Мотылёк
Шрифт:
Подняться мне удалось лишь с третей попытки. Ноги отказывались меня держать, а внизу живота все болело настолько, что идти я смогла, лишь согнувшись пополам. Кровь перестала идти, но когда я стала медленно подниматься по ступенькам, она вновь скользнула по ногам. В одной руке я держала все свои вещи, а другой, опираясь на перила, помогала себе идти.
Все болело, даже глотать слюну было невыносимо трудно. Блэйк конечно лупил меня несколько раз, но не настолько, чтобы я чувствовала себя совершенно уничтоженной. Теперь жизнь в борделе не казалась мне настолько уж и дерьмовой. Заправив распущенные волосы за уши,
С трудом, но мне все же удалось добраться до своей комнаты. Хорошо, что никто меня не застал в таком унизительном и откровенно устрашающем виде. Усталость накатила на меня внезапно, и резко захотелось спать. Мое тело было измотанным будто после непрерывной и тяжелой физической работы. Соблазн лечь и забыться тревожным сном был уж слишком велик, но я ему не поддалась. Хотелось смыть с себя кровь, что смешалась с кровью убитого мужчины, стереть с кожи запах Лероя, словом сделать все, чтобы от этой процессии на мне не осталось и следа.
Схватив свою растянутую футболку, я поплелась в ванную, морщась, всякий раз, когда боль стрелой пронзала мне низ живота. Такое ощущение, что во мне все еще находится раскаленный железный прут, который выжигает все внутренности.
Наполнив ванну горячей водой, я осторожно села в нее и притянула колени к груди. Ватная тишина иногда прерывалась монотонным звуком капающей из крана воды. Я следила за этими каплями, будто загипнотизированная и словила себя на мысль, что в данную минуту совсем ни о чем не думаю. Я часто заморгала и, крепче обняв колени руками, уперлась в них лбом. Интересно, какая именно реакция в данной ситуации может быть правильной и уместной? Слез не было, проклятий тоже, несмотря на то, что физически я терпела жуткую ноющую боль. То, что Лерой полный ублюдок я уже научилась принимать как данность, просто факт и ничего больше.
В груди что-то, будто застряло, но избавиться от этого я никак не могла. Может быть, слезы мне помогли бы освободиться от этого давящего ощущения в груди, но я не могла плакать. Не получилось, словно я забыла, как это вообще делается. А может я уже и не человек? Раз не могу плакать, то, получается, лишилась души?
Схватив мочалку, я принялась быстро-быстро мыть себя. Не знаю, откуда у меня появились силы, но я с такой яростью терла свою кожу, что смывая засохшую кровь, видела, как поры заполнялись новой, но мне было все равно. Я взяла мыло, вспенила мочалку и продолжила свой маленький ритуал очищения от запаха и прикосновений Дьявола. Я не хотела быть его жертвоприношением, для кого угодно, только не для него.
Когда моя кожа раскраснелась и стала покалывать, я наконец-то выпустила мочалку из рук. Внезапный прилив сил так же внезапно отступил, и я снова ощутила полное бессилие и сонливость. Я откинула голову на бортик ванной и тяжело вздохнув, прикрыла глаза. Горячая вода успокаивала кожу, а приятный аромат лаванды, которым пахло мыло, успокаивал встревоженное сознание. Я думала о своей жизни, о том, какой бы она могла быть, если бы я не оказалась в борделе. Затем мысли отнесли меня к смутным воспоминаниям о детстве и приятно пахнущим материнским рукам. Мама часто увлажняла свои утонченные ручки кремом с ромашкой и медом. Потрясающий был запах.
Плавно
— Мотылек! — встревоженный голос прозвучал надо мной и через пару секунд крепкие руки одним резким движением вытащили меня из воды.
Я стала кашлять, фыркать и судорожно дышать, пытаясь освободить свои легкие от воды. В голове все смешалось, и я не сразу поняла, что по неосторожности уснула в заполненной ванне. Казалось, что я закрыла глаза всего лишь на мгновение, а в действительности времени прошло гораздо больше.
Протерев глаза руками, я часто заморгала, ощущая, что из-за пены они стали сильно жечь. Умывшись, я поглядела на Калэба и в сердце у меня тут же что-то больно кольнуло. Что это было? Не знаю. Калэб стоял передо мной, одетый в пижаму с изображением Супермена, и весь дрожал. Его глаза наполнились слезами, а лицо исказила гримаса настоящего испуга. Я поняла, что Калэб находился на грани того, чтобы разрыдаться.
— Что с тобой? — тихо спросила я.
— Ты чуть не захлебнулась, — сдавленно ответил он, и я увидела, как по его щеке скользнула крупная прозрачная горошина — слеза. — Я испугался, — нижняя губа Калэба затряслась, и он шмыгнул носом.
— Прости, я не хотела тебя напугать, — мягко проговорила я. — Это случайно получилось и если бы не ты, то я точно бы утонула в ванне.
— Я очень испугался, — повторил Калэб и, натянув рукава пижамы до самых пальцев, принялся быстро-быстро вытирать слезы, сейчас он был похож на ребенка, как никогда прежде. Я ощутила острый укол вины за то, что заставила Калэба волноваться.
— Подашь мне футболку? — спросила я.
— Лучше возьми полотенце и пижаму с Дианой.
Я поднялась и, стиснув зубы, от пронзительной боли внизу живота, покинула ванну. Еще больше пугать Калэба я не хотела, поэтому молча терпела ту боль, что мне нанес Лерой. Надев пижаму, я спустила воду, а волосы закутала в полотенце.
— Как ты вообще здесь оказался? — поинтересовалась я, сгребая вещи в охапку.
— Я слышал, как Лерри вернулся к себе в спальню и решил, что теперь могу выйти из своей комнаты. Ты пообещала, что придешь ко мне, но тебя не было, и я сам пошел искать. Увидел свет в ванной, заглянул, а ты под водой, вот так все и получилось, — Калэб тяжко вздохнул, и я заметила, что на его глазах вновь заблестели слезы.
— Не расстраивайся, — я подошла к нему и крепко обняла одну рукой, так как второй держала вещи. Я чувствовала себя матерью, которая сейчас стоит и утишает своего ребенка. Калэб выглядел таким беззащитным и подавленным, что мне и самой стало грустно. — Идем со мной в комнату.
Раскладывая вещи, я морщилась всякий раз, когда непроизвольно делала резкое движение. Надеюсь, это дрянь быстро пройдет со мной, иначе я выцарапаю Лерою все глаза за то, что он со мной сотворил.
— Это что? Моя футболка, которую я тебе подарил? — Калэб взял в руки разорванную вещь и с удивлением стал рассматривать ее.