Мой бывший враг
Шрифт:
Правда, конец августа запомнился мне относительно светлым и уютным. Я большую часть времени проводила у Димки дома после того, как его выписали. Так было удобно. Утром я ездила с ним в новомодный кризисный центр, и пока с ним работал психотерапевт, физиотерапевт, массажист и какие-то ещё спецы, торчала с Димкиным ноутбуком внизу, в кафе, смотрела по wi-fi фильмы или читала.
Мне здесь нравилось. Просторно, чисто, красиво, спокойно. Я бы даже сказала – умиротворяюще. Много света, но не слишком яркого, не режущего глаза, много зелени и воздуха. Под высоким
Иногда сеансы затягивались надолго, и тогда я успевала прогуляться по округе, зайти в супермаркет купить что-нибудь из продуктов, пару раз перекусить. Потом, ближе к вечеру, мы ехали на такси обратно.
Однажды, после сеанса, я позвала его погулять в скверике рядом с Центром. И сто раз пожалела. Я держала Димку под руку, и тросточкой он перед собой постукивал, но всё равно ступал так, словно мы шли по тонкому льду, который вот-вот провалится.
На одной из скамеек сидела компания парней, примерно наших ровесников. Хотя нет, они были на пару лет младше.
Завидев нас, эти идиоты повели себя просто как отморозки.
Сначала без всякого зазрения совести стали между собой громко обсуждать:
– Шикарная тёлочка, я б отдался.
– Ага, зачётная. Только чел с ней какой-то… слепой, что ли?
– Хренасе!
Я почувствовала, как Дима напрягся, и попыталась его успокоить:
– Не обращай внимание. Обычные тупые малолетки. Не слушай их. Просто идём дальше.
Но эти решили, видимо, поразвлечься.
Один из них снялся со скамейки и, вихляя, направился в нашу сторону. Встал перед нами, преградив путь.
– Привет, – бросил он весело.
И сам при этом взвёл средний палец вверх и поднёс близко-близко к Диминому лицу. Конечно, Дима не увидел его оскорбительный жест, и эти идиоты захохотали как кони.
– Ты дебил? – разозлилась я.
– Эй, красотуля, пойдем с нами. Нахрена тебе этот слепошарый пень?
Он потянул ко мне руки, словно хотел приобнять, а Дима, хоть и не видел, но, видимо, ощутил движение, потому что тут же ударил его своей палочкой. Жаль, не в лоб. Пацан взвыл, выматерился и уже сделал выпад, но я успела его толкнуть. Дима ведь даже закрыться не смог бы.
– Ты что творишь? – закричала я и повернулась к его дружкам: – Вы совсем озверели?
На наше счастье, по дорожке шли ещё двое парней явно постарше. Они и вмешались, перетянув на себя внимание этих малолеток, а я поскорее утянула Диму за собой оттуда прочь.
Позже я прокручивала в памяти все события того лета и затем осени, стараясь понять, почему всё вышло именно так. И почти не сомневалась, что именно та стычка в сквере стала отправной точкой. Тот дурацкий эпизод изменил Диму, точнее, что-то надломил в нём, только я это далеко не сразу заметила…
Впрочем, на следующее утро Дима выглядел совершенно обычно. Мы позавтракали и поехали в Центр. Правда, он вдруг заявил, что я не обязана его
– Но я хочу! Или я тебе надоела? – напустила я в голос шуточного гнева.
Он улыбнулся совершенно искренне. Даже приобнял меня.
– Ты же знаешь, что нет.
Реабилитацию в этом центре могли себе позволить далеко не все. Я как-то заглянула в прейскурант и дар речи на время потеряла. Правда, оплачивал лечение его отец.
Вообще, мы с Димкой о деньгах никогда не заговаривали. Они у него просто были и всё. Он о них вообще не думал. И мне кажется, он даже плохо представлял себе, что большинству людей приходится их тяжело и упорно зарабатывать.
Димка, конечно, не был транжирой. В смысле, он не фанател от всяких навороченных фишек, не сходил с ума, что вышел новый айфон, не рвался срочно его заиметь, шмоточником тоже не был. В общем, не гонялся за модой и брендами. Но искренне не понимал, зачем я покупаю к ужину продукты в супермаркете и таскаюсь с полным пакетом, когда можно взять всё самое свежее и отборное возле дома, и плевать, что цены у них там в десять раз выше. А ещё лучше вообще готовое с доставкой из ресторана заказать.
– Ну это уж вообще блажь! – восклицала я. – Зачем заказывать, если я всё могу сделать сама?
Порой я чувствовала себя с ним какой-то ворчливой скрягой, считающей, к тому же, чужие рубли. Но ничего не могла с собой поделать – после долгих лет бедности и жесткой экономии сорить направо и налево у меня просто рука не поднималась.
Да и готовить для него мне было в удовольствие, тем более на их шикарной кухне.
Правда, ел Димка плохо и мало. Чаще вообще отказывался. Я потом поняла – он всё ещё не привык к тому, что не видит. К тому, что всё приходится делать на ощупь. Он попросту стыдится собственной неуклюжести и боится выглядеть беспомощным.
С каждым днём его всё больше напрягало, что я за ним ухаживаю, подаю, подношу, пододвигаю. Это его будто придавливало. Если он что-то ронял, просыпал, проливал – я сразу убирала, поднимала, вытирала. Он слышал мою возню и каменел, мрачнея.
При этом Димка упрямо пытался всё делать сам. Ну и конечно, у него плохо получалось или вообще никак. Всё валилось из рук, ломалось, разбивалось. Первое время я тут же кидалась помочь, но видя, что он после этого ещё больше замыкается в себе, стала себя сдерживать.
На ночь я к себе не уезжала, оставалась у него, потому что утром нужно было снова в Центр. И этот момент, перед сном, всегда наполнялся неловкостью.
Я поднималась вместе с Димой до дверей в его комнату, слегка вибрируя в ожидании, а потом… мы прощались на ночь. Он желал мне приятных снов и уходил к себе.
«Спокойной ночи», – вздыхала я разочарованно и отправлялась в гостевую.
Я бы никому не осмелилась признаться в этом, но каждый раз мне хотелось, чтобы он позвал меня с собой. Чтобы мы с ним легли спать вместе, в одну постель. Ну или чтобы он хотя бы задержал меня на минуту в коридоре, обнял, поцеловал, как раньше.