Мост
Шрифт:
Тем более, что высокое белоснежное здание с колоннами и положенным количеством крестов, полумесяцев и шестиконечных звезд на острых шпилях всегда мне нравилось. Это была удобная комплексная религия, рассчитанная на массового потребителя.
В детстве я даже хотел быть священником. Сочинять проповеди, стоять потом в центре трансляции, говорить с людьми и понимать, что тебя, затаив дыхание, слушают миллионы в разных точках пространства. Беседовать с ними о вечности и о душе…
Поразмыслив, я не решился на такой ответственный шаг — поучать других людей, брать на себя ответственность за них. Когда тебе всего лишь двадцать пять, ты только что закончил учебу в школе, и ветер в голове свистит через уши, то последнее
Сегодня священник был облачен в небесно-голубое одеяние. Трансляторы в нашей церкви работали не всегда хорошо, поэтому светящаяся трехмерная фигура на высоком постаменте иногда моргала и потрескивала. Однако мне помехи никогда не мешали. Я задумался в очередной раз, каково это — говорить сразу со столькими людьми. И как он не волнуется? Не запинается и не делает пауз. Наверное, самообладанию перед публикой тоже надо учиться. В какой-то мере священник — шоумен!
Я осек себя на нехорошей мысли и оглянулся. Наша церковь была не самой большой, зал вмещал всего несколько тысяч человек, и сейчас больше половины комфортных пластиковых сидений оставались пустыми. Очередь на входе всего лишь десятиминутная, а не получасовая, как в моем детстве. Значит ли это, что люди теперь меньше верят в Бога или просто другая церковь, в соседнем районе, переманила их?
Я пытался сосредоточиться на словах, которые должны были спасти меня и всех сидящих рядом со мной, но не получалось. В голове раз за разом прокручивалось, как девушка с каштановыми волосами ходит по нашей квартире, пьет чай, сидит за столом, просматривает любимые передачи или фильмы, или каналы — новости, рекламу… Пришлось встряхнуть головой и прислушаться.
Священник моргнул еще раз и зашелестел бумагами. Речь сегодня шла о чем-то очень важном — о грехе, наверное, или о воздаянии за дурные помыслы, но вместо того, чтобы понять это важное, я поймал яркое дежа-вю… Священник в голубом одеянии артистично жестикулирует, рассказывая о геенне огненной. Разнообразные адские силы, вечное страдание — все это в детстве пугало, но не сильно. Вот он немного запнулся, и сейчас у него улетит один лист… Священники — последние люди на свете, которые пользуются настоящей бумагой, и это прекрасно, потому что традиции рождают уважение… Квадратный кусок шуршащего белого материала, которого я никогда не держал в руках, вдруг действительно упал на пол. Справа. Священник не обратил на это внимания, он и так знал свою речь, или она рождалась у него вдохновенно, прямо сейчас, на наших глазах… Я уже однажды восхищался этим… И точно видел вот именно эту небесно-голубую ткань, которая обтягивала сухие плечи, придавая им неземную торжественность…
И вдруг я, взрослый человек, неплохо разбирающийся в технике, понял одну очевидную истину: ведь это запись! Священника нам показывают в записи. Возможно, повторяют ее раз в год, или реже, но то, что я вижу, вовсе не происходит именно сейчас. Эту бумажку он терял уже, возможно, раз пять за мою жизнь. А я просто не замечал. И ничего страшного тут нет. Ведь Истины, записанные на той бумажке — вечны. Они не затираются от повторений. Я оглянулся еще раз. Лица прихожан неразличимы точно так же, как у моих случайных попутчиков в метро. Никто не обращает внимания на повтор. На то, что наше время остановилось и прокручивается, словно старинная пластинка. Наверное, это правильно? Земля ведь тоже вращается, и никто не считает, что она повторяет что-то старое. Возможно, что все и всегда были в курсе того, что священника нам показывают в записи. Возможно, мне просто забыли в детстве об этом сказать…
Я вышел из церкви за пару минут до конца проповеди. В это время очередь на выход совсем небольшая, и обычно я позволял себе такое небольшое неуважение к нашему Создателю. Универсальные ворота металло— и пластико— искателей, ворота «виртуальный пес», быстрый сканер и я, наконец-то, на
Странно, совсем забыл об этом. Одежда на мне теплая, все нормально — значит, не забыл. Мой многофункциональный шкаф всегда сверяется с температурой на улице и выдает мне вещи по погоде. Жаль, что я пропустил осень!
