?? Мова
Шрифт:
И тут внезапно до меня дошло. Дошло то, что до этого находилось где-то в глубинах подсознания. То, о чем я должен был подумать в первую же очередь, еще до попыток вычислить стоимость этой книжки. Мысль, из-за которой я оставил все бесполезные попытки ответить на вопрос, откуда она взялась в моем рюкзаке. Она формулировалась просто и страшно: Госнаркоконтроль. И снова вспомнилась безмолвная фигура в отечественном костюме, настолько неуклюже-угловатая, что в голове снова забегали мысли о спецслужбах. Но нет, это исключено. Если бы хотели взять, уже бы взяли. Не о том надо думать. Не трястись и не параноиться насчет сомнительно, но угрожающе одетых фигур. Потому что паранойя Вити – болезнь очень заразная.
Нет, тут нужно срочно решать – куда ее спрятать. Потому что Госнаркоконтроль может и не обратить внимания на мелкую партию в сто листочков. Но на то он и есть великий и могущественный Госнаркоконтроль, что отслеживает через разведку и своих агентов в триадах все перемещения партий, суммы которых превышают бюджет Минска, если не всех наших областей вместе взятых! Это означает, что в данный момент они прорабатывают всех, кто хоть как-то подозревался в трафикерстве, а через несколько часов составят списки тех, кто переходил границу за последние сутки и начнут планомерно эти списки прочесывать. А может, уже и прочесывают. А за книжку… Это не то, что смертная казнь. Они моими внутренностями букву «ў» выложат, причем проследят, чтобы я при этом все еще был жив. Книжку нужно срочно спрятать. Но куда ее спрячешь, если даже просто на улицу с ней выйти страшно – можно нарваться на какой-нибудь случайный патруль, на этом все и кончится.
А может, сжечь ее? Прямо сейчас? Я подумал про квартиру-студию в Гринвич-виллидже. Нет, жечь книгу мы пока не будем. Жечь бумагу – в принципе дело недолгое. Спешить с этим некуда. В отчаянии я набрал Ирку. А кому еще я мог позвонить?
Довольно долго из трубки раздавались гудки, сопровождаемые баритоном китайского Элвиса Пресли – она любила песню «Лав ми, тендер», хотя и иронизировала над словом «лав». Видимо, Ирка на меня злилась и думала, отвечать ли на звонок. В конце концов, я услышал ее раздраженный голос.
— Я же го-во-ри-ла, что я на встре-че! – произнесла она по слогам.
— Привет, Ирочка! – я решил компенсировать недостаток вежливости в нашей коммуникации. – Извини! Извини (тут в древних фильмах, которые демонстрируют по net-визору обычно добавляли слово «любимая» — и это помогало в коммуникации. Но в современном мире такое не срабатывает). У меня случилась беда. Просто реальный трындец! – я сделал паузу, чтобы она поняла, что я не шучу. – Мне очень нужна помощь! Мне больше не к кому обратиться. Ирка, пожалуйста, давай увидимся!
— Я на встре-че! – повторила она мажорным голосом.
— Уже на встрече? Или еще только туда едешь? Или еще допиваешь кофе? – уточнил я.
— Ну да, – она заколебалась. – Только еду. Пила кофе, чтобы успокоиться немного после твоих психованных закидонов.
— Так давай увидимся? Мне нужно буквально пять минут!
— Платье Prada мне испортил, – добавила она плаксивым голосом. И я понял, что она уже не злится, а просто капризничает.
— Ирка, ну пожалуйста! Все равно твой освободится только через час! – моя Ирка любила рассказывать про старого козла, про его щедрость и хороший вкус, поэтому я хорошо знал все обстоятельства их отношений. Знал значительно лучше, чем мне бы хотелось.
— Ну хорошо! Подъезжай через десять минут в «Айсберг». Я тут недалеко.
Как я подозревал, она пила кофе в «Васильках». Я представил, как сейчас с опасной ношей я сунусь в метро, как наткнусь на сканер, который контролирует поток людей у турникетов, и никакие голубые глазки меня не спасут. Потому что тут же заревет тревожная сирена, все поезда блокируют и устроят всеобщий шмон. А на автобусе или такси я за десять минут ну никак не успею из-за пробок. Да и не нравилась мне идея выходить из дома с книжкой. Моя обычная уверенность в собственной неприкосновенности была раздавлена офсетной печатью и накрылась дерматиновой обложкой.
— Ирка, Ирочка, я знаю, как это звучит! Но затык у меня тут, в квартире. Пожалуйста, возьми такси, подъедь ко мне! Я тебе буду должен до конца жизни!
— Слушай, тебе нужно, ты и едь! – она снова начинала сердиться.
— Понимаешь, я из дома выйти не могу! Я тебе такси оплачу, ты только приедь!
— Ага, и застряну в пробке, – зло ответила она.
— Ну пожалуйста!
— Смотри, если снова придумал какую-то глупость – больше меня не увидишь! Понял?
— Спасибо! Я знал, что ты поможешь!
Пока я ее ждал, о многом успел подумать: завернуть книгу в бумагу или фольгу и не говорить ей, что внутри? Ирка, конечно, на метро не ездит и со своим гламурным образом жизни на сканер вряд ли случайно нарвется. Но все же, если она согласится взять такой пакет, она мне доверится. А я, получается, использую ее слепое доверие в сомнительных целях. Нет, лучше выложить все как есть, без утайки.
Вот и Ирка! Когда она вошла, вид у нее, понятное дело, был, скажем так, не очень ласковый.
— Деньги на такси! – потребовала она сразу, уперев руки в бока. Не то чтобы ей были нужны мои деньги, просто демонстрировала характер.
Я послушно поднес ей десять юаней и даже немного поклонился, как слуга в японском ресторане.
— Ну, что у тебя? – спросила она отрывисто. – Как ты понимаешь, я уже опаздываю.
— Ирка. Пожалуйста. Возьми на временное хранение одну вещь, – попросил я, глядя ей в глаза. – Скорее всего, ее уже ищут. Скоро, по всей вероятности, будут искать и меня.
Она недоверчиво улыбнулась: мол, разве может быть у такого раздолбая, как я, какой-то ценный и опасный предмет? И вот с такой улыбкой пошла со мной в комнату, где на столе торжественно, будто в музее, лежала черная книга с надписью «Шэкспір. Санеты».
— Что это? – резко спросила она внезапно севшим голосом.
— Книжка, – объяснил я. Видишь – Шекспир какой-то. Я про такого не слышал, может быть, русский писатель. Потому что фамилия на китайскую не похожа. Древнерусский, потому что сейчас таких имен нет – «Уильям».
— Что это? – повторила она громче. Главное – чтобы не начала кричать: на крик соседи могут вызвать милицию, а чем это кончится, прогнозировать тяжело.
— Ну, может быть, русский писатель еврейского происхождения, – продолжал бубнить я. У меня от страха перед Иркиной истерикой начался какой-то ступор, мне казалось очень важным разгадать, что же это за «Шекспир» такой. – У евреев всегда очень чудные имена. Я вот, например, в школе учился с евреем, так у него имя было – Изя. Уильям по сравнению с этим не так уж странно звучит.