Мост над пропастью
Шрифт:
Я смотрела Богу в лицо. Без слов, молча. Придавленная его огромностью, я не могла произнести ни одного слова. Я чувствовала только ужас от того мира, который Он создал – мира боли и страданий. «Господи, измени этот мир!» – это были первые и единственные слова моей молитвы. Я готова была отдать Богу всё, служить ему вечно, только бы он изменил это чудовище, где люди болели и гибли. Почему- то в этот момент вокруг меня носилась, мнилось, вся боль этого мира. Я понимала, что, наверное, ни один человек не может избежать её. Почему материя так уродливо устроена?.. У меня перед глазами стояли кадры из «Хиросимы», я видела бесконечные человеческие войны, пытки, казни… Я смотрела Богу в лицо и не могла понять – такой мир Он хотел создать?
Никогда, за всю мою жизнь я не была так близко к Господу. Я чувствовала Его везде. Я ложилась с ним спать и с Ним просыпалась. Я видела Его везде. И Он видел меня. И Он ответил на мою молитву. Ответил состоянием. Спокойствием и тишиной. Он смотрел на наши войны бесстрастно, как родители смотрят на игры детей, в которых эти дети набивают себе шишки и учатся на своих ошибках. Что такое для Бога одна единственная жизнь? Его интересы – вечность. Он слишком огромен, чтобы заметить столь незначительные события. Для Него всё было в порядке, всё как всегда. Он смотрел на меня с небес и был бесстрастен и спокоен, и где-то в глубине него текли реки безмятежной радости. И я чувствовала, что всех моих усилий не хватит, чтоб расшевелить его и заставить обратить своё внимание на наш ужасный страдающий мир.
И я научилась смотреть на Него так же, как Он смотрел на меня.
Памперсы, влажные салфетки, вода, нутризон. Каждое утро – дом – аптека – реанимация. Встретить врача в коридорчике перед железными дверями и спросить, как дела и не нужно ли привезти что-нибудь ещё, – стало моим ежедневным утренним и вечерним ритуалом. Я не помню, ездила ли я на работу, не помню, с кем общалась, что делала, но помню слово в слово всё, что мне говорили врачи. Дома я входила в интернет и пыталась разобраться в смысле того, что они мне говорили. Я скачивала медицинские энциклопедии, протоколы оказания первой помощи, книги по лечению травм головного мозга, учебники анатомии… я читала всё время, когда не спала. От этого чтения меня крутило, как от плохой водки, но я не могла остановиться. Когда я понимала, что с ним происходит, мне становилось лучше.
Две недели Мишка не приходил в себя. «Давление нормальное, кормление удерживает, высоко не температурит. Пробовали перевести на самостоятельное дыхание – пока не получается…» Казалось, мир замер.
Скоро меня стали к нему пускать. Мишка лежал с закрытыми глазами – он был похож на спящего ангела, настолько спокоен был его вид. Иногда мне казалось, что тот огромный Бог, смотрящий на меня своими всевидящими глазами, и есть мой любимый Мишка, вырванный из этого мира, пребывающий где-то на той стороне… Он лежал на широкой кровати с немного приподнятым подголовником, широко раскинув руки. Кисти его рук были привязаны бинтами к бортикам, голова брита наголо. Он был весь обклеен датчиками, обвешан проводами, трубками, над ним нависал аппарат искусственного дыхания, который с шумом вталкивал в Мишкины легкие воздух. Я могла сидеть рядом с ним часами и ждать, когда он проснется. Но он спал беспробудным сном и был бесстрастен и спокоен …»
(Из дневника матери, Елены Калиберда)
Однажды он проснулся …
–Мишка, ты поправишься! Ты обязательно поправишься, я знаю!– повторяла она, словно мантру, одни и те же слова, пытаясь хоть как-то приободрить свое дитя в ситуации почти безнадежной. И все же это «почти» оставляло ему и ей какие-то шансы …
Он хотел ответить, но не смог, мешала трубка, перекрывавшая голосовые связки. Тело стало чужим и ему теперь трудно было даже представить себе, что он снова гоняет мяч в футбольной секции, подражая своему кумиру знаменитому португальцу лидеру «Манчестер Юнайтед» Криштиану Роналдо. О футболе остались одни воспоминания, с которыми он не расставался, пытаясь заглушить ими невеселые раздумья о своем будущем.
