Москва парадная. Тайны и предания Запретного города

Сергиевская Ирина Геннадьевна

Весной 1901 года Чехов сказал Бунину: «Знаете, я женюсь. На Ольге Книппер». «И сразу стал шутить, что лучше жениться на немке, чем на русской, она аккуратнее, и ребенок не будет по дому ползать и бить в медный таз ложкой…» — вспоминает Иван Алексеевич.

Свадьба была тайной — это было условие Чехова: «Ужасно почему-то боюсь венчания и поздравлений, и шампанского, которое нужно держать в руке и при этом неопределенно улыбаться». И даже родному брату, случайно встреченному на улице за час до женитьбы, Антон Павлович ничего не сказал, а сестре постфактум написал: «Я женился. Сей мой поступок нисколько не изменит моей жизни…»

В своей книге «Жизнь Бунина» В.Н. Муромцева-Бунина вспоминает: «… Он (Иван Алексеевич) всегда

утверждал, что для Чехова брак был смертельной опасностью, «хуже Сахалина»… Понимал и драму Марьи Павловны. Как ни верти, а хозяйкой станет Ольга Леонардовна, особенно, если она бросит театр. А если не бросит, то какое одиночество и какую тоску будет чувствовать он, когда она будет жить в Москве, а он — в Ялте, где у него очень мало близких и друзей. Но, понятно, Иван Алексеевич ему ничего не сказал, а Чехов стал шутить, что немки тщательней умываются, любят порядок и детей лучше воспитывают…

Вероятно, сам Антон Павлович понимал все не хуже Ивана Алексеевича, но, судя по письмам Книппер, она настаивала на браке. Чехов был увлечен ею, соединяло их и то, что она играла в его пьесах, она как бы являлась связью его с Художественным театром, который хотя и боготворил его, но все же пьесы его понимал не по-чеховски, а по-своему, что всегда раздражало автора».

Бунин часто захаживал к Чехову. Однажды приятелей захватила приятная беседа, и они засиделись далеко заполночь. Но тут домой вернулась нарядная, оживленная Ольга Леонардовна («пахнущая вином и духами», — запишет Бунин в воспоминаниях). На часах — начало пятого утра. Видно, опять после спектакля ездили с Москвиным и Качаловым (последний, говорили, страстно влюблен в нее) слушать цыган к «Яру».

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова

— Ну что же ты не спишь, дуся?.. — обратилась она к мужу. — Тебе вредно. А вы тут еще, Букишончик? — это уже Бунину. — Ну конечно, он с вами не скучал!

Веселье прошло мгновенно и бесследно. «Мне пора», — сказал Бунин, холодно поклонился Ольге Леонардовне и вышел вон.

По воспоминаниям очевидцев, Иван Алексеевич крепко не любил эту женщину. Да и никто в Чеховском окружении ее не любил: ни родственники, ни друзья, ни коллеги, ни читатели. Ее бьющее через край жизнелюбие по контрасту с болезненностью Антона Павловича находили отталкивающим. Безнравственным считали то, что Книппер бросила мужа одного в Ялте и продолжала жить в Москве, предпочтя благородной роли сиделки куда более приятную — любимицы публики и театральной примы.

Поговаривали и о том, что она специально окрутила Чехова, чтобы все его пьесы доставались ее возлюбленному — режиссеру Немировичу-Данченко, и репертуар Московского художественного театра вовремя пополнялся. Мол, ей наплевать, что Антон Павлович плох и не может уже писать больше, чем по 6–7 строк в день — знай, бомбардирует его письмами: «Ты сел за «Вишневый сад? Так нельзя, дусик, милый, киснуть и квасить пьесу». А уж когда Чехов умер в Баденвейлере, и жена привезла его тело на родину в вагоне-холодильнике, на Книппер обрушился поток оскорблений: мол, только она могла везти тело великого писателя вместе с устрицами!