На черном небе, под размытыми желто-белыми лужами облачных отсветов, медленно проплыл гигантский дирижабль, посылающий на землю длинные пульсирующие пучки световых игл. Когда он завис надо мной, вокруг, в дымке испарений мегаполиса, закружились крохотные голографические снежинки, на секунду сложились в рекламную запись и снова рассыпались. Они подрагивали от неумолкаемого пульса города — шума транспорта, шагов миллионов людей — биения его сердца.
Улица передо мной — как огненный каньон. Стекло камень, разноцветные огни и квадраты рекламных экранов, и два людских потока, текущие разнонаправленно, но гармонично, сплелись и смешались в единую массу.
Ночной Город, освещенный лучше, чем днем, функционировал бесперебойно и эффективно. Его кровоток, люди, циркулировали по улицам, придерживаясь ежедневных, строго заданных маршрутов, и никто не выходил из ритма, не вырывался и не сбивался. Правильность их передвижения — здоровье мегаполиса, этого гигантского животного. Организма, для которого люди — лишь кирпичики, строительный материал. Выбиться из ритма, вырваться, значит погибнуть тут же и навечно. Ни один организм не думает о сохранности одной-единственной клетки. Она живет, лишь пока выполняет свою несложную функцию.
А где-то там, вдалеке, невидимый для меня сейчас, над Городом зависает в вечном изящном изгибе светящийся мост, хребет мегаполиса. Через него сквозит главная артерия нашего города, которая ночью похожа на поток белой электрической лавы.
Я пошел по улице, невольно ускоряя шаг, хотя торопиться мне было некуда. До входа в квартиру еще восемь часов. Пока там отдыхает… сменщица.
Утренняя служба для ночников проходит с 19 до 22 часов, и у меня впереди нормальное расписание выходного цикла: профилактический медосмотр и культурная программа, которую автоматический планировщик составил с учетом моих вкусов, интересов и отзывов о предыдущих мероприятиях.
Я на ходу вынул коммуникатор и без особого интереса глянул, что там у меня по плану. Первым в списке развлечений, сразу после медиков, записан «Музей кепок и защитных головных уборов». Ну-ну! Затем интереснее — выставка электронных питомцев. Третьим номером числится «Вечер в баре в компании старого друга» — с двух ночи до пяти утра. Час на дорогу, и ровно в шесть я смогу зайти в нашу пустую квартиру.
Отличная разноплановая программа, которая позволит мне отдохнуть и набраться сил для следующей трудовой недели. Потому что полноценный отдых — залог эффективной работы. И если я пропущу его, домашняя техника точно пропишет мне гармонизацию третьего уровня.
Ну да ничего. Встреча с другом поможет расслабиться и отдохнуть по-настоящему. Друг у меня — парень что надо, он точно вернет меня в колею…
Я вдруг задумался, а легла ли она уже спать, и чем занимается? На душе стало тепло просто оттого, что сейчас наша квартира не пуста, что в ней ходит, дышит, напевает в душе и готовит еду еще кто-то. Скорее всего, она не спит, не поздно ведь. А у меня — так вообще разгар выходного.
Неожиданно для себя самого я ткнул на браслете кнопку «смена маршрута» и резко развернулся, выбился из своего направления и примкнул к противотоку пешеходов. Коммуникатор запищал тревожно, застрекотал в попытке привлечь внимание. Бедный мой верный охранник. Да не похитили меня. Пришлось на ходу объяснить ему по-быстрому: «Нештатная ситуация»… «Помощь не требуется»… «Подтверждение на добровольность принятого решения».. «Маршрут изменен»… «Конечная точка — дом».