«Криштиану, наверное, и в этом году возьмет Золотой мяч. Как и в прошлом сезоне. В противостоянии с Лео Месси, другим уникальным футболистом. Роналдо – настоящая звезда. Кто бы мог предсказать такую карьеру? Ведь в 15 лет у него диагностировали тахикардию, понадобилась операция. А потом … Потом он стал легендой мирового футбола …» …
–Давай договоримся: если «да», моргаешь один раз. Если «нет» – два. Мы принесли тебе шахматы,– прервала ход его мыслей мама. –Попробуй, может, понравится? Не футбол, конечно, но …
Он без особой радости взглянул на небольшую магнитную доску с черными и белыми фигурками и моргнул дважды.
–Не нравится?– всплеснула руками Елена Анатольевна. –А, давай, попробуем сыграть. Переставлять фигуры сможешь?
Он моргнул один раз.
«Будет поддаваться! Из жалости! Меня теперь все жалеют: бедный ребенок, вот уже полтора года прикованный к кровати, чудом выживший после ДТП и перенесший одиннадцать операций …» …
А в памяти всплывали не раз читанные строчки из Википедии о прадедушке Ване: «В 1943 году лейтенант, командир понтонного взвода 6-го отдельного моторизованного понтонно-мостового батальона 7-й гвардейской армии 2-го Украинского фронта Иван Калиберда возглавил первый десант через Днепр в районе сёл Переволочна и Солошино южнее Кременчуга (ныне Кобелякского района Полтавской области). Под сильным огнём противника подразделение успешно форсировало реку.
Указом Президиума Верховного Совета от 26 октября 1943 года «За геройский подвиг, проявленный при форсировании реки Днепр, прочное закрепление и расширение плацдарма на западном берегу реки Днепр» был удостоен звания Героя Советского Союза. В этом бою лейтенант Калиберда получил тяжёлое сквозное пулевое ранение грудной клетки …» …
« … Тяжелое сквозное пулевое ранение грудной клетки …»,– повторял он врезавшиеся в память слова. –Подвиг при форсировании Днепра … Дедушка Ваня, генерал на пенсии, давно уж живет в освобожденной им Украине …» …
Сколько себя помнит старался походить на прадеда-героя. Часто в той или иной жизненной ситуации спрашивал себя: а как на моем месте поступил бы он? Задал он этот вопрос себе и сейчас, по истечении нескольких месяцев пребывания на больничной койке. Как? Сделал бы все, чтобы скорее встать в строй!
–Ну что, Мишка, сыграем?– тем временем расставила мама фигурки на клетчатой доске.
Он моргнул. И мама, в детстве занимавшаяся в шахматной секции, очень скоро устроила на доске такую позицию, в которой не выиграть он не мог. И когда он беззвучно объявил «шах», она мгновенно, словно того и ждала, сдалась.
«Надеюсь, больше приставать не будут со своими шахматами»,– подумал он и закрыл глаза, делая вид, что хочет подремать.
ДЕБЮТ АЛЕКСЕЕВА
Поддавались все кругом: и дедушка, Анатолий Иванович, и соседи по палате. Он не обижался. Улыбался и выигрывал партию за партией. Ему понравилось выигрывать! Попутно читал шахматные книги, которые ему приносила мама, вникая в премудрости древнеиндийской игры. Особо нравился ему атакующий, не лишенный романтики стиль Александра Алехина, единственного в шахматной летописи чемпиона мира, который ушел в мир иной непобежденным.