Разумеется, никаких устриц в том траурном поезде не было, хотя, действительно, и устрицы, и рыба, и много чего еще перевозилось по Европе именно в таких вагонах-холодильниках. Но сам факт перевозки вызвал немыслимые слухи и осуждения. После смерти мужа Ольга Леонардовна исчезла из театра на несколько месяцев, жила затворницей, писала письма своему мертвому мужу… А потом ее жизнелюбивая натура стала понемногу брать свое.

Свой последний страстный роман вдова великого писателя пережила в шестидесятилетнем возрасте. Причем ее возлюбленный был младше ее на … 30 лет! Литератор Николай

Дмитриевич Волков был известен как автор театральных инсценировок. Однажды он бесследно исчез из Москвы, тайно поселившись в Гурзуфе, на той самой маленькой даче, которую завещал своей жене Чехов. К несчастью, тайное скоро стало явным. И жена Николая Дмитриевича, эстрадная певица Казароза, от ревности и тоски покончила жизнь самоубийством.

По воспоминаниям современников, однажды Чехов задумал написать толстенный роман под названием «О любви». Долгие месяцы Антон Павлович писал, потом что-то вычеркивал, сокращал. В итоге от романа осталась единственная фраза: «Он и она полюбили друг друга, женились и были несчастливы».

Судьба хозяев особняка по соседству (М. Никитская, 13) лишний раз подтверждает эту знаменитую чеховскую фразу.

И на солнце бывают пятна

ОСОБНЯК А.В. СУВОРОВА — ПОСОЛЬСТВО РЕСПУБЛИКИ НИГЕРИИ

Малая Никитская ул, д. 13/42.

техник архитектуры А.В.Красильников, инженер-архитектор В.Г. Залесский. XVIII–XX вв.

Каждый старинный дом в центре Москвы по-своему уникален: он и частичка российской истории, он и свидетель человеческих судеб, порою традиционных, порою замечательно ярких. Дом между Большой и Малой Никитскими улицами особенный: он овеян славой имени А.В.Суворова и отчасти связан с судьбой А.С.Пушкина. Глядя на изысканный особняк, в котором вольготно расположилось посольство Нигерии, трудно связать его со спартанской натурой А.В. Суворова, но архивы неопровержимо доказывают: правая от Большой Никитской улицы двухэтажная часть дома и есть жилище генералиссимуса и его семьи, впоследствии неоднократно перестроенное. В его декоре прослеживаются черты итальянского Ренессанса: это изящный фриз под крышей, рустованные полуциркульные наличники нижних окон и львиные маски над ними.

Вид на посольство Нигерии со стороны Малой Никитской улицы

Это владение у Никитских ворот приобрел, выйдя в 1768 году в отставку, отец великого русского полководца генерал-аншеф Василий Иванович Суворов, крестник Петра Великого и автор первого русского военного словаря. Он решает вернуться к «отеческим гробам», точнее, использует возможность вернуть часть старого дедовского двора, который продавали наследники знатной дворянской фамилии Ржевских.

Однако родился Александр Суворов, коренной москвич, названный так в честь Александра Невского, не на Никитской улице, а на Арбате, на углу с Серебряным переулком. Теперь почти забыто, что раньше этот переулок назывался Мануковым, по фамилии домовладельца, Ф. Манукова. Когда его дочь вышла замуж за поручика Преображенского полка В. Суворова, он отдал свой арбатский дом ей в приданое, где и появился на свет величайший русский полководец.

Природа наделила его слабым здоровьем, но он страстно желал служить, и потому взялся закаливать свой организм, вел самый аскетический образ жизни, во всем стараясь подражать великим полководцам. Он страстно мечтал продолжить дело Петра Великого на военном поприще. По семейному преданию, судьбу будущего генералиссимуса решила встреча с прадедом Пушкина Абрамом Ганнибалом. Как-то раз тот приехал в гости к старому приятелю Василию Суворову, поговорил с его сыном и сказал, чтобы отец не сомневался в способностях сына и отдал Сашу по военной части. Так Александр был записан в Семеновский полк.