Москва. Путь к империи
Шрифт:
Тут уж встревожились купецкие сердца: своих родненьких жен да детей они уважали, любили и точно знали, что государство начинается в родном доме, за семейным столом. И за такое государство они горой стояли. Факт. Иначе бы нижегородские семьи в те смутные времена распались бы, и что бы делала без этих семей спасенная Русь, трудно сказать.
Но случилось все, как в доброй русской сказке: нижегородские купцы полезли в свои тайники, набили кошельки, выкупили на торгах жен и детей своих, вернулись в хоромы и стали жить-поживать и добра наживать, с гордостью детям и внукам рассказывая по вечерам о своем подвиге во славу Родины и на счастье семьи.
Кузьме Минину, однако, было не до рассказов. Великое дело началось с шутки, первые средства
Выбор его пал на князя Д. М. Пожарского, еще, правда, не залечившего раны. Народ согласился. Почему? Может быть, князь Пожарский одержал к этому времени великие победы, прославившие его имя на века? Победы, конечно, были, но «местного масштаба». Они говорили о полководческом даровании, которому еще нужно развиваться в боях и сражениях. Опыта крупных битв у Пожарского явно не хватало. Почему же именно его избрали воеводой ополчения? Потому что ни его ближайшие предки (хотя бы отец и дед), ни сам он ничем себя не скомпрометировали в бурных событиях XVI века, и сам Дмитрий Михайлович зарекомендовал себя «честным мужем, кому заобычно ратное дело… и который во измене не явился».
Нижегородцы собирали ополчение на святое дело — Русское государство спасать. В таких делах и люди нужны святые, пусть и не самые талантливые, не самые могучие. Это ведь не профессиональное войско, которому предстоит поход в дальние края, не банда разбойников… это народное ополчение. Принимали в него дворян, детей боярских, стрельцов, пушкарей, посадских людей, крестьян. Не отказывались от услуг партизан и отдельных казаков.
Но когда к воеводе прибыли наемники, изъявив желание вступить в его войско, он ответил им строго: «Наемные люди из других государств нам теперь не надобны». И мнение князя поддержали все в земском ополчении, хотя было ясно, что отвергнутые наемники (а также крупные банды казаков) могут перейти на сторону поляков. Не пугало это ни Минина, ни Пожарского, ни рядовых ополченцев. На святое дело хотели идти они с чистой совестью, не запачканной кровью сограждан, не отягченной грехом грабежа и насилия.
Атаман казаков Заруцкий, прознав о планах Минина и Пожарского, пытался захватить Ярославль — перекресток торговых дорог Поволжья. Князь опередил его, взял важный стратегический пункт в свои руки.
Вскоре в Ярославле был сформирован Совет всей земли Русской, фактически исполнявший функции русского правительства. Сюда прибыли послы английского короля с предложением о помощи. Пожарский отказался от услуг заморских наемников. Со шведами же, захватившими Новгород и Тихвин, он вел хитроумные переговоры с одной лишь целью: оттянуть время, запутать шведских дипломатов. Ему это удалось: русские укрепили крепости, мимо которых мог пролегать путь шведов на Москву от Новгорода и Тихвина, если бы они вздумали использовать тяжелые времена на Руси.
Летом 1612 года среди казаков наметился раскол. Многие из них решили перейти на сторону земского ополчения, а Заруцкий со своими людьми отошел от Москвы в Калугу.
Пожарский понял, что настал час активных действий, и 26 июля ополчение двинулось из Ярославля в столицу Русского государства. Шли ускоренным маршем. Минину и Пожарскому сообщили о том, что к Москве устремились части гетмана Ходкевича. Ополченцам нужно было опередить подкрепление, шедшее к полякам. Под Москвой стояли казаки Д. Трубецкого — все какой-то люд ненадежный: то им хотелось колобродить по земле Русской под знаменами разных лжецарей, вождей и атаманов, то вдруг они изъявили желание сражаться в ополчении Минина и Пожарского, но, кто знает, что взбредет в их буйные головушки, когда они увидят войско гетмана? Ненадежный люд.
