Мой батюшка Серафим
Шрифт:
После молебна я подошёл к отцу Александру. Он меня поблагодарил за своевременную инициативу.
С того дня я ежедневно молился за российских воинов, воющих на Северном Кавказе «против врага мерзкого». И этого мне показалось мало. Я почувствовал, что мне нужно выказать свою боль и просьбу за воинов российских, защищающих православие и Россию, перед батюшкой Серафимом, попросить его помолиться за Россию и воинов наших, попросить его о чуде помощи нашим воинам.
За вот за этим-то чудом я вновь с детьми поехал 20 августа в Дивеево. После многолетнего перерыва мы ехали в плацкартном вагоне. Хорошо
В Нижнем Новгороде нас встретил мой давнишний товарищ Андрей. Позавтракав, мы отправились в Дивеево, вшестером – я с детьми, и Андрей со своей сожительницей (грубость слов – «сожитель» и «сожительница» – от презрения к таковой совместной жизни) и их совместным пятилетним сыном.
Я не был в Дивеево два года. Многажды увеличилось количество богомольцев, паломников и прихожан. Площадь перед Троицким собором превращена в благоухающий огромный цветник. У трапезной для паломников, получивших благословение, на улице под навесом устроены столы для всех страждущих. Невкусно, просто, но всякому нуждающемуся дадут поесть, дадут хлеб и чай. Любопытная картина. Устроившись за одним из дальних столов семья ела яйца с колбасой. И это в Успенский пост, и это в монастыре, и это в таком святом месте.
Православие толерантно. О чем я, еще совсем недавно, в 1996 году, и не подозревал, обвиняя православие во всем несущественном и несущем православию.
Но суеты и надрыва за два минувших года стало больше. От большого наплыва невоцерковленных людей. И, видимо, от самодовольного преуспевания. Открылся Преображенский собор, еще холодный, еще неуютный, но уже сильный.
По приезде первым делом мы встали в очередь к батюшке, к раке с его мощами в Троицком соборе, поклониться и приложиться, и покаяться. В первые же минуты, в первой же очереди к мощам Серафима Саровского я познакомился с монастырской местной послушницей. Она искала в очереди помощников для переноски продуктов. Я поначалу отказался, потом принял предложение. Она вытащила нас с Андреем из очереди, пообещав, что потом проведет нас к «батюшке».
Мы с Андреем пошли с ней. Семенящей гусыней. Послушница уже два года в монастыре. «Порой так трудно, что и сил нет. В миру тоже, конечно, свои трудности. И в монастыре свои трудности. Но все же в монастыре легче. Святее места нет. Нравится, конечно. Конечно».
Мы перенесли несколько мешков с продуктами из храма от стола подаяния в монастырский подвал, что под Троицким собором, почти под тем местом, где стоит рака. На полу среди овощей и разной снеди обычная глубокая плетеная корзина, из которой выглядывает бутылка с домашним вином, бутылка заткнута пробкой. Повеяло хорошестью.
После мы бестолково и суетно вслед нашей послушнице пошли без очереди к мощам. Послушница повела нас в обход очереди. Тут я и замешкался. Мне сделалось нехорошо от торопливости и от мысли, что к святому месту нас подводят как-то особо, будто бы мы заслужили какое-то особое к себе отношение. Бестолково, наспех прошли
В момент замешательства послушница наша разозлилась на нас. Тут же и осеклась своей злостью. Тут же и стала просить у нас прощения. Я не сразу, не тотчас понял, за что же. Наконец, до меня дошло. Она вывела нас из храма, часто повторяя: «Простите меня». Затем она вернулась и вынесла нам освященного масла.
Вот когда я вновь вспомнил слова монаха с длинными желтыми волосами, с которым я познакомился в Кеми, на подворье Соловецкого монастыря, по дороге на Соловки, о том, что «монахи наблюдают за своим мозгом».
Начался дождь, мы поехали к источнику Серафима в лесу, недалеко от места, где располагался скит Серафима, в котором он жил долгие годы отшельником. У источника огромное число паломников. Много красивых молодых женщин и вполне боеспособных мужчин во имя веры в чудо окунаются с головой в святую воду, которой наполнена лесная чаша.
Как рельефно прорисовывается молодая женская грудь под намокшей и, ставшей прозрачной, рубашкой. А также прелестные ягодицы и другие нежные округлости задницы и ног. Но нет грязного желания дотронуться, раздеть, обладать, схватить. Лишь легкое и не слишком настойчивое желание восхищаться красотой женского прекрасного тела. Нет ощущения обнаженного тела, хотя по кустам белели и кидались в глаза трепетные женские тела, а из воды выходили почти обнаженные женщины.
Подобное же, видимо, испытывали и десятки мужчин, пьющих и слегка матерящихся в светской жизни, а сейчас сгрудившихся вокруг лесной чаши со святой водой.
Здесь святое место. Здесь души спасают. Наверное, такое же трепетное отношение к прекрасному женскому телу появляется у умного священника во время крещения, когда женщину приходится раздевать. И радуется божественной красоте человека, замешанной на божественных дрожжах.
Сверху на купающихся падал отвесно дождь. И небесная вода становилась святой, падая в воду источника. Дождь не сильно, но настойчиво кидался в святую воду источника, как и люди вслед за чудом, в поисках чуда, обретая чудо, соединяя небо и землю.
Люди бросаются в воду без истерик, без скепсиса. Происходящее – уже часть их жизни. Вне этой части – жизни человеческой для них уже нет. Так формируется новая человеческая общность. И дети мои окунулись, и я, и Андрей с Ниной. Нет холода, есть лишь жар от купания.
Над святой чашей источника стоит маленькая часовенка с лампадками, воссоздающая келью Серафима.
Затем мы вернулись в монастырь. И вот тут я сильно заболел. У меня начались жесточайшие желудочные боли. Может быть, язва, или гастрит. Что называется, желудочные колики. Я с трудом стоял у мощей. Я молился о своем выздоровлении.
Ничего не помогало. Мне было невыносимо плохо. Я вышел, прогулялся. Вернулся. Плюнул на свое состояние, поскольку приехал сюда не только ради себя, а молиться за воинов русских.
И я начал молиться за воинов, которые отстаивают честь и достоинство России в Дагестане от нечисти. Помолился, корчась от боли. И затем вновь я просил Господа и батюшку помочь мне, дать мне здоровья.
Тяжелый год. Я постоянно болею. Никак не могу выйти из физического ступора. С начала года продолжается физическое недомогание.