Москва слезам не верит
Шрифт:
Катерина обняла его и целовала, целовала, целовала, а он так и стоял с поднятыми руками. Катерина отпрянула, увидела его нелепую позу, рассмеялась, взяла цветы, сверток.
– Это вам с Александрой, – сказал Гога.
– Есть хочешь? У меня все готово.
– Хочу. – Гога снял свою кожаную куртку, повесил ее.
Катерина отметила белизну рубашки, она даже почувствовала запах крахмала. Ботинки сверкали, на брюках безукоризненная складка, ремень из хорошей кожи.
– Сполосну руки, – сказал Гога.
Катерина
Гога покосился на нераскрытый сверток, и Катерина поняла, что ему очень хочется, чтобы она развернула его.
– Я сейчас, – заспешила Катерина. – Очень хочется посмотреть, – и начала развязывать ленту. В свертке было два футляра: один побольше, другой поменьше.
– Это тебе, – Гога показал на футляр побольше.
Катерина открыла футляр. На черном бархате лежало янтарное ожерелье.
– Изумительно! – произнесла она. – Я никогда такого не видела.
– Авторская работа, – сообщил Гога.
– Потрясающая работа! Такое могла подобрать только женщина.
– Извини, художник – мужчина. К сожалению, лучшие творцы, портные и ювелиры – всегда мужчины.
Катерина открыла второй футляр. Это тоже было янтарное ожерелье, но из шлифованного янтаря.
– Я сволочь, – призналась Катерина. – Мне нравятся оба.
– Ты можешь выбирать. Но когда я был в мастерской художника, то попросил его подобрать для молодой женщины и для юной.
– Я, конечно, юная?
– Ты юная, молодая, красивая, умная.
Катерина обняла его, поцеловала, но он не отпускал ее:
– Когда придет Александра?
– После восьми обещала.
Гога посмотрел на часы.
– У нас есть время, – прошептала ему на ухо Катерина.
Он поднял ее на руки и внес в комнату.
Уходя на работу, Катерина застелила чистое белье и не стала складывать тахту, в последние дни тахта то с трудом раскладывалась, то с трудом складывалась. Гога, увидев тахту, процитировал:
Постель была расстелена, И ты была растеряна…– Нисколько. Это про других. – Катерина сбросила платье.
Он смотрел, как она раздевается, и она не стеснялась его. Катерина легла, закрыла глаза и забыла про все.
Они уже лежали рядом, приходя в себя, когда Катерина услышала шум и стук двери лифта.
– Это может быть Александра! – Катерина вскочила, набросила платье, свернула белье, попыталась сложить тахту.
Она не складывалась. Гога успел одеться и стал ей помогать. Тахта не складывалась.
Тогда он с силой рванул ее, что-то хрустнуло, и тахта сложилась.
– Сломал, – прошептала Катерина.
– Сам сломал, сам и починю, – так же шепотом ответил Гога.
Они сели на тахту. Катерина слышала, как открылась дверь квартиры.
– Мать? Ты дома? – спросила Александра.
– Я дома. Георгий Иванович приехал.
Они сидели на тахте, Катерина бросилась к телевизору, включила его.
– Заходи, – позвала Катерина. – Мы с Георгием Ивановичем телевизор смотрим. – Но, к ее ужасу, на экране возникла сетка настройки.
– Со мной Никита. Я его провожу и скоро вернусь.
Они прислушались – в передней явно шла перебранка.
– Меня не надо провожать, – возражал юношеский, еще ломкий голос.
– Нет, надо! Я поеду с тобой.
– Никуда ты не поедешь! Пропусти меня, – требовал юноша. – Не пропустишь, я применю силу.
– Пожалуй, требуется мое вмешательство, – сказал Гога и вышел в переднюю, где стоял невысокий, худой парнишка, недавний школьник.
– Это Никита, – представила его Александра.
– Георгий Иванович, – представился Гога и спросил: – Куда едем?
– Никуда, – отрезала Александра.
– Правильно, – ответил Гога. – Уже поздно. Поедешь завтра.
– До свидания, Георгий Иванович.
Никита направился к двери, но Гога его перехватил:
– Подожди пять минут в кухне, пока я ее изолирую, – подтолкнул Никиту на кухню и закрыл за ним дверь.
– Я поеду с тобой, – сказал он Александре, – только объясни, в чем дело?
– Его бьют, – выговорила Александра.
– За что?
– За меня.
– Объясни коротко и внятно.
– Я раньше дружила с Валеркой Копыловым. Даже и не дружила, так, несколько раз целовались, а потом в меня влюбился Никита.
– А ты?
– И я тоже. Я его очень сильно люблю. Так теперь Копылов с ребятами его бьют. Подкарауливают, всячески издеваются, требуют, чтобы он от меня отказался.
– А он?
– Он не отказывается. Ходит с синяками.
– Молодец! Ты думаешь, его и сегодня подкараулят?
– Обязательно. Они видели, что он меня поехал провожать. Их пятеро. Все ребята здоровые. Я хотела в милицию сообщить. Мама запретила, говорит: не вмешивайся, сами разберутся. А как разобраться? Он один, а их пятеро.
– Значит, и он должен взять четверых, чтобы и их было пятеро.
– Их боятся все.
– А ты с Копыловым этим объяснилась?
– Конечно. Я сказала, что не люблю его и никогда не любила. А они все равно подкарауливают Никиту. Пятеро на одного. Это подло!
– Ну, пятерых мы сразу не найдем. Но я, Васек…
– Васек – это хорошо, – обрадовалась Александра. – Он такой здоровый!
– Никита, – перечислял Гога. – Уже трое…
– Я, – предложила Александра.
– И ты, конечно, – согласился Гога. – Но ты у нас будешь в резерве главного командования.