Спешили передовые отряды второго земского ополчения к Москве, за ними шли, не отставая, основные части Дмитрия Пожарского. Нужно было опередить врага. Нужно было успеть. Не жалей ноги и руки свои, плечи и спины, воин, — быстрее, быстрее к Москве. Август стоял жаркий. Пот тек градом с посеревших от родной пыли лиц. Ноги шуршали по пыли — спешили…
Земское ополчение опередило войско гетмана на полтора дня: в ночь на 20 августа нижегородцы вместе с другими патриотами земли Русской (а среди них были и камские булгары — чуваши, и татары из Касимова, и представители иных народов, для которых Русская земля уже стала родной), вошли в столицу, окружили Кремль, принялись укреплять лагерь на Яузе. На противоположном берегу реки расположились казаки Трубецкого. Они, однако, вели себя сдержанно.
Через день подоспел гетман, прямо с походного марша послал свои войска в бой. Действительно, зачем оттягивать час разгрома какого-то земского ополчения! У гетмана были прекрасные специалисты военного дела, одни венгры да запорожские казачки чего стоили. Именно эти части ринулись на лагерь Пожарского, потеснили ополченцев, а с тыла ударили поляки, засевшие в Кремле. Жаркой была битва. Князь Трубецкой, получивший перед этим от воеводы земского ополчения пятьсот всадников, в бой вступать не спешил, будто бы ждал чего, будто бы проверял на крепость воинов Пожарского… Но не выдержали этого ожидания преданные Трубецкому люди: самовольно, без его приказа, контратаковали врага, кстати, вместе с казаками, у которых сердца были тоже русскими. Этот удар был решающим в первом бою с поляками. Трубецкой похвалил своих людей. Дмитрий Пожарский — тоже.
Еще через день гетман Ходкевич одновременно атаковал и казаков Трубецкого, и ополченцев Пожарского. Перед боем Пожарский получил от одного из польских панов язвительную записку: «Лучше ты, Пожарский, отпусти к сохам своих людей». Воевода земского ополчения сказал негромко: «Обязательно отпущу, но сначала вас всех отправлю по домам. Либо в русские могилы». И начался бой.
По сведениям военных специалистов, интервентов в городе было в общей сложности до пятнадцати тысяч воинов. У русских — около десяти тысяч ратников. Значительный перевес, особенно если учитывать профессиональную выучку иноземцев и русских новобранцев-ополченцев, в большинстве своем наспех обученных. Кроме того, изменник Орлов в ночь на 23 августа провел отряд гайдуков к церкви Георгия на Яндове, что позволило иноземцам закрепиться в очень важном районе, откуда они могли нанести по русским неожиданный удар. В тот же день противник сосредоточил основные силы в Донском монастыре. Это заставило перегруппироваться ополченцев и казаков Трубецкого: Пожарский четко отслеживал перемещения врага, реагировал на них моментально.
Рано утром 24 августа Ходкевич бросил в бой основные силы — личную дружину, конных венгров, украинских казаков, запорожцев, — отбросил русских к валу Земляного города и приказал штурмовать вал. Битва на Земляном валу продолжалась более пяти часов. Ничего не могли поделать русские с превосходящими силами врага! Пожарский тоже сражался на валу, успевая одновременно руководить общим ходом битвы. Все что могли ополченцы и казаки Трубецкого сделали, но вынуждены были отойти, уступить Земляной вал неприятелю.
Воины Ходкевича ворвались в Замоскворечье и продолжали двигаться дальше. Пехотинцы — венгры и запорожцы — дошли до Клементовского острожка, к ним на помощь ринулись из Кремля и Китай-города поляки, смяли русских, порубили всех до единого, заняли острожек.
Ходкевич был настолько уверен в победе, что не побоялся даже ввезти в Замоскворечье огромный обоз, который так ждали осажденные в Кремле поляки. Победа действительно была близка.
Но вдруг казаки Трубецкого, получившие подкрепление, перегруппировались и нанесли неожиданный контрудар по Клементовскому острожку — противник в результате потерял семьсот человек убитыми. Иноземцы замешкались.