Мой большой... Босс

Зайцева Мария

Закрываю глаза, и снова вижу мужчину. Огромного, сильного, как… Как… Как буйвол, вот! Он стоит возле колодца тети Мани и с размаху опрокидывает на себя ведро воды.

И отфыркивается довольно. А вода льется по его смуглой коже, по шее бычьей, по груди, животу и ой… Руки у него перевиты мускулами, жилистые, крепкие очень. Твердые.

И весь он такой. Твердый и горячий.

А взгляд… Дикий. Напряженный, словно в душу целится. Убивает.

Майка, ты — совсем с ума сошла в

этой деревне. Невозможно же так! Невозможно, чтоб от вида полуголого мужика так крыло!

Это просто эффект неожиданности, испугалась…

У тети Мани, вроде, родни не осталось, а этот вел себя так, словно дома находится. Да и сама тетя Маня шаги мужские слышала и не удивилась.

Значит, знакомый…

Родственник.

Интересно, как его зовут?

Нет! Не интересно! Не интересно тебе, глупая Майка! Ты себя уже показала, проявила во всей красе, овечка заполошная. Правильно меня бабушка так называет, овечка и есть.

Опять возвращаюсь к моему нелепому падению и побегу, переживаю его, стыжусь своего поведения.

Открываю глаза.

Высоко в чистом синем небе парит сокол, выискивает добычу. Слежу за ним взглядом и постепенно успокаиваюсь. Начинаю слышать другие звуки, которых раньше и не замечала, настолько все стук сердца перекрывал.

Вот дятел долбит сосну, вот береза шумит, вот вода в ставке плещет… Тихо и спокойно.

Легко.

Привычно.

Мая, приходи в себя. Тебе еще домой идти, к бабушке. Явишься розовая слишком или бледная, она переживать будет, отварами всякими поить…

А от того, что болит сейчас, отвара нет. Не придумали.

Гость у тети Мани, странный и чужой мужчина, уедет. А ты тут останешься.

Вечера в деревне

— Вот вечно ты чего-то не так сделаешь, — ворчит бабушка, споро раскатывая тесто по столу.

Ее сухие руки, натруженные, костистые, настолько ловко переминают белый, обсыпанный мукой пласт, что я не могу оторвать от них взгляда. Честное слово, гипноз какой-то… И даже ворчание ее кажется уютным.

Она привыкла со мной разговаривать, как, наверно, многие одинокие люди разговаривают, например, с кошкой. Не ожидая ответа. Хотя я могу ответить. И я разумная, в отличие от животных. Ну, по крайней мере, я надеюсь на это.

Но обычно наше общение ограничивается ее пространными беседами и моими жестами: кивание, пожимание плечами, улыбка.

Ей хватает. Мне тоже.

— Я же тебе говорила, надо дождаться ответа от Мани, она должна мне мазь приготовить. Спину прихватило опять, ты же знаешь…

Я выразительно закатываю глаза.

Бабушка опять наогородничалась и теперь ходит, недовольно проминая поясницу. Кто ей виноват? Могла бы меня попросить.

— И нечего мне тут глазюки свои катать, — хмурится бабушка, шлепая тесто обратно на стол, — почему не дождалась? Убежала, заполошная, полдня где-то бегала! Куры в огород пробрались, поросенку надо дать, воды еще натаскать…

Я только вздыхаю.

Не объяснить бабушке, почему я убежала. И слов таких не знаю, какими можно описать все, что чувствую, что думаю.

Вечером сяду, в дневник запишу.

— Тебя уже Варька прибегала, искала, — продолжает бабушка, убирая тесто в сторону и накрывая его чистой тряпочкой, — и чего ходит, чего ходит… Непутевая… Опять с Витькой спуталась… Не гуляй с ней, Майка. Шоболда она.

Киваю, глажу бабушку по плечу и иду делать домашнюю работу. Кормить поросенка, набирать воду из колодца… И думать про загадочного мужчину во дворе тети Мани.

Хорошо, что это все можно делать одновременно.

Варька застает меня как раз, когда я набираю воду во второе ведро.

— Майка!

Я поворачиваюсь, улыбаюсь, машу ей, чтоб заходила.

— Бабка твоя дома? — оглядывается настороженно, она в курсе, что бабушка ее терпеть не может.

Показываю, что нет. Она забегает во двор, скептически осматривает мой ситцевый халатик, ведро и заколотые небрежно волосы.

— Ты чего тут? До ночи впахивать собралась?

Пожимаю плечами. Как закончу, так и закончу. Куда торопиться?

— Давай, вечером в клубе будут танцы. Васильевские, говорят, приедут. Пошли.

Я отрицательно машу головой. Нет уж. Мне наш клуб деревенский не нравится, музыка там ужасная, да еще все время ставят блатную по запросам местного населения.

Ну и народ, соответственно…

В бабушкиной деревне на удивление много молодежи живет. В основном, потому, что здесь есть школа, причем одиннадцатилетка, детский сад, и все прямо в деревне. Кроме этого, здесь до сих пор существует совершенно не разваленный колхоз, который теперь называется по-другому, конечно, но суть прежняя. И народ там работает. Там, да на лесопилке.

В целом, богатая деревня, уже даже не деревня, а село.

Я здесь отдыхаю каждое лето, начиная с июня и завершая августом.

Правда, последние три года — с середины июня только, потому что экзамены в колледже занимают большую половину первого летнего месяца.

Но потом стабильно сюда.

В принципе, за столько лет могла бы и привыкнуть к местным развлечениям. Но никак. Не привыкла.

И потому клуб деревенский не переношу, а уж когда там в гостях русские байкеры на «Явах» из соседней Васильевки, то вообще лучше не соваться.