Мотивация и личность
Шрифт:
Более тесная корреляция обнаруживается между характером и импульсом к действию. На самом деле эта корреляция настолько высока, что импульсы к действию могут сами по себе рассматриваться как часть синдрома. Они более свободны от внешних и культурных влияний, чем внешнее поведение. Мы можем пойти даже дальше и сказать, что мы изучаем поведение только как индикатор импульсов к действию. Если индикатор окажется надежным, его стоит исследовать и дальше – в случае, если конечной целью нашего изучения выступает понимание характера.
ЛОГИЧЕСКОЕ И МАТЕМАТИЧЕСКОЕ ОТОБРАЖЕНИЕ ДАННЫХ СИНДРОМА
Насколько мне известно, в настоящее время не существует математического или логического аппарата, пригодного
Отчетливое различие между А и не-А, введенное Аристотелем в качестве основного понятия созданной им логики, присутствует в современной логике и используется там, где отвергаются прочие аристотелевы допущения. Так, например, в Символической логике Лэнгера (250) мы найдем, что это представление, описываемое ею в терминах комплементарных групп, служит для нее одним из основных предположений, не нуждающихся в доказательствах и воспринимаемых как само собой разумеющееся. "Каждый класс имеет свою комплектацию; класс и его комплектация обоюдно замкнуты и исчерпывают собой все вселенские классы между ними". (р. 193)
Теперь это должно стать очевидным, что для данных синдрома не может быть такого резкого разрыва любой части данных от целого или такого отчетливого разделения между любым отдельным показателем и остальным синдромом. Когда мы отделяем А от целого, А перестает быть прежним А, а не-А не остается тем, чем оно было раньше. Разумеется, и простое сложение А и не-А не вернет нам исходного единого целого. Внутри синдрома каждая его часть перекрывается другими частями. Отрыв любой из них невозможен без учета этого взаимного перекрытия, пренебречь им психолог не имеет права. Обоюдная обособленность возможна лишь для данных, взятых изолированно друг от друга. Если же они рассматриваются в совокупности, как и должно быть в психологии, то использование принципа дихотомии становится невозможным. Например, нельзя даже представить, что мы отрываем поведение, основанное на самоуважении, от всех прочих типов поведения, так как нет никаких оснований считать его именно таким и больше никаким другим.
Если мы откажемся от этого представления об обоюдной обособленности, то подвергнем сомнению не только логику, на которой оно частично основано, но также и многие другие известные нам математические методы. Логика и математика в значительной степени имеют дело с миром, представляющим собой совокупность обоюдозамкнутых предметов – таких, например, как яблоки в корзине. Взяв из корзины одно яблоко, мы ничего не изменим ни в его сути, ни в сути остального содержимого корзины. Иная картина наблюдается в живом организме: отделение одного органа изменит как весь организм в целом, так и сам этот орган.
Другой пример можно получить при рассмотрении основных арифметических действий сложения, вычитания, умножения и деления. Все эти действия оперируют с изолированными величинами. Сложение двух яблок возможно. Так как природа у них одна. Что же касается людей, то здесь несколько иная ситуация. Если мы возьмем двух людей, имеющих высокий уровень самоуважения и низкий уровень уверенности в своем положении, а затем сделаем одного из них более уверенным ("прибавим" ему уверенности), то получим, что один из наблюдаемых, быть может, проявит склонность к взаимному сотрудничеству, а другой – к деспотизму. При высокой степени самоуважения в человеке не обязательно проявляются те же качества, что и в другом человеке, также обладающим высоким самоуважением. В человеке, которому мы добавили уверенности, произошло не одно изменение, а два. В нем выросло не только чувство уверенности в безопасности собственного положения, но также изменилось и качество его самоуважения за счет его объединения с такой уверенностью. Этот пример, безусловно, надуман, но он позволяет максимально приблизиться к пониманию некоторых сложных моментов, подобных наложению различных личностных процессов.
Определенно кажется, что традиционные математика и логика, вопреки их неограниченным возможностям, есть всего лишь служанками атомистического, механистического мировоззрения.
Можно даже сказать, что математика с трудом поспевает за современным развитием естественных наук в своем восприятии динамической, холистической теории. Весьма важные изменения в физической теории были сделаны не вследствие существенных изменений в математике, а вследствие расширения границ ее применения с помощью различных трюков, по возможности оставляя прежнюю статическую природу математики неизменной. Эти изменения могут быть сделаны только при использовании предположений типа "как будто". Хороший пример мы можем найти в дифференциальном исчислении, которое якобы имеет дело с движением и изменением, но в действительности лишь отражает перемены в статических положениях – площадь, ограниченная графиком, разбивается на множество прямоугольников и вычисляется путем их суммирования. При этом считается, что сама кривая есть "как бы" частью многоугольника с бесконечно малыми сторонами. То, что это законная процедура, с помощью которой мы можем избежать поводов для возражений, доказывается тем фактом, что подобные способы вычисления служат исключительно удобным инструментом при проведении расчетов движения. Но незаконно то, что мы забываем при этом о ряде допущений, уловок и ухищрений, различных "как будто", которые не имеют отношения к миру феноменов, в отличие от исследований психологии.
Следующая цитата служит иллюстрацией нашего утверждения о том, что математика имеет склонность к статичности и атомизму. Насколько мне известно, содержание этого отрывка не оспаривалось другими математиками.
Но не заявляли ли мы раньше со всем пылом, что живем в статичном мире? Не использовали ли мы парадокс Зенона, чтобы старательно доказывать, что движение невозможно и что летящая стрела на самом деле находится в состоянии покоя? Какому событию должны мы приписать столь очевидное изменение своей позиции?
Более того, если каждое новое математическое знание покоится на старой основе, то как же можно вывести из теорий статической алгебры и статической геометрии новые математические методы, способные решить задачи, связанные с динамическими объектами?
Следует обмолвиться, что здесь нет изменения исходной точки зрения на противоположную. Мы по-прежнему отстаиваем свое убеждение, что живем в мире, в котором движение как изменение есть частным случаем состояния покоя. Здесь нет состояния изменения, если под изменением полагать состояние, качественно отличающееся от состояния покоя; то, что мы подразумеваем под движением, выступает, как мы уже отмечали, просто последовательностью различных статических образов, воспринимаемых нами через относительно короткие интервалы времени...
Поскольку мы убеждены в непрерывности поведения движущихся тел интуитивно, так как на самом деле не видим прохождения летящей стрелы через каждую точку ее траектории, у нас возникает непреодолимое желание представить движение в виде чего-то, коренным образом отличающегося от покоя. Но такая абстракция есть следствием ограниченности наших психологических и физиологических возможностей и никоим образом не подтверждается логическим анализом. Движение – это корреляция положения со временем. Изменение служит просто другим названием для функции, другой аспект той же корреляции.