Мой братишка
Шрифт:
Еще там была одна обезьяна, которая все время протягивала лапку, выпрашивая еду. Если посетители ей ничего не давали, она доставала откуда-то монетку, просовывала ее между железными прутьями, как будто просила продать ей чего-нибудь вкусненького.
Еще я натрепал ребятам, как пробовал загипнотизировать одну обезьяну. Она от этого якобы в страхе забивалась в угол. И вообще все обезьяны боятся меня. Настороженно держатся друг за друга и не спускают с меня глаз. Это я, конечно, опять придумал. Откуда ребятам знать, что обезьяны всегда не спускают глаз с того, кто подходит к клетке. И совсем не важно, кто это окажется.
Чего я только не наговорил! Придумал даже, что скоро устроят специальный отлов обезьян и
Зима от удивления открыл рот и решительно заявил, что обязательно пойдет вместе со мной.
— Ладно, — говорю, — только сначала заглянем в сад, там черешня созрела, вот и полакомимся.
А сам подумал: «Наедимся черешни, и ребятам будет не до питомника».
В назначенный час к нашему дому подошел только Путик. Зиму, наверное, не пустили, и я был рад. Теперь вся эта затея мне уже не казалась такой безобидной, как раньше. Киму я сказал, что мы с ребятами уходим на нашу полянку. Он мне не поверил и решил идти с нами. Если честно, я даже обрадовался. Всего раз ходил я к обезьянам один, и Ким об этом даже не знал. Пан Короус тогда пошел ужинать, и я незаметно юркнул в обезьянник. Я смотрел на обезьян издалека, боясь подойти к ним ближе. Я всегда их боялся. Но Ким об этом не знал. Разберись тут, зачем лезу я в обезьянник, да еще с Путиком, если боюсь обезьян.
Все это верно. Но такая уж у меня натура: боюсь, а все равно иду напролом. Хорошо еще, Ким пошел с нами!
От института в сад ведет узкая тропинка. Люди проходят по улице и не подозревают, что за стеной растут черешни и поднимается густая, высокая трава — прекрасный кусочек сада, который никому не принадлежит. Мы живем около института и в сад попадаем через двор нашего дома и затем через крышу гаража, которая с нашей стороны спускается к самой земле. У стены растут несколько елок и две березы. Под ними широкий пень, к которому мы подтащили две каменных плиты, тут можно даже готовить уроки. Когда погода теплая, мы торчим здесь целыми днями.
Ребят из школы мы в сад не приглашаем. Только однажды я повел туда Ракосника, он зашел ко мне за тетрадками, потому что болел и теперь должен был кое-что списать у меня. Я показывал ему сад, говорил, как мы с Кимом любим здесь бывать, какая тут тишина, а по весне вся земля становится желтой от одуванчиков. Ракосник уставился на меня, как на чудо: чего тут может быть интересного — смотреть на какие-то идиотские цветы? Да лучше пойти в кино!
Ким тоже однажды пригласил какого-то Миклика посмотреть на попугайчиков. Миклик стал выхваляться, что у них в Еванах дача с бассейном, а скоро сделают и настоящий камин. Этот камин особенно произвел впечатление на Кима. Миклик рассказывал, что для камина покупается специальное дерево и что их семья будет теперь сидеть у камина, как у костра.
Потом Миклик пригласил Кима посмотреть их собаку — белого фокстерьера, одетого с головы до пят в какую-то домашнюю одежду: собака часто простужается, вот на нее и надевают пижаму, в которой она и спит. Пижама застегивается на спине, и все это выглядело очень смешно. Снаружи торчали только голова и хвостик. Когда Ким собирался уходить, собака выскочила из двери на улицу и побежала по тротуару. Миклик бросился за ней. Видя их, прохожие останавливались и весело смеялись.
С тех пор Ким был безразличен к каминам. И однажды он даже сказал, что костер в доме — это такая же глупость, как собака в пижаме. И Миклика после этого он больше не приглашал к нам домой.
Когда мы бываем у дедушки, то частенько вместе с ребятами разводим костер. Но его нельзя разводить близко от нашего дома: в саду у дедушки живут пчелы и дым для них вреден. Раньше дедушкины
Во время войны у железной дороги шли бои, и дедушка был ранен в колено. С тех пор нога у него немного кривая и он хромает. Сейчас он живет в своем домике совсем один, но когда приезжаем мы с Кимом, мама и папа, в домике становится тесно. Я никак не могу представить, как тут жил дедушка, когда он был маленький, со своими родителями и четырьмя братьями.
Ким очень любит помогать дедушке доставать из ульев соты. Ульи деревянные и покрашены в разные цвета. Ким совсем не боится пчел, хотя, когда он достает соты, какая-нибудь пчелка обязательно ужалит его.
Костер мы разжигаем у карьера. Вот весело, когда приезжают наши родители и привозят нам сардельки, а иногда мы запекаем просто хлеб. Однажды ребята взяли яйца, разбили несколько штук в кастрюльку и поставили на огонь. Но получилось нечто черное и невкусное, невозможно было есть.
Над карьером поднимается лес, еще выше — вырубка, а над ней на большом раскидистом дереве мы устроили себе смотровую площадку. Мы с Кимом любим туда залезать, когда нам нужно поговорить о серьезных вещах или помечтать. Например, о том, что именно на этом месте мы построим себе дом, когда станем взрослыми. Дом с башней, а в ней две комнаты: одна окнами на восток, другая — на запад. В восточной комнате поселится Ким — будет вставать раненько, слушать, как поутру поют птицы. В комнате с окнами на запад обоснуюсь я, ведь мне до позднего вечера придется писать. На крыше мы построим террасу. Там Ким разложит разный корм для птиц, можно накидать ветви и сучья, чтобы птицы могли вить гнезда, если им понравится. В ствол дерева он вмонтирует микрофон, и тогда можно будет, находясь в комнате и не нарушая спокойствия птиц, записывать их трели. Наверное, я буду зарабатывать больше денег, чем Ким, но это неважно. Ему никогда ничего для себя не нужно. Брат не обращает внимания на то, какой на нем свитер — старый или новый. Он безразличен к еде. Ким мечтает стать учителем природоведения. Это интересней, чем работать в какой-нибудь лаборатории, как папа. Он мог бы жить в Олешнице целый год. А мне приходилось бы несколько недель в году путешествовать — набираться впечатлений. Когда нас будут навещать мама с папой, они смогут гулять по лесу или загорать на верхней террасе.
Только над одним мы пока еще серьезно не задумывались: на какие средства мы построим этот дом. Тут ведь надо много денег накопить, а на это уйдет немало времени. У меня, как правило, из тех денег, что дают нам родители, ничего не остается. А вот у Кима есть коробочка, в которой у него уже насобиралось более пятисот крон, но однажды он взял и купил мне на них спальный мешок. Не знаю, как это пришло ему в голову.
Было это год назад. Наш класс отправлялся в двухдневный поход, а дома у нас был только старый потертый спальный мешок. Я рассердился и в сердцах пожаловался Киму, что у других ребят вещи намного лучше, чем у нас, и потом еще добавил, что наши родители вообще не интересуются, как мы одеты и в чем я буду ночью спать во время похода.
Ким мне на это ответил, что слышал, как мама с папой спорили, нужно ли покупать новый ковер в прихожую. Старый-то сильно потерся, а без ковра нельзя: живо весь паркет испортим. Я был сильно не в духе и сказал Киму, что слышать не хочу ни о каких коврах, раз у меня нет самого необходимого. Спального мешка, например. Мне и в голову не могло прийти, что, наслушавшись моих обид, Ким достанет свои деньги и купит мне к празднику спальный мешок. А родители и вовсе удивились. Они все спрашивали, откуда у него взялись такие деньги.