Мой Альфа
Шрифт:
Мама подошла, в ней появилась жёсткость. Где моя добрая заботливая мама? В её голубых глазах было столько ненависти, презрения. Поежилась, а потом она ударила меня. Моя голова дернулась в сторону, приложила ладонь к горящей щеке, с открытым ртом смотрела на маму.
– Распутница! Сама побежала! Под кого легла?
Как больно ранят её слова. Пусть так плохо думает обо мне все, только не она.
Но с другой стороны, мама говорит правду. Я не могла его остановить, не хотела. Всхлипнула и упала на постель, ревела, глушила,
– Ничего разлеживаться, пойдём к гинекологу. Не хватало еще, чтобы ты, как и я принесла.
– Мама не нужно, я не забеременею.
– Почему ты так решила?
– Потому что я девственница, – да кончится когда-нибудь мой позор или нет?
– А почему ты голая. – мама сузила глаза, не верила мне. Я её понимала.
– Он отпустил меня, и я убежала. За вещами побоялась возвращаться. Я не хочу об этом говорить.
– Так всё не кончится. Нам нужно уходить. Собирайся, одевайся.
Пока переодевалась, мама расспрашивала меня:
– Почему ты ушла ночью?
– Хотела искупаться. Ты же знаешь, как на меня действует луна.
– Рассказывай всё, – и я рассказала, как встретилась с Альфой, но дальше отмалчивалась. Есть вещи, которые стыдно говорить, даже маме.
– Альфа?! На нас лежит какое-то проклятье. Сколько людей живут и верят, что оборотни это сказки, а нам с тобой они сами попадаются на пути.
С чемоданами мы шли на взлетную площадку. Пока я сидела с нашей поклажей на лавочке, ела мороженое, мама ушла покупать билет. На улице стояла невыносимая жара.
С одной стороны, я радовалась: еду, так далеко, что меня не сможет достать даже Майкл и его свита. С другой стороны, я не увижу этого потрясающего мужчину, не прикоснусь к его горячему телу. Он никогда не поцелует так, чтобы я забыла обо всём на свете.
Перед глазами мелькали картинки проведенного вместе времени. Я до сих пор чувствую его поцелуй на губах.
Как он выл, душу до сих пор переворачивает.
Я не хочу о нём думать, но мысленно всё равно возвращаюсь к нему. Это невыносимо!
Рядом со мной села мама.
– Купила билет? – мама выглядела какой-то бледной.
– Что-то случилось?
– Они запрещают тебе улетать с острова.
– Как это?! Какое они имеют право? Это незаконно! Голова закружилась.
– В полиции на тебя лежит заявление, что ты украла пачку стодолларовых купюр. – мама подозрительно на меня посмотрела
– Нет, мам! Вальтер сам дал её. За рыбу! – она не верит мне.
– Целую пачку? Рыба, конечно же, стоит целое состояние.
– Я не украла! – на глазах выступили слёзы.
– Значит так. Лечу я одна, – что?! А я? – Нахожу твоего отца, пусть помогает. Как-никак, он за всю жизнь ни копейки не платил за твое содержание. Забрать у меня он тебя не сможет. Ты совершеннолетняя. Нам нужна защита. Не смотри на меня так.
– Я против. Ни разу его не видела, и не хочу видеть! Он столько горя тебе принёс.
– Твоего мнения, не спрашиваю. Ты и так уже учудила. Маскировку не снимай, иди в участок и узнаешь всё. Я тебе буду звонить. Давай без твоих фокусов, что ты устроила сегодня. А то некого будет спасать.
– Хорошо, – легко сказать, если я столкнусь с Майклом, меня ничто не удержит.
– Ох, и вляпалась же ты, моя девочка.
Я проводила маму до вертолета, забрала сумку и отправилась домой.
Рыбачить мне не придётся, мама разделила деньги, между нами. Сейчас главное не высовываться.
Занесла вещи домой. Так пусто без мамы. Хоть бы всё обошлось. Мало ли, что взбредет в голову моему отцу. Хорошо если просто пошлёт её, а вдруг…
Даже не знаю, на что способен человек, у которого столько власти. Наверняка он не захочет меня признавать. Я могу испортить его политическую карьеру.
Принимаю душ. Эта тряпка, которой перевязываюсь, чтобы не было понятно, что я девушка, медленно убивает меня. На улице настоящее пекло.
У зеркала сушу волосы, приклеиваю бородавки, бровь, парик. Одеваю шорты и майку, солнцезащитные очки на пол лица.
Да полицейского участка добираюсь на автобусе. Сижу, ожидая следователя. Под потолком со звуком вертолёта, кружится вентилятор, но и он не справляется с такой жарой.
За стол садится дядечка, кресло под ним с жалостливым звуком прогибается. Он достает стакан, пьёт. Подскакиваю, когда он с грохотом кидает на стол папку.
– Итак, ваш паспорт. – протягиваю ему документы.
– Aмин Вульф? – он сверяет фотографию с моим лицом.
– Вам предъявлено обвинение в краже крупной суммы денег, в размере… – заглядывает в папку, глаза широко раскрываются, он удивлённо произносит, – сто тысяч долларов?!
– Я не знаю, почему вы завели на меня дело. Деньги я эти не украл, заработал.
– Что, интересно, такого вы делали, что заинтересовали господина Верде, – лыбится толстяк.
– Я не старался привлечь его внимание. Просто рыбу продавал. В чём претензия, господин следователь? Мы с мамой платим налоги. Захотел он столько заплатить, это его личное дело. Да вы у людей спросите, не один же я был на этом рынке. Когда они уезжали, весь рынок слышал.
– Мы спросили друзей господин Верде, – шавок, не друзей, – и они в один голос говорят, что заплатили тебе просто сто долларов. – Я соскочила со стула.
– Устройте мне встречу с этими мерзавцами, хочу посмотреть, как они будут врать мне в лицо.
– Я не буду отвлекать уважаемых людей по всяким пустякам. И не приближайся ко мне, так близко. Вряд ли они захотят увидеть такого урода ещё раз.
– Хорошо, – вздохнула. – Что со мной теперь будет?
– Задержание до выяснения обстоятельств. – Он что-то писал и не смотрел уже на меня. Ему всё равно, что у меня рушится жизнь.