Москвест
Шрифт:
— Я уж найду, что про него рассказать, — пробормотал под нос Калита. — Его там на кусочки изрубят, а потом эти кусочки по степи раскидают.
— За что? — ахнула Маша.
— Уж я придумаю, за что…
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Отношения между князьями были, мягко говоря, непростыми. Все они в то время боролись за ярлык — право считаться главным на Руси и собирать от имени ордынского хана дань. Ради этого они были готовы на все. Вот и Иван Данилович вскоре после беседы с нашими героями отправится в Орду с доносом на Александра, князя Тверского. После этого Александр получит
— Но, но, но… — у Маши отнялся дар речи.
— Молчи, отче! — властно приказал Калита. — Если бы Александр мне покорился, был бы жив. — Иван Данилович оскалился. — Так что все ради замирения. Как ты и учил!
Маша бессильно всплеснула руками.
— Пойдем в храм, — приказал вдруг Калита. — Сегодня там служба особенная, специально для тебя, отче. А заодно посмотришь, какой Собор мы выстроили. Я много церквей в Москве построил, но эта мне ближе всех. Там твой прах, там мне все время ты видишься. Я твои слова помню, отче. Ты сказал, что если я твою старость успокою и возведу храм Богоматери, то будет мой род славнее всех иных князей… Все меня будут бояться!
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Перед кончиной святой Петр сказал Ивану Даниловичу: «Если ты успокоишь старость мою и возведешь здесь храм Богоматери, то будешь славнее всех иных князей, и род твой возвеличится, кости мои останутся в сем граде, святители захотят обитать в оном, и руки его взыдут на плещи врагов наших…». По желанию святого Петра Калита заложил 4 августа 1326 года в Москве на площади первую каменную церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы. 21 декабря 1326 года святитель Петр умер. Его тело погребено в Успенском соборе в каменном гробу, который он сам приготовил.
Последнюю фразу князь гаркнул так громко, что разбудил Мишку. Он, оказывается, успел задремать в углу под неинтересные разговоры.
— Не бояться вас должны, — вздохнула Маша, — а любить.
— А за что меня любить-то? — удивился князь.
— Как за что? — встрял спросонья Мишка. — За гарантии экономических свобод, за права личности, свободу слова. А если б вы еще и туалеты придумали…
— Миша! — ахнула Маша. — Вы не слушайте, это у него бывает.
— Да знаю, — вздохнул князь, — божьи люди часто говорят не пойми что…
— А любить вас должны за то, что защиту даете и не обманете. Чтоб знали: если князь сказал, то сделает, — объяснила Маша.
— Сказал убью — и убил! — хохотнул Калита.
А потом глянул в полные отчаяния Машины глаза и неохотно добавил:
— Ладно, не убью, а договорюсь!
Впервые за несколько дней Маша и Миша вышли с княжьего двора и прошлись по городу. Пожалуй, это уже можно было назвать городом, хоть и очень маленьким. Князя распирало от гордости, когда он показывал свои владения.
— Град дубов! — гордо говорил он, обводя рукой те самые толстенные стены Кремля, которые поразили ребят в самом начале. —
Мишка с Машей смотрели во все глаза. Теперь, пока еще не выстроили многоэтажек и небоскребов, церкви с белоснежными стенами гордо возвышались и над городскими стенами, и над деревянными домами. Некоторые из храмов еще не были закончены, и к ним тянулись обозы с кусками белого камня. Впрочем, тянулись не быстро, завязая в грязи.
— Думаю и стены из камня поставить, — сообщил князь и тут же нахмурился. — Ну, или не я… Может, внуки мои. Но стена белокаменная нужна.
— Белокаменная… — как завороженный повторил Мишка. — Вот почему она Белокаменная.
Калита бросил на него настороженный взгляд, и Маша поспешила объяснить:
— Это он… то есть святой Петр говорит, что в будущем Москву будут звать Белокаменной. И говорит, что город ему нравится.
— Конечно, нравится, — усмехнулся князь. — Вместе думали, как его обустроить.
Мишка сердито надулся и ткнул Машу в бок. Чего только влезала?!
— Да я не ему град кажу, — продолжил Калита, словно бы и не заметив Мишкиного тычка, — а вам. Вы ведь издалече…
Тут он замолчал, словно приглашая гостей к рассказу о себе, но те прикусили язык и сделали вид, что намека не поняли. Тем временем они пришли на городскую площадь.
— Вот он, гордость моя, Собор Успения Пресвятой Богородицы, — крестясь, сказал князь. — Ты сказал, отче, я построил. Смотри, таким ли ты хотел его видеть?
Маша подошла к стене Храма, широко распахнув глаза. На фоне этой Москвы он потрясал своими размерами и своим величием. И, словно чтобы подчеркнуть это величие, с колокольни ударил голосистый колокол.
— А когда Александра убьют как поганого пса, — задумчиво сказал Калита, — я сниму их главный тверской колокол и повешу здесь, в Москве…
— Миша, — сказала девочка шепотом, — ты слышал, как он собор назвал?
— Собор Успения, вроде как, а что? — пожал плечами Мишка.
— А то, что если я правильно понимаю, это предок того Успенского собора, что сейчас стоит в Кремле. Наверное, на этом же самом месте!
Как только Маша коснулась стены Собора, реальность дрогнула и резко изменилась. Маша схватилась за стенку Собора и тяжело дышала — у нее закружилась голова.
Глава 4. Татарва идет
— Интересно, что подумал Калита, когда мы пропали? — задумчиво спросила Маша, отдышавшись.
— Не знаю, — буркнул Мишка. — Но он бы порадовался, что его планы выполнены.
Действительно, вместо деревянных стен виднелись белые, каменные.
— Круто, — сказала Маша. — Пошли осмотримся, по городу погуляем.
— По городу? — скривился Миша.
— Ну а что? — возразила Маша. — По сравнению с тем, что было в 1147-м, вполне себе город. — Маша встала на цыпочки, чтобы было лучше видно, и принялась объяснять. — Смотри, вот это будущая соборная площадь. Видимо ничего из того, что тут стоит, до наших дней не дожило. А белые стены — это наш Кремль, тот самый, белокаменный. Красота-то какая! Нужно посмотреть, что там дальше, за Кремлем.