«Моссад» - первые полвека
Шрифт:
Новым руководителем «Шин Бет» стал Амос Манор.
Биографическая справка.
Манор родился в октябре 1918 года в Трансильвании, входившей в Австро-Венгерскую империю. В то время его звали Артур Менделевич. В 1939 году Менделевич проходил действительную службу в венгерской армии. Он, как и другие евреи, продолжали службу и при пронацистском режиме, даже когда их заставили носить на своей форме желтую звезду. Только в 1943 году евреев изгнали из армии — и Менделевич оказался в одном из первых эшелонов, направлявшихся в Освенцим.
В Освенциме погибли миллионы, но Менделевич выжил и в сорок пятом возвратился в Трансильванию (провинция Румынии). Вскоре он понял, что еврея нет будущего в Восточной Европе, и попытался уехать в Палестину. Но в «Алии-Бет» решили, что этот твердый человек, прошедший войну, может быть им полезен на месте. Они убедили Менделевича вступить в «Алию-Бет» и он в течение трех лет работал в бухарестском подполье над осуществлением различных проектов, в результате которых тысячи евреев, переживших Холокост, отправились на историческую родину. Менделевич продолжал работать на Израиль и после получения страной в 1948 году независимости. Он воспользовался своим шансом только в 1949 году, когда коммунистическое правительство
Через три дня после прибытия в Израиль Менделевич встретился с министром иностранных дел Шареттом, который и порекомендовал продолжить деятельность в спецслужбах, и предложил ему сменить свое европейское еврейское имя на «более современное». Так Артур Менделевич стал Амосом Манором. Шеф «Алии-Бет» Шауль Авигур направил его в «Шин Бет» к Харелу. На Харела он произвел хорошее впечатление и был принят на работу. Начав с самой низшей ступеньки, Манор быстро продвигался по службе и за считанные годы вырос до поста начальника контрразведки.
Манор с самого начала считал, что наибольшая угроза шпионажа исходила от стран коммунистического блока, а не от соседних с Израилем арабских стран. Арабам не удалось задушить новорожденный Израиль и не было никаких оснований полагать, что арабские шпионы окажутся лучше арабских армий. Успехи же советских и восточноевропейских разведчиков в той мере, как они становились известными, впечатляли.
Когда Харел заменил Шилоя на посту директора «Моссада», Манор стал заместителем нового руководителя «Шин Бет» Иззи Дорота. Когда в 1953 году Дорот ушел в отставку, Манор возглавил службу внутренней безопасности. Блестящая карьера, учитывая, что Манору было всего 36 лет и он только четыре года назад приехал в Израиль. Фактически он был единственным из ответственных руководителей, которые прошел совсем не тот путь, что все. Он не сражался в рядах «Хаганы» или в её штурмовых отрядах «Палмах». Не служил в британской армии или в её знаменитом Еврейском легионе. Не сражался в войне 1948–1949 годов. Даже на иврите он говорил с неистребимым венгерским акцентом и вел себя скорее как европеец, чем как представитель «новых израильтян». Что-то в этом было непривычно, нетрадиционно, даже сомнительно. Некоторые сомнения относительно него были не только в самом Израиле. У ФБР тоже были серьезные подозрения в отношении Манора, и подозрения эти выливались в действия — так, например, в 1952 году, когда разворачивалось стратегическое сотрудничество между разведками, ФБР пыталось не допустить его в США. Очень много препятствий было на его пути однако Манор стал тем, кем стал и очень много сделал для укрепления службы безопасности.
На первых порах далеко не все действия «Шин Бет» определялись Амосом Манором. Он оставался и в подчинении, и в зависимости от «Иссера Маленького». Харел в системе разведсообществ был «мемунехом», главным разведчиком. Во всяком случае, он никогда не выпускал из рук рычаги управления внутренней безопасностью — и тем самым сосредоточил в своих руках огромную власть. Власть, которую можно было сравнить с объединенной властью директора ФБР США Эдгара Гувера и директора ЦРУ Аллена Даллеса. «Маленький Иссер» действительно обладал такой мощью и пользовался неограниченной поддержкой и доверием Бен-Гуриона. За это «мемунех» платил безоговорочной лояльностью и был готов выполнить почти любое поручение правительства. Например, по желанию Бен-Гуриона Харел охотно превращал спецслужбы в политический инструмент правящей партии «Мапай».
Бен-Гурион и партия «Мапай» руководствовались простым принципом — кто не с нами, тот против нас. Соответственно и Харел приказал «Шин Бет» в порядке работы по «подрывным элементам» проникнуть в оппозиционные партии Израиля. В первую очередь внимание было уделено правым партиям. Агенты Харела установили наблюдение за заклятым врагом Бен-Гуриона, бывшим лидером подпольной группировки «Иргун», а к тому времени лидером партии «Херут» Менахемом Бегином. Харел высказал в своем докладе абсолютно беспочвенное предположение, что «Херут» намеревалась создать мини-подполье в вооруженных силах. Практических «мер» не последовало, — зато «Шин Бет» удалось разгромить несколько мелких организаций, связанных с еврейскими религиозными фундаменталистами и правыми кругами. Одна из таких организаций, называвшая себя «Союзом энтузиастов», объявила о своем намерении воссоздать древнее еврейское царство в строгом соответствии с религиозными догматами. Бородатые, одетые в традиционную черную одежду ортодоксы поджигали автомобили, рестораны и мясные лавки, в которых продавалось не кошерное мясо. «Шин Бет» проникла в эту группу «энтузиастов» и, выявив всю организацию, арестовала их. В данном случае речь шла, с точки зрения государственной безопасности, не более чем о наивных дилетантах, но Харел доложил Бен-Гуриону, что они представляли смертельную угрозу для демократии. Много шума наделала история «срыва» покушения на жизнь министра транспорта Давида Цви Пинкуса. По обвинению в подготовке теракта были арестованы боевик «Лехи» Шаалтиель Бен-Яир и два его помощника. Они якобы намеревались заложить бомбу около дома министра в знак протеста против введения ограничений на движение транспорта по субботам. [59] Бен-Яир был предан суду, но оправдан — доказательства обвинения не сочли достаточными. По иронии судьбы, несколькими годами позже Шаалтиель стал работником разведки и принес немало пользы государству.
59
В этот еврейский день отдыха, в порядке компромисса между партией «Мапай» и религиозными политическими деятелями, было запрещено движение автобусов.
То, что «Шин Бет» также установила интенсивную слежку за малочисленной коммунистической партией Израиля, казалось, учитывая несовместимость принципов сионизма и пролетарского интернационализма, в порядке вещей; но в поисках подрывных элементов «Шин-Бет» «взял под колпак» и партию «Мапам», социалистическую партию с безупречной сионистской репутацией. Партия не имела равных в своей активности по созданию еврейских поселений и киббутцев. Члены этой партии охотно служили в армии, и некоторые из них достигли высокого положения в вооруженных силах. Иначе говоря, заслуги партии в государственном строительстве были несомненны. Но с другой стороны, когда лидеры «Мапам» окончательно поняли, что Бен-Гурион намерен вести Израиль в сторону от социализма, они в гневе прекратили с ним всякое сотрудничество и даже пошли дальше, выразив восхищение Иосифом Сталиным. Для Харела это, естественно, было равносильно тяжкому самообвинению «Мапам». «Мемунех» пришел к выводу, что теперь вся партия «Мапам» (в которой сам Иссер Гальперин некогда состоял) действовала как агент советского блока. Логика подозрительности привела Харела к убеждению, что поскольку в «Мапам» состояла немалая часть офицерского корпуса армии, то партия могла готовить военный переворот с целью захвата власти в стране. И его подозрения стали воплощаться в «практические действия» в худших традициях охранки. 29 января 1953 г. секретарь партии «Мапам» Натан Пелед продемонстрировал во время пресс-конференции миниатюрный радиопередатчик. Он заявил журналистам, что этот «жучок» был обнаружен под столом лидера «Мапам» Меира Яари. Пелед также заявил, что закрытые внутрипартийные дискуссии каким-то образом становились известны Бен-Гуриону. Кроме того, сказал он, после обнаружения «жучка» охранниками были задержаны два взломщика, пытавшиеся проникнуть в штаб-квартиру «Мапам». Они были переданы полиции, но судья проявил к ним необычайную снисходительность — минимальное наказание в виде двух недель лишения свободы. Пелед заявил, что задержанные были работниками «Шин Бет», посланными Харелом по приказу Бен-Гуриона и «Мапай». Правящая партия, как водится, все обвинения отрицала, но обвинения были отнюдь не голословны: у «Мапам» была своя внутренняя информация. [60] Мало для кого являлось секретом, что партия имела своих агентов, работников партийной службы безопасности, в штаб-квартире «Шин Бет», других партиях и разведсообществе.
60
В январе 1951 года удалось выявить одного «партийного шпиона», следившего за его агентами. Высокопоставленный работник «Шин Бет», Гершон Рабинович, был уволен из-за его явных симпатий к «Мапам». Однако остальная агентура «Мапам» уцелела и продолжала снабжать партию информацией, имеющей отношение к её безопасности. Так, в частности, Яков Баръам, израильтянин, занимавший в МИД очень выгодное положение с точки зрения доступа к секретным докладам «Моссада» и военной разведки (он работал в арабской секции исследовательского отдела МИД). В мае 1955 года он был пойман в момент передачи секретной информации секьюрити партии «Мапам», которая стремилась иметь полную картину того, что происходило в Израиле и ближайшем окружении.
Но в МИД действовали не только «свои», принадлежащие к другим политическим течениям государства, осведомители — там был пойман Зеев Авни, шпион, который работал на КГБ ещё до приезда в Израиль.
Персональное досье.
Зеев Авни (Вольф Гольдштейн) родился в 1912 году в еврейской семье, которая вскоре эмигрировала из России в Швейцарию. В юношестве Вольф увлекался марксизмом-ленинизмом. Был завербован советской разведкой, выезжал в Москву для специального обучения. Его подготовили для внедрения в израильские правительственные учреждения, хотя сам Зеев неоднократно говорил, что его призвание — не суета в коридорах власти, а простая трудовая жизнь в киббуце.
В Израиле в разгар войны 1948 года он поступил на работу в МИД экономическому департаменту министерства срочно требовались специалисты. По израильскому обычаю он сменил свое имя и стал Зеевом Авни. В начале 1950-х годов он уже был экономическим советником посольства Израиля в Брюсселе. Как раз в то время через это посольство велись секретные переговоры с Западной Германией о выплате репараций израильским евреям-жертвам Холокоста. Авни, как было выявлено в ходе расследования, регулярно информировал КГБ о ходе этих переговоров. Позже он получил назначение в Белград, где, собственно, ему и удалось нанести наибольший ущерб национальной безопасности Израиля. Основная его работа в посольстве была связана с обеспечением экономических отношений Израиля с Югославией, но из-за нехватки персонала по совместительству Зеев выполнял обязанности шифровальщика. Он научился работать на шифровальной машине. Все с благодарностью отмечали готовность Авни работать сверхурочно или подменить заболевшего шифровальщика. Вскоре шпиону удалось получить и передать «хозяевам» коды, с помощью которых КГБ начал читать всю секретную переписку МИД с дипломатами, а также разведчиками, работавшими под дипломатическим прикрытием. Контрразведка обратила внимание на Авни и его энтузиазм; аналитикам удалось «связать» несколько незначительных странностей, которые были отмечено поведение этого дипломата в Белграде, с провалами израильской разведки. Манор придумал предлог для того, чтобы в апреле 1956 года отозвать Авни в Тель-Авив. Ничего не подозревавший Авни вылетел в Израиль и по прибытии был арестован «Шин Бет». В ходе допросов Авни во всем признался, и контрразведка получила от него очень важные сведения. Авни вышел на свободу через 10 лет и отправился в Швейцарию, где прошло его детство, но вскоре вернулся в Израиль. По согласованию с комитетом «Вараш» он ещё раз сменил имя и фамилию, поселился в киббуце к северу от Тель-Авива и даже какое-то время работал в качестве армейского психолога.
Примерно к тому же периоду относится разоблачение журналистки Мэри Фрэнсис Хаген. Американка Мэри Хаген работала на несколько печатных изданий и телерадиоканалов в нью-йоркской штаб-квартире ООН. У неё было много друзей среди арабских делегатов; личные отношения стали основой вербовки по просьбе своего жениха, сирийского дипломата Галаба аль-Хейли, она согласилась заниматься шпионажем против Израиля.
В 1956 году она приехала как журналистка в Израиль и, работая в интересах сирийской разведки, стала проявлять повышенный интерес к границам Израиля и его военным объектам. Такое поведение для американской журналистки, специализирующейся по совсем другим вопросам, было явно необычным, и «Шин Бет» установила за ней круглосуточное наблюдение, а затем и арестовала Хаген. Ее судили на закрытом заседании, на которое журналисты не были допущены. 27 августа 1956 г. она была признана виновной в шпионаже и провела 8 месяцев в израильской тюрьме. Подробностей процесса не разглашали, известно только, что Мэри только в ходе допроса и суда осознала, что выполнение «просьб» жениха являлось просто шпионажем. Несколько обогатив свой личный опыт, Мэри Хаген вернулась в Нью-Йорк, — но, к её удивлению, её «жених», аль-Хейли, отказался с ней встретиться.