Москва Поднебесная
Шрифт:
– Где я? – прошептал в ответ майор.
– На границе миров. Только непонятно, что ты тут делаешь, человек.
– Меня убили, – пожаловался Загробулько, боясь пошевелиться. Он опустил глаза и нашёл, что рубашка его чиста и не единого пятнышка крови на ней нет. Грудь, продырявленная уголовником, тоже была цела, она, к удивлению Загробулько, совершенно не болела и ничем не выдавала ранение.
– Вот оно как? – задумался кот. – А что же ты делаешь здесь?
– Жду своей участи? – предположил Вифа Агнесович.
– Не похоже. На границе миров умершие своей участи не ждут. Да ты и не похож на покойника. – Чёрный котяра замолчал. – Странные вещи творятся в
Загробулько, подчиняясь приказу говорящего животного, встал.
Он увидел, что находится в гигантском тёмном ангаре или исполинских размеров архиве. Ему сразу подумалось, что так, должно быть, выглядит библиотека с точки зрения блохи. Стеллажи, вернее, один бесконечный стеллаж, на сотни метров тянулся в обе стороны и ввысь, упираясь в чёрный, далёкий и почти неразличимый потолок, а кругом летала крупная, похожая то ли на перхоть циклопа, то ли на рождественский снег, пыль. Ею был усеян весь пол.
Стеллажи разделены были на отсеки, и в каждом из них помещались предметы различных форм. Видимо, предметы покоились на полках очень давно, подобно сосудам с вековым вином в подвале заброшенного замка. Все они были опутаны паутиной, напоминающей вольфрамовые нити, какие бывают в лампочках. Серебристая паутина казалась очень прочной, и представлялось, будто сплёл её футуристический биомеханический паук.
– Что это? – спросил милиционер.
– Стена сознания.
– Стена? Стена сознания? – И тут майор вспомнил допрос преступников, во время которого его и зарезали. – Так значит, всё это правда? Значит, всё, о чём они говорили – существует!
– Кто они? – заинтересовался кот, блестя зелёными глазами.
Но майор не знал, что ответить. Он теперь понимал, что задержанные были совсем не людьми, не такими обыкновенными смертными, как он. Но кто они были такие, он так и не успел узнать. Единственное, что вспомнил Загробулько, так это то, что пленённые милицией называли себя богами.
– Боги! – прочувствованно сказал он.
– Вот как? – удивился чёрный кот. – Кто конкретно из богов?
Но этот вопрос поставил майора в безысходный тупик. Он виновато опустил глаза, расчищая мыском ботинка наваленную на полу белёсую порошу.
– Не суть важно. – Чревовещательный зверь махнул хвостом.
– А это что же, те самые кирпичи сознания? – догадался майор, указывая на разнообразные предметы, покоящиеся в сетях паутины на полках бесконечного стеллажа.
– Они, они, – хихикнул кот, – кирпичики.
– Я так всё себе и представлял! – обрадовался чему-то Загробулько и хлопнул ладонью по крепкой ляжке.
– Неудивительно, что так ты всё и видишь… – лукаво ответил представитель семейства кошачьих.
Но майор на это не отреагировал, зачарованный масштабностью конструкции. Он глядел на кирпичи сознания и думал о том, что происходящее с ним сейчас нереально. На самом деле милиционер видел ту же самую стену, что и Василий, но видел совсем иначе. Так, как позволяли ему видеть её жизненный опыт и его милицейское воображение.
Кот разглядывать стену не стал и пошёл вперёд вдоль стеллажа, хрустя снегом надежды, устилающим пол. Майор двинулся за ним. Тусклое освещение не давало разглядеть что-либо дальше, чем на пять-десять метров. Они шли медленно и молчали в полумраке, думая каждый о своём.
– У тебя есть имя? – спросил вдруг майор кота, который шёл впереди, важно покачивая хвостом, словно заметал следы, боясь преследователей.
– Меня зовут – Сириус! – ответил тот, мурлыча. Ему явно доставляло удовольствие произносить
– Сириус? А кто ты?
– Я помощник Архангела Михаила. Я ожидаю его здесь.
Загробулько, кивнув со знанием дела, двинулся дальше. Неглубокие познания в божественной иерархии никогда не удручали майора. В обыденной жизни познания эти были ему ни к чему. Теперь же он всем сердцем жалел, что мало интересовался религиозными текстами, и не знал, кто есть кто в пёстром пантеоне божественных персоналий. А теперь он понимал, что попал в переделку, густо замешанную на религии, а то и вообще на мистике! Конечно, когда-то он что-то слышал об Архангеле Михаиле. Но что и когда – не вспоминалось совершенно. Майор напрягал память, но выуживались из подсознания только какие-то «Иже си на небеси…» да «Отец пресвятой, вседержитель…». Но всё это было не то. Однако спросить кота о роли архангела в божественной канцелярии напрямую Вифлеем не решался. Да и роль загадочного зверя во всём этом тоже была ему, как следователю, крайне интересна. Но он отчего-то молчал. Ему было и любопытно, и одновременно стыдно за своё невежество. Но вдруг кот начал говорить сам.
– Михаил – архангел-архистратиг, предводитель небесного воинства, наместник всех ангелов. Людям известен как высший воин, низвергший дракона – Диавола! Церковь почитает архангела Михаила как защитника веры и борца против ересей и всякого зла, – проговорил кот так, словно читал важный научный документ. – Только… – тут Сириус хихикнул и остановился, повернувшись к Загробулько, – только всё это гипертрофированные, преувеличенные людьми сказки.
– Вот как? – удивился майор. – А?.. – он вопросительно вылупился на кота.
– Ты хочешь знать, кто я?
Майор кивнул.
– Я и крыс Жерар, которого сейчас здесь нет, его ближайшие помощники. Часто мы осуществляем волю его на земле, в материальном мире. Мы рыцари, или, если хочешь, пажи, всегда следующие за своим господином.
– А почему ты говоришь, что известные о твоём господине факты – сказки?
– Несомненно, Михаил наместник всех ангелов, но и не только он. Несомненно, он – воин и защитник. И к ересям имеет отношение не последнее, правда, он с ними не борется, а глубоко изучает и анализирует, как гипотезы, могущие пролить свет на изначальное сотворение. А низвержение дьявола вообще есть не что иное, как человеческая невежественная интерпретация давнишнего спора между Михаилом и Сатаной о том, имеем ли мы право отпускать сознания, или, если угодно, души, так называемых грешников без ограничения во вселенные их разума. Или, снова и снова выжимая ограничивающий субстрат, или, как мы говорим, кирпич сознания, должны помещать их на Землю, в материальный объективный мир, пока те не изменятся кардинально и, пройдя круги очищения, не достигнут гармонии, будучи ограниченными.
Михаил тогда говорил, что человек, снова и снова приходя в мир, будет постепенно проникаться гармонией, облагораживая душу и мысли, и хоть он и будет ограничен, то всё равно сможет постичь таинство бытия, прилагая для этого душевное усилие, которое дадено космосом каждому, но используется единицами. А то и вообще усилием воли и концентрацией энергии разума сможет уничтожить свой кирпич сознания, что теоретически возможно, но чего не было ещё в истории вечности. Сатана же утверждал, что ограничения, во благо ли они направлены или нет, не несут в себе рационального зерна и что мы, высшие, должны дать свободу каждой отжившей душе, или, если угодно, сознанию, открыв ему его вселенную разума. А уж какова она будет? Какой сам человек её сотворит? Дело не наше!