Мой бесстрашный герцог
Шрифт:
Вскоре после свадьбы стало ясно: он точно такой же, как и все остальные. Марк нисколько не ценил ее неординарности, не оценил тех черт, которые отличали ее от других молодых девушек ее круга. Он постоянно обвинял ее во лжи и утверждал, что она была нечестна с ним до свадьбы. В общем, разрушил их брак.
Николь резко задернула штору и медленно направилась к письменному столу и привычной скуке переписки, дававшей, однако, благодатное спасение от болезненных мыслей о прошлом. Все эти мысли теперь не имели значения. Важным был лишь один факт: у нее наконец появился шанс получить то, чего больше всего хотелось.
Главное,
Ей же в любом случае придется находиться в его обществе в течение многих недель. И в его постели… Чтобы он выполнил свою часть сделки. Вероятно, для этого потребуется… не больше нескольких месяцев, разве не так? Да и он сам просил ее о нескольких месяцах. Так что пусть будет три месяца (столько же длился их счастливый брак). За три месяца окружающие поверят, что они настоящая любящая пара. Да-да, пусть так и будет.
Вернувшись к столу, Николь снова села и бесконечно долго расправляла юбки. Она не любила писать письма, пусть даже они на время отвлекали от неприятных мыслей. Марк говорил о своем возможном присутствии в жизни ребенка. Что ж, она позволит ему это. Отказать невозможно. В конце концов, по закону и она, и ее ребенок принадлежали ему. Она сможет счастливо жить и в Англии. Возможно, решит приобрести небольшой коттедж. Ребенок сможет общаться с отцом, а она – со своей семьей и старыми друзьями. Все это будет не так уж плохо. Только сумеет ли она пережить несколько месяцев в обществе Марка…
Был только один способ это выяснить, поэтому…
Внезапно в дверь постучали, и Николь вздрогнула. Вошел дворецкий и протянул ей записку на серебряном подносе.
– Мадам, это только что принесли для вас, – сообщил слуга, поклонившись.
Николь встала, прошла по толстому синему ковру, взяла записку и сразу узнала восковую печать. То была большая и внушительная буква Г (начальная в фамилии Гримальди) на зеленом фоне.
– Спасибо, – сказала она дворецкому, и тот сразу же вышел.
Николь же вернулась к письменному столу, с помощью серебряного канцелярского ножа сломала печать и пробежала глазами короткую записку.
«У меня есть условие к твоему условию. Обсудим за ужином. Буду в восемь».
Глава 13
Едва успели подать вино и первое блюдо, как встревоженная Николь поставила бокал на длинный обеденный стол, взглянула на мужа, сидевшего у дальнего конца стола, и сказала:
– О каком твоем условии к моему условию идет речь?
Марк внимательно посмотрел на жену и ухмыльнулся. Сегодня она выглядела роскошно. Николь всегда становилась удивительно соблазнительной, когда ее настроение соответствовало огненному цвету волос.
Поднявшись, Марк взял тарелку, столовые приборы и бокал, затем прошествовал
– Что ты делаешь? – Она взирала на него с подозрением.
Марку же хотелось позабавиться. Снова ухмыльнувшись, он проговорил:
– Сажусь к тебе поближе. Или ты предпочитаешь говорить о подробностях нашей интимной жизни во весь голос?
– У нас нет никакой интимной жизни, – прошептала Николь.
Марк придвинулся к ней еще ближе, и теперь его дыхание щекотало ее шею.
– В данный момент нет, но скоро будет, дорогая.
Николь поспешно взяла бокал и, сделав большой глоток вина, проворчала:
– Что еще за условие? Говори же…
Марк откинулся на спинку стула и тоже сделал глоток вина.
– А как ты думаешь?
Николь закатила глаза и склонила голову к плечу.
– Нам обязательно играть в эти игры?
– Хотя бы одна догадка! – Марк в очередной раз ухмыльнулся.
– Ладно, хорошо. Если родится сын, он будет больше времени проводить с тобой – это твое условие?
Марк весело рассмеялся, и смех его прозвучал совершенно неуместно в огромной чопорной столовой.
– Ты думаешь, мне будет все равно, если я стану отцом дочери?
Николь пожала плечами, поставила на стол бокал и съела ложку черепахового супа.
– Думаю, дочь будет для тебя менее важна.
На сей раз глаза закатил Марк.
– Это показывает, как хорошо ты меня знаешь. Так вот, я бы, пожалуй, предпочел иметь дочь.
– Что?.. – Николь в растерянности заморгала. – Но почему?
– Я знаю, что английские аристократы предпочитают наследников мужского пола. Но мой-то отец из Италии. А там нежно любят и почитают девочек.
– Да, но твоя семья…
– Мне бы не хотелось говорить об остальной части моей семьи, – процедил Марк сквозь зубы.
Николь натянуто улыбнулась.
– Да, конечно… Я знаю, какой это для тебя больной вопрос.
– Вот и хорошо. Значит, мы оба согласны его не обсуждать. – Марк несколько минут сосредоточенно перекладывал с места на место серебряные столовые приборы, лежавшие рядом с его тарелкой.
Николь же вновь заговорила:
– Твое условие касается проведения времени с ребенком? Я же сказала, что это можно будет устроить. У меня нет никаких возражений.
– Нет-нет, я не о том… – покачал головой Марк.
Семья… Самые близкие люди… Это всегда был для него крайне болезненный вопрос. Он очень любил мать и отца, а они любили его. Но других своих родственников он не знал – ни с материнской стороны, ни с отцовской. Его мать долгие годы пыталась убедить своего отца принять ее мужа и сына. Не получилось. После последнего оскорбления, которое Марк хорошо помнил, хотя ему тогда было всего восемь лет, мать отказалась от дальнейших уговоров, и их маленькая семья переехала в небольшой городок в Девоншире, где они вели тихую счастливую жизнь. Отец там шил обувь. А мать, насколько Марку было известно, больше не пыталась наладить связь со своими родственниками. Что же касается родственников отца, то они жили в Риме, то есть почти на другой планете. Из Италии приходили письма, но оттуда никто никогда не приезжал и родитель никогда не возил маленького Марка в Рим. Он впервые встретился со своими итальянскими родственниками, уже будучи взрослым.