел наделять сравнительно простые и неброские мотивы лирически-трепетной «душой». Таков его шедевр «Сиверко» (1890, Третьяковская галерея), изображающий излучину Москвы-реки в ветреный летний день. Среди его характерных вещей – «Золотая осень» (1886– 1887), «Первая зелень» (1887; обе – там же), «Купавы на пруду» (1892, Картинная галерея, Пермь), «Берег реки» (1895, Русский музей). Остроухов неоднократно продавал свои картины П.М. Третьякову, был его другом и советчиком, а в 1905–1913 гг. входил в совет попечителей Третьяковской галереи. В начале XX в. мастер руководил ремонтом этого музея и реставрацией картин, выпустил роскошное для своего времени издание «Московская городская художественная галерея П. и С. Третьяковых», снабдив его собственными комментариями (выходило отдельными выпусками в 1901– 1909 гг.). Позднее Остроухов составил уникальную коллекцию (в основном древнерусской живописи), в некоторых разделах по качеству представленных здесь московских и новгородских икон XIV– XV вв., не имевшую себе равных. Как выдающийся знаток древнерусского искусства, он входил в комиссии по реставрации соборов Кремля и других средневековых памятников. Коллекция, размещавшаяся в его доме, была после революции национализирована, самого же Остроухова утвердили в должности ее пожизненного хранителя. (После его смерти Музей иконописи и живописи имени И.С. Остроухова был расформирован: основная часть была передана в Третьяковскую галерею, отдельные вещи – в Музей-усадьбу В.Д. Поленова и Русский музей.) Как художник, в поздние годы Остроухов писал в основном уже не на пленэре, а по памяти, используя старые этюды. Умер Остроухов в Москве 8 июля 1929 г.
Вторая дочь Боткина – Вера Петровна – стала женой Н.И. Гучкова, московского городского головы, который способствовал открытию Народного университета имени А.Л. Шанявского – эту идею многие встретили в штыки. Он был родным братом знаменитого А.И. Гучкова, лидера партии «октябристов» и военного министра Временного правительства, который в трагическом марте 1917 г. вместе с В.В. Шульгиным принимал в Ставке у Николая II акт об отречении от престола.
Успенский храм на Покровке имел удивительный дар влиять на человеческие души и даже на судьбы. Говорят, что, однажды увидев его, А.В. Щусев решил стать архитектором. Имел он и судьбоносное значение для юного Д.С. Лихачева, когда тот впервые приехал в Москву и случайно набрел на эту церковь. Будущий академик вспоминал позднее: «Встреча с ней меня ошеломила. Передо мной вздымалось застывшее облако бело-красных кружев... Ее легкость была такова, что вся она казалась воплощением неведомой идеи, мечтой о чем-то неслыханно прекрасном. Я жил под впечатлением этой встречи». Именно свидание с Успенской церковью подвигло его посвятить жизнь изучению древнерусской культуры.
Разрушенная церковь Успения на Покровке. 1926 г.
Однако трагические слова Лихачева: «Если человек равнодушен к памятникам истории своей страны – он, как правило, равнодушен и к своей стране» – имели под собой историческую почву. После революции Успенская церковь действовала очень долго по московским меркам – до 1935 г. Нарком-богоборец Луначарский сам был в числе ее поклонников: именно по его инициативе в 1922 г. Большой Успенский переулок был назван Потаповским в честь крепостного мастера, создавшего церковь; вообще он хлопотал о церкви, сколько мог. Авторитет и власть Луначарского пошатнулись еще при его жизни, и маловероятно, что в дальнейшем его слово могло бы спасти этот храм, если бы он дожил до времени его уничтожения. В ноябре 1935 г. Моссовет под председательством Н.А. Булганина постановил закрыть и снести Успенскую церковь, «имея в виду острую необходимость в расширении проезда по ул. Покровке». А дальше московское предание снова, уже в последний раз, перекликается, как эхо, с Покровским собором на Красной площади: будто бы архитектор П.Д. Барановский заперся в Успенской церкви, чтобы либо уберечь ее от сноса, либо погибнуть вместе с ней, сказав: «Взрывайте со мной!» Точно такая же легенда о храме Покрова на Рву относится к 1936 г., когда Успенская церковь уже погибла. Цинизм властей не имел предела. Позорно было переименовать улицу в честь великого крепостного архитектора и снести дотла его творение, прославившее мастера. Перед сносом провели необходимые научные работы и обмеры. Два резных наличника и фрагменты фасада передали в музей при Донском монастыре, верхний иконостас 1706 г. – в Новодевичий монастырь, где он был поставлен в надвратном Преображенском храме. Зимой 1936 г. Успенскую церковь снесли до основания, а на ее месте образовался пресловутый скверик с березками на углу Покровки и Потаповского переулка. Долгое время там была пивная, а потом кафе. «Разве не убито в нас что-то? Разве нас не обворовали духовно?» – горько вопрошал по этому поводу академик Д.С. Лихачев. Сколько трагедии в этих строках... Слишком велика была утрата, слишком вопиющим был факт уничтожения этой церкви – национального достояния, слишком сильна боль от ее гибели. Может быть, поэтому в наше время все чаще раздаются призывы восстановить Успенскую церковь по сохранившимся обмерам, чертежам, зарисовкам, кадрам кинохроники. Те м более что совсем недавно в одном из местных домов были обнаружены фрагменты этой церкви – остатки лестницы, часть нижнего яруса колокольни, элементы наружного декора. Считают, что приблизить восстановление храма поможет создание его общины. А воссоздания этой святыни так жаждет душа Москвы! Чаще всего Успенскую церковь как памятник истории сравнивают с Сухаревой башней или Красными воротами, но представляется, что она больше относится к таким святыням Москвы, как Иверская часовня и Казанский собор, ибо она явила всю силу православной идеи Москвы, всю ее сказочную красоту и национальный гений. Пока же то, что осталось от великой церкви, кроме руин, – лишь имя Потаповского переулка.
Глава пятая
На все четыре стороны...
Архидиакон у Торговых рядов, или У церкви Архидиакона Св. Евпла на Мясницкой
Мясницкая является безусловным символом Москвы. Название улицы стоит в одном ряду с такими знаковыми для столицы наименованиями, как Тверская, Арбат, Замоскворечье. Достаточно произнести одно из них, и даже не нужно называть город: всем все понятно. Мясницкая состоит из многих внутренних миров, порой несопоставимых друг с другом. Мир Маяковского и семьи Брик, мир старообрядчества и традиционного православия, мир детских игрушек и перепачканных чернилами почтовых служащих... Именно здесь находятся главный почтамт страны и главный детский магазин. Именно здесь расположен один из лучших книжных магазинов города. Именно под Мясницкой улицей проходит первая линия московского метро. И как раз тут окончил свою жизнь Владимир Маяковский.
Мясницкая сама по себе невелика – всего полтора километра. Мясницкая неширока: ее можно перебежать за несколько секунд. Ряды домов (левый и правый, четный и нечетный) высятся друг напротив друга, нависают над прохожими таинственными серыми оштукатуренными глыбами. Здесь можно забыть обо всем – просто гулять по узким тротуарам и впитывать в себя события былых веков. Сначала аристократическая, к концу XIX в. Мясницкая стала деловой: сказывалась близость трех вокзалов, от которых направлялись в центр города обычно по Мясницкой. Имя Сергея Кирова, которое улица носила с 1935 г., досталось ей в силу тех же причин: гроб убитого в Ленинграде Кирова несли на Красную площадь по Мясницкой. Плотно застроенная, улица выглядит почти коридором: земля по московским меркам была здесь дорога. Непонятно, как могла на ней помещаться конка, а потом одна из первых трамвайных линий. Чтобы разгрузить улицу от транспорта, в 1990-х гг. придумали прорубить Новокировский проспект. Но, видно, где-то просчитались, ибо широкий проспект, ныне носящий имя академика Сахарова, почти пустынен, а Мясницкая по-прежнему забита.
Полтора километра длины и полтысячелетия истории – так, по словам знатоков Москвы, можно вкратце охарактеризовать Мясницкую (в 1920-е гг. улица недолго называлась Первомайской, но название не прижилось; с 1935 г. по 1990 г. – улица Кирова). Эта значительная магистраль одно время даже претендовала на роль главной улицы столицы. В отличие от ряда других улиц она постоянно менялась по своему направлению и по характеру застройки. Такой, какой мы ее знаем сегодня, она сложилась только к началу XIX в. Сначала на ней жили уроженцы Новгорода, переселенные сюда Иваном Грозным. Затем – главным образом мясники, откуда и пошло название улицы. С петровских времен здесь обосновалось титулованное дворянство во главе с Меншиковым, что не случайно: Мясницкая вела в дворцовое село Преображенское и Немецкую слободу (Лефортово). В XIX в. улицу облюбовали купцы, и к концу столетия Мясницкая превратилась в средоточие торгово-промышленного капитала, прежде всего фирм, торгующих самыми современными товарами: станками, металлическими изделиями, электрооборудованием, технической аппаратурой. К фирмам надо добавить банки – Мясницкая была самой дорогой, самой буржуазной улицей дореволюционной Москвы. Хотя такая характеристика страдает ограниченностью – Мясницкая издавна была и улицей искусства: два прославленных художественных училища, знаменитая Чертковская библиотека... На Мясницкой родилась и московская почта. У Мясницких ворот, напротив почтамта, долго существовал дом, находившийся во владении Измайловых. Кто-то из Измайловых принадлежал к масонству, и потому в этом доме – конечно, тайно – происходили заседания масонов. Та м существовал целый ряд комнат со всеми атрибутами и украшениями прежнего масонства. Дом этот от Измайловых перешел к Кусовникову. Оригиналы-старики прожили в доме более пятидесяти лет, ни разу не переступив порога таинственных и «страшных» комнат фармазонов. Дом этот вообще являл собой вид запустения и одичалости: ворота его редко растворялись, на дворе виднелся обширный огород. Его владельцы вели жизнь загадочную и отшельническую, не имели прислуги, кроме дворника, и выезжали кататься лишь по ночам. В Москве об этом доме долго ходило немало толков самого разнообразного